– Ты рассказал, что предлагала родителям богиня Священного Первоначала и что предлагали Разделенные боги… чем они обещали меня одарить, что готовили для меня в будущем. А что обещал ты?

Он сидел неподвижно, будто каменная горгулья на крыше храма, но я заметила, как дернулось его горло, когда он сглотнул.

– Ну… – начал он. – Это и есть тот подарок, который я для тебя приготовил.

– Подарок, который не ожерелье, – уточнила я, пытаясь доискаться до смысла его слов.

Крестный загадочно улыбнулся:

– Который лучше любого ожерелья. – Он протянул руку, будто хотел погладить меня по щеке, и этот жест был наполнен удивительной нежностью, в которой никто бы не заподозрил устрашающего бога смерти. Но я не хотела, чтобы он ко мне прикасался, и он это почувствовал и убрал руку. Его взгляд наполнился пониманием. – Я сказал этому глупому охотнику: «Отдай ее мне, и она никогда не узнает ни голода, ни нужды. Позволь мне стать ее крестным отцом, и сроки жизни будут отмерены ей полной мерой. Она познает секреты и тайны Вселенной. Она станет великой целительницей, величайшей из всех, кого знала земля. Я одарю ее силой сдерживать многие болезни и хвори и даже меня самого».

Я наморщила лоб, пытаясь понять, что означают эти ослепительные обещания.

– И… и что это значит?

Он рассмеялся:

– Ты, моя милая Хейзел, моя крестница, станешь врачеей.

Я моргнула, не уверенная, что расслышала правильно.

– Врачеей?

Он кивнул.

– Но это… это так… Ты уверен?

Крестный издал тихий смешок:

– Каждый должен так или иначе найти свой путь в этом мире, Хейзел. Тебе не нравится лекарское ремесло?

Я покачала головой, не зная, как выразить словами смятение.

– Нет. Вовсе нет… На самом деле я хорошо разбираюсь в лекарственных растениях и знаю, как делать целебные мази, чаи и настойки.

– Конечно, ты знаешь. – Он улыбнулся, оставив меня гадать, откуда во мне таланты к целительству.

– Просто ты… ты же бог Устрашающего Конца. Зачем тебе… – Я осеклась и прикусила губу. Мне хотелось, чтобы он понял сам. Чтобы не пришлось произносить это вслух. – Зачем тебе нужно, чтобы кто-то лечил больных и они исцелялись? Разве ты… разве ты не хочешь, чтобы мы умирали?

Его смех прокатился волной среди черных скал.

– Неужели смертные так плохо думают обо мне? – Он вытер с уголка глаза слезинку смеха. – Я не хочу, чтобы все умирали. Просто… смерть – это часть жизненного пути, разве нет? Равновесие. Если было начало – рождение, значит, должен быть и конец, то есть я. Понимаешь?

Я пожала плечами:

– Людям это видится иначе.

– Да, наверное, ты права, – задумчиво произнес он. – Тем не менее это правда. Если ты спросишь богиню Священного Первоначала, она скажет тебе то же самое.

– Я увижу богиню Священного Первоначала? – спросила я с разгоревшимся интересом. – Мне будет можно с ней поговорить?

– Когда-нибудь да, – ответил он. – Когда ты освоишься. Когда начнешь обучение.

– Обучение?

– Всем целителям следует изучить анатомию, физиологию, химию и ботанику. Они должны понимать, как работает человеческий организм, какие в нем могут возникнуть неполадки и как их исправить. – Он пристально посмотрел на меня. Его красные с серебряным глаза стали огромными, как у совы. – Ты бы пошла к лекарю, который ничего этого не знает?

Я поморщилась:

– Конечно, нет. Но мне кажется… это так сложно.

– Да, будет сложно. Но ведь ты не из тех, кто пугается трудностей, да? К тому же… – хитро прищурился он, – на этом пути тебе поможет мой второй подарок. Ты станешь великой целительницей, Хейзел. Очень сильной. Лучшей из всех в королевстве. Может, и во всем мире. Ты будешь лечить принцев и их невест. Короли будут знать твое имя и призывать тебя, если вдруг столкнутся с болезнью.

– Правда?

Его слова всколыхнули во мне странное, незнакомое чувство. Оно жгло меня изнутри, заставляя выпрямить спину и расправить плечи. Чувство, похожее на… честолюбие.

Я представила, как делаю все, о чем говорил крестный. Я желала такой судьбы, и это желание походило на жгучий, острый голод. Мне не терпелось скорее приступить к обучению, доказать, что я тоже на что-то способна, доказать близким – родителям, – что я не никчемная, как они думали. Я могу приносить пользу людям, я действительно чего-то стою.

– Ты правда думаешь, что я смогу? – спросила я, и мое сердце наполнилось неудержимым восторгом, будоражащим кровь. Это был очень важный момент. Решалась моя судьба.

– Сможешь, – твердо проговорил крестный. – С моей помощью.

Он поднял руку и, помедлив долю секунды, положил ладонь мне на лоб. Мне вспомнились празднества в Рубуле, когда жрицы богини Священного Первоначала шествовали по улицам и одаряли детей благословением. Мои братья и сестры получали эти благословения из года в год, но я – никогда. Однажды жрица богини рождения потянулась и ко мне, но мама непочтительно оттолкнула ее руку в храмовых татуировках и рявкнула: «Дура! Этот ребенок обещан другому богу. Ей не нужно благословение твоей богини».

Рука крестного лежала у меня на лбу приятной тяжестью, и теперь я поняла, что, несмотря на стыд и смущение, которыми тогда отозвались во мне резкие мамины слова, она была права: я действительно обещана другому богу. Богу Устрашающего Конца. Я принадлежала ему всем своим существом. Все во мне тянулось к нему, ведь мы были связаны судьбой.

Когда он заговорил, его слова гулко отдались в моей груди, отпечатались на костях, проникли в каждую клеточку тела и остались там навсегда.

– Я даю тебе дар проницательности, Хейзел Трепа́, силу зреть в самую суть. Отныне ты будешь знать, что беспокоит больного и как лучше его излечить. Твои руки целительницы принесут облегчение недужным, продлевая и улучшая их жизнь. Твое имя будут произносить с благоговением и трепетом. Ты обретешь признание, славу, все, чего пожелаешь, благодаря этому дару. Моему дару тебе. Ты будешь пользоваться этим даром всю долгую и счастливую жизнь.

Он убрал руку, и я ощутила болезненную пустоту на том месте, где раньше лежала его ладонь. Мне так не хватало ласковых прикосновений. В нашей семье не приветствовались проявления нежности. Я и не помнила, когда меня обнимали в последний раз. Наверное, когда с нами был Берти. Самый добрый, открытый и ласковый из нас, он никогда не стеснялся объятий.

– Трепа́? – переспросила я, сдерживая мысли о брате.

Моя фамилия была Лафитэ.

– Ты больше не принадлежишь той семье, – объяснил он. – У тебя началась новая жизнь.

– Я не чувствую себя как-то по-новому, – призналась я после долгой паузы.

Я прислушалась к себе. Ждала, что сейчас у меня в голове блеснет искра осознанности. Между нами с крестным произошло что-то важное. Возможно, самое важное в моей жизни, но теперь, когда те мгновения миновали, я не ощущала в себе никаких изменений. Я была просто… собой.

Он улыбнулся мне с отеческой гордостью, к которой примешивалась доля озорного веселья. Странное сочетание.

– Так и должно быть. Помнишь монету?

Я кивнула.

– Она уже где-то существовала. Просто нужен был кто-то, кто знает, как ее найти. – Его глаза сверкали, словно кровавые рубины. – У тебя всегда был этот дар, Хейзел. Он был с тобою еще до того, как ты родилась. Он течет в твоих жилах, вплетен в твои кости. Тебе лишь нужен был знающий человек…

– Знающий бог, – уточнила я с робкой улыбкой.

Он улыбнулся:

– Знающий бог… который откроет его в тебе.

– Получается, я – монета, – медленно проговорила я. – А ты – волшебник.

Он кивнул. Я выгнула бровь:

– Значит, это волшебство.

Он рассмеялся, запрокинув голову к небу. Я смотрела на него и удивлялась. Как странно. Я, обычная девочка Хейзел Трепа́ – мне нужно еще привыкнуть к новой фамилии, – самая младшая и нелюбимая в семье, вдруг оказалась в волшебной стране под названием Междуместье и рассмешила бога смерти.

– Да, – подтвердил он, отсмеявшись. – И нет. Но на сегодня… да.

Он махнул рукой в сторону рощи. Со склона посыпались камни и начали собираться вместе. Прямо у меня на глазах в роще вырос дом.

Он был крошечным, как раз для девочки моего роста. Я с изумлением наблюдала, как оконные проемы затягиваются витражными стеклами. Сверху выросла крыша, благоухая свежей соломой. Из крыши пробилась труба. И из нее пошел дым. Резная деревянная дверь с окошком в виде полумесяца распахнулась, приглашая меня войти.

– А теперь, Хейзел, я вынужден тебя покинуть, – сказал крестный. – У меня есть обязательства и дела, не терпящие отлагательства, и я уверен, что тебе не терпится…

– Ты меня бросишь? – Я спрыгнула с валуна, на котором сидела. – Совсем одну?

Я обвела взглядом окружавшие нас черные скалы:

– Ты… ты не можешь уйти и оставить меня одну.

Он посмотрел на меня с искренним удивлением:

– Здесь все твое. Я создал этот дом для тебя. В нем есть все, что тебе может понадобиться.

– Но здесь никого нет.

– Тебе нужно общество? – Он склонил голову набок. – Как я понял, ты и раньше спала одна. В сарае.

– Ну… да.

– Думаю, в доме тебе будет гораздо удобнее… да и пахнет там лучше. – Его глаза загорелись, будто он вспомнил о чем-то важном. – Твое одеяло. – Он протянул его мне. – Что ж, теперь у тебя точно есть все, что нужно.

– Но… а вдруг со мной что-то случится, пока тебя не будет? Вдруг я… – Я замолчала на полуслове и вновь обвела взглядом скалистую долину, представляя опасности, которые могут подстерегать ребенка в этом странном, уединенном месте.

Крестный нахмурился:

– Хейзел, я же пообещал, что ты будешь жить долго и счастливо. Неужели ты думаешь, что я не сумею защитить тебя от беды?

Я поежилась под его пристальным взглядом.

– Нет, не думаю. Просто… Тебя долго не будет?

Мне так не хотелось, чтобы он уходил!

– Трудно сказать… Но не волнуйся. В доме много еды. И я хочу, чтобы ты начала читать книги… Ты же умеешь читать?

Я робко кивнула.

– Вот и славно. Прочитай сколько сможешь, и мы все обсудим, когда я вернусь. Хорошо?

Я прикусила губу, понимая, что спорить бессмысленно.

Крестный поднялся на ноги:

– До встречи, Хейзел.

Он пошел прочь.

– Подожди! – крикнула я.

Он замер на месте и обернулся.

– Ты… ты не сказал, как мне тебя называть. Бог Устрашающего Конца? Крестный?

Он задумался.

– Да уж, как обращение это не звучит. Называй меня… Меррик. Да. Меррик.

Я проглотила комок, вставший в горле. Я знала, что мне не удержать крестного. Сам воздух в Междуместье будто сгустился и потемнел. Оставалось лишь надеяться, что в моем новом доме есть лампы и свечи.

– До свидания, Меррик. Но ты же вернешься?

Он улыбнулся. Его темная фигура растворялась во мраке, одна чернота перетекала в другую.

– Я вернусь, – пообещал он и исчез.

Глава 8

В ДОМЕ БЫЛО СВЕТЛО. Полдюжины зажженных ламп стояли на полках и на столах. В очаге весело пылал огонь, хотя я так и не поняла, отчего он горит. Под ним не оказалось ни дров, ни торфа – ничего, что питало бы пламя. Был только… свет. Он заливал комнату, как лучи яркого летнего солнца, так что не оставалось ни одного темного уголка, ни единого пятнышка тени, на котором мог бы задержаться мой встревоженный ум и вообразить себе сонмы неведомых чудовищ.

Комната была маленькой, но казалась просторной. Она представляла одно жилое пространство, части которого как бы перетекали друг в друга. Кровать сбоку от очага. С другой стороны – мягкое кресло, занимавшее почти половину крошечной кухни с высоким деревянным столом, предназначенным и для работы, и для еды.