Несколько клиенток рассказывали мне, что почему-то их не любили учителя. Одну из них называли тупой. Сейчас подобное отношение к ученикам не так часто встретишь, но раньше такое обращение считалось допустимым. Две другие клиентки, напротив, были слишком активными и сообразительными, и их преподавательницы почему-то сердились, отчитывали их и даже осаживали своих учениц. Возможно, неудобство у учителей возникало из-за того, что им нужно было как-то реагировать на активность, а сил на это не было: хотелось послушных и тихих детей. И в результате сложившиеся неприязненные отношения, разумеется, совсем не способствовали развитию доверия к взрослым людям.

Особого упоминания заслуживает подростковый возраст. В это время растущий ребенок чрезвычайно уязвим: он нуждается в принятии со стороны сверстников. Насмешки, бойкоты и прочие проявления группового отвержения могут спровоцировать сильную травму. И, как я уже говорила выше, травматичное событие психика Жертвы может вытеснить, но боль и страх перед другими людьми останутся.

Итак, у каждого из нас есть своя личная история потери доверия. Есть страх небезопасности, который возник рядом с самыми близкими людьми. Или не очень близкими, но которые были рядом, и уйти от них было невозможно. И тот самый страх все еще жив, воспринимается как актуальная угроза, которая может повториться.

Единственный способ избавиться от страха и восстановить доверие себе и другим людям – это начать исцеление своих детских травм, из-за которых у нас и закрепились страх и последующие механизмы защиты от него.

В рамках этой книги вы сможете найти (точнее, обнаружить) эти травмы и осознать их влияние. Но исцеление возможно только в том случае, если вам удастся их отпустить, отгоревать, высказать все, что застряло в горле, в некоторых случаях – «отозлиться», восстановить права и границы. Все это можно сделать в процессе индивидуальной или групповой терапии.

Давайте внимательно рассмотрим некоторые примеры, результатом которых стали страх и потеря доверия.

История первая

МЕНЯ ОТДАЛИ НА ПЯТИДНЕВКУ

«Мне три года, и меня привели в садик. Мама сказала, что мне здесь будет весело, но мне страшно. Чужие взрослые женщины говорят мне, что я должен делать. Они заставляют меня есть еду, которая мне не нравится. Они заставляют меня спать, хотя я не хочу.

Один раз я пытался протестовать, но на меня прикрикнули. Я испугался. Они же большие, а я маленький. Они определенно сильнее меня. Тогда я плачу, чтобы показать им, как мне больно и страшно. Но они сердятся еще больше. Называют меня плаксой. Вечером меня не забирают домой. Это – пятидневка.

Тот ужас, в котором я нахожусь, не заканчивается. Я не могу повлиять на то, что происходит со мной. Не могу вернуться домой. Не могу остановить насильственное кормление. Не могу сказать, как мне не нравится то, что со мной делают. Меня как будто нет для этих взрослых. Есть только мое тело, которое они должны сохранить. Но они не видят, что я страдаю. Не видят, что я не только тело. Не признают, что я человек, обладающий человеческими правами. Удивительно, но они считают, что мне должно быть хорошо и я должен быть за это благодарен.

Я еще не знаю о времени. Я не понимаю, как долго продлится пытка. Она мне кажется бесконечной. Я чувствую себя плохим и нелюбимым. Разве можно оставить своего ребенка в этом месте, если его любят? Я полагаю, что нет. Видимо, меня не любят. Я не знаю, как можно выдерживать этот ад бесконечно. Тогда я принимаю решение нравиться взрослым.

Я замечаю, как смягчается голос у воспитателей, и они даже хвалят меня, если я слушаюсь. Точно так же я слушаюсь маму и папу, хочу им понравиться. С одной только надеждой, что за хорошее поведение они заберут меня отсюда. Я думаю только о том, чтобы меня забрали. И я стараюсь нравиться всем, потому что считаю, что только так я получу освобождение».

Эта история – иллюстрация того, как и почему у героя возникло недоверие не только к другим людям, но и к себе. Себе – в том, что можно открыто показывать свои чувства, например недовольство.

Поскольку недовольство не было принято как сигнал, заслуживающий внимания, оно стало «опасным» и для мальчика. И, напротив, когда мальчик понял, что милым и послушным быть безопаснее, он надел эту маску на себя и носил ее долгие годы, полагая, что быть приятным и жертвенным – это его истинная натура. Одновременно он мечтал получить внимание матери и отца, очень сильно страдал, потому что не знал, кто он и зачем появился.

История вторая

Я ЗАМОРОЗИЛАСЬ

«Я часто замирала перед другими людьми, становилась каменной, неживой. Что это было со мной? Например, вопрос “Что ты хочешь?” меня всегда ставил в тупик. Точнее, я впадала в ступор, чувствовала, словно замираю. Когда интересовались моим мнением, я собиралась с силами, чтобы выдать что-то умное. Выходит, тоже замирала, но очень старалась держать лицо.

Сейчас я замираю, когда оказываюсь среди незнакомых людей. Я не могу чувствовать себя естественно, свободно. Я двигаюсь и говорю шаблонно, как будто я не живой человек, а заведенная игрушка.

Я не сразу это заметила. Я замечала только последствия: мне будто было тяжело/скучно/неинтересно c другими людьми. То есть я замирала, становилась неживой, а мне казалось, что мне тяжело с людьми. Отчасти поэтому я не любила менять работу, не хотела начинать какие-то хобби или учебу, не хотела знакомиться с новыми людьми – потому что старых я хотя бы знала. И уже привыкла к ним. Конечно, были люди, с которыми я могла раскрепоститься и быть собой, и поэтому считала их хорошими людьми.

Когда я заметила свое замирание, я ужаснулась. Мой страх перед миром во многом формировал мою жизнь, управлял моими действиями и моей судьбой. В тот момент, когда я ощутила свой страх, я стала вспоминать о том, как строго ко мне относились в детстве. Везде – дома, в саду и в школе. Я не успевала почувствовать, что я хочу, потому что все уже было решено за меня: что я буду есть, куда пойду учиться, с кем буду гулять, во что буду играть, какие кружки буду посещать. Меня стыдили за “неправильные” чувства (мне сказали, что плакать нельзя, злиться стыдно). За “неправильные” желания тоже стыдили: например, меня называли белоручкой и барыней за то, что я не хотела учиться шить…

Я не приобрела навык слышать себя: точнее, ему не дали места, его перекрыли. Это привело к тому, что я стала слушать других людей: что “правильно” чувствовать, как “правильно” выглядеть и что “правильно” хотеть. Я научилась изображать “нужные” чувства и “правильные” желания и даже почти поверила, что все это – мое.

Однако, реализуя не свои желания и заставляя себя чувствовать то, что я не чувствую, я оставалась все тем же маленьким послушным ребенком, за которого все решают другие люди. Мне это не приносило ни радости, ни даже удовлетворения. А новых людей я боялась.

Что было потом? Я стала отогревать своего Внутреннего Ребенка. Мне мешал мой Внутренний Тиран, потому что он постоянно решал, как правильно поступить. Однажды, после некоторого опыта таких внутренних практик, я пришла в магазин женской одежды. Мой взгляд упал на милую футболку в цветочках – почти детскую. И я заметила, что кто-то внутри сказал мне: “Не надо это тебе, возьми что-то более приличное”. Внутри было холодно. Я уже почти подчинилась, но вдруг что-то очнулось во мне: вот что я делала с собой всю жизнь – я сама подавляла себя.

Я купила смешную футболку и немедленно почувствовала тихую радость. Это радовался мой Внутренний Ребенок. А я увидела, что у меня есть желания! Свои! Это было счастье. Потом я каталась на самокате, пускала мыльные пузыри и к концу дня развеселилась. Я была живой! Я была собой!»

Эти истории показывают, как начинается непринятие себя и как мы начинаем подавлять «настоящесть», то есть искреннее, спонтанное (неконтролируемое) самовыражение. Чтобы не переживать боль отвержения, наказания, грубого обращения, мы начинаем себя контролировать. Контроль осуществляет фигура Внутреннего Тирана. Получается, что одну часть контролирует, осуждает и хвалит другая часть. Внутренний Ребенок находится под контролем Внутреннего Тирана. И слушается его.

Другие люди и обстоятельства своими действиями всего лишь «запускают» наш внутренний конфликт. Если они осуждают нас – мы осуждаем себя сами. Чужую оценку мы мгновенно запускаем внутрь себя и сами себя наказываем. И все начинается в детстве, когда нас воспитывали.

Травма недоверия: в детстве мы считали себя виновными

Будучи ребенком, вы не могли разобраться в том, что происходит с родителями. Вы попросту не были взрослыми. Поэтому вы не могли осознать, почему они, к примеру, ругаются. Но их скандалы причиняли вам боль.

Вы не могли понять, почему они ругают вас, и считали себя причиной их недовольства. Если они мало обращали на вас внимания или, напротив, слишком контролировали, вы думали, что все из-за вас, что вы не достойны внимания, все делаете «не так» и поэтому вас нужно контролировать.

Если семья была бедной, вы старались ничего не просить. Если родители плохо себя чувствовали и грустили, вы могли не просить их внимания – им же тяжело. Или вовсе начинали решать их проблемы.

Вы выработали определенную стратегию поведения – спрятались или стали такими, какими было быть безопасно. И вы не думали, что причина происходящего – не в вас. Но причина действительно была не в вас. Вы были зависимы и вынуждены вписаться в предлагаемые условия, которые создавали взрослые вокруг вас. Но день за днем, раз за разом вы привыкали к тому, что с вами что-то не так, что вам нужно прятать свои чувства, нужно подавлять непринимаемые качества характера. Все это стало глубоко укоренившейся привычкой, которую мы даже не считаем привычкой. Мы считаем, что мы действительно плохие и виноватые.

Наша задача – вспомнить, как все начиналось. И снова посмотреть на себя, теперь уже другими глазами.

А что же происходит с родителями? Они тоже пытаются «обслуживать» свои дефициты. У них тоже есть травмы и сложившиеся модели выживания. И в свое время они относились к вам настолько тепло, насколько позволял их личный ресурс. Возможно, вам вообще не досталось тепла.

Психологические травмы требуют большого количества ресурса на обслуживание. На их вытеснение, на нейтрализацию злости, вины нужно много сил. На переживание жажды любви нужен ресурс. Например, если вы страдаете от того, что вас не ценят, вы теряете силы. Самоограничения и самонасилие требуют гигантских ресурсов. Если мы сопротивляемся самонасилию, мы тоже тратим силы. Ребенку достается то, что остается. Именно поэтому, если мы любим своих детей, нам нужно заниматься своими травмами и остановить слив ресурса.

Одна моя клиентка была очень зла на свою маму за отсутствие не просто теплоты, но даже любых эмоций по отношению к себе. Она никогда не была собой, она даже не знала, какая она на самом деле. Всю свою жизнь (а ей уже за сорок) она ассоциировала себя с тем образом, который она создавала для других, – с хорошей девочкой. Она была опутана стыдом и виной – это, кстати, верный признак того, что человек не принимает себя настоящим.

Когда она рассказывала про мать, я со стороны чувствовала, что ее мама – сломленный человек. Женщина, которая просто играла роль матери и хозяйки при вспыльчивом и властном муже. У нее было трое детей, но ей было не до них. Она очень старалась угодить мужу, чтобы не оказаться раскритикованной или даже побитой. То есть мама моей клиентки не повзрослела и тоже была «хорошей девочкой».

Другая женщина тоже очень злилась на свою мать из-за невнимания с ее стороны. Мама развелась с мужем-дебоширом и впоследствии пыталась выстраивать отношения с другими мужчинами. В доме появился один мужчина, потом другой… Мать все свое внимание уделяла своим новым партнерам. Девочка очень страдала из-за этого. Она всячески старалась заработать хотя бы каплю внимания. Она хотела делиться с матерью, рассказывала истории из своей детской жизни… А та ссылалась на работу и на необходимость готовить.

Вы можете сами вспомнить у себя такие эпизоды. Когда у вас не было сил заниматься детьми, вы говорили, что вы заняты, вам нужно готовить, работать, убирать… Ресурс уходил «на сторону», но никто раньше об этом не думал, не размышлял.