В волосах Ары – лед. Она уродлива и страшна, но я-то знаю: она прекрасна, как Принцесса Полуночи, она лучше всех.

Кто-то – может быть, это я – кричит, захлебываясь, пока крик не превращается в вой.

Я буду на нее похожа. Я буду на нее похожа. Я вырасту, и я буду на нее похожа.

* * *

Я выпуталась из свитера и встряхнула головой.

Они хорошие, мои девчонки – такие разные, иногда чуть-чуть буйные, но хорошие. И, конечно, они не Ара. Никто не Ара; воды той реки давно утекли; та дорога заросла травой, а у меня теперь – другая.

И на этой дороге нет моей пары, потому что я запретила себе пахнуть и чуять. Потому что я напоила артефакт кровью, убаюкала зверя туманами.

Потому что все закончилось, да. Все закончилось.

– Ну правда, вдруг…

– Хватит. – Я выправила воротник рубашки из свитера. – Ливи, ты сама говорила: нюхать людей – неприлично.

– Сексом трахаться тоже неприлично, ну и что?

Трис закрыла Мареку уши руками:

– Не слушай эту глупую женщину, малыш.

– Тоже мне, специалистка по детям…

– Ливи!..

Я покачала головой. Хорошие они, веселые; и пришли все утром в воскресенье, хотя я не звала и не просила, но Ливи, конечно, все поняла.

– Не забалтывайся про артефакты. – Ливи материнским жестом поправила мне волосы. – Спроси что-нибудь про него, мужчины это любят. Смотри ему в лицо, но не переигрывай. За еду пусть сам заплатит, он же приглашал. И понюхай! А то вдруг он воняет козлом, зачем тебе козел, сама подумай?

– Совершенно ни к чему, – очень серьезно подтвердила я. – Ты же знаешь, я не согласна ни на кого, кроме Большого Волка. Я же сама тоже волчица, р-р-р.

– Балда, – отмахнулась Ливи.

Марек жизнерадостно агукнул и засунул палец Трис в нос.

* * *

– Мы узнали его сразу. – Ара кружится по комнате, ее пальцы летают, выплетая защитные узоры. – Его запах будто становится тобой, и он теперь мой, а я – его. Это как… взрыв. Ох, Кесс!.. Мы гнались за ним через все небо и – смотри-ка – догнали!

Она так счастлива, а я не могу обрадоваться: ведь это значит, что Ара уедет. Я не хочу, чтобы она уезжала. Ара такая ужасно взрослая, а я совсем, совсем не умею без нее.

– А я ведь видела его, видела! Когда мы гадали по воде, давно, еще до Охоты. Это судьба, Кесс, настоящая!

– Красивый? – ревниво спрашиваю я.

– Да какая разница? Полуночь сплела нам одну дорогу. Будь он хоть одноглазым, он все равно мой.

Она подмигивает заговорщически и смеется:

– Но он хорош! И его тур, там такие рога… и туры, говорят, хозяйственные.

Я обнимаю ее, утыкаюсь в нее носом – передник пахнет теплом и травами, – а она снова смеется.

Я знаю, что мама недовольна: они, мол, совсем еще дети; это ее вторая Охота; стоило бы подождать. Но Ара такая взрослая, Ара такая упрямая, и Ара всегда знает, чего она хочет.

– Ну же, кнопка…

Я отпускаю ее, и она укрывает себя плетениями. Накидывает полушубок, надевает сапоги, застегивает на руке часы. Подмигивает мне:

– Маме не говори.

И она уходит. И она никогда не вернется.

А я вырасту ее бледной тенью.

* * *

– Готова?

Я оглядела себя в маленьком настольном зеркале. У меня нет ариных белых волос: так, мышиная коса, которую надо стричь покороче, чтобы не выглядела совсем уж бедно. Черты лица у меня грубее, губы тоньше, глаза блеклые.

Я не уродина, нет. Просто Ара была волшебная, а я – обычная.

Поэтому и поймала Ара тонконогую серну, а я, как язвительно заявил брат, «мохнатую крысу».

Ливи подвела мне губы карандашом и отстранилась довольная:

– Главное, не кипишуй. А полезет кусаться – зови полицию!

Трис украдкой вздохнула.

А молчаливая Бенера вдруг порывисто меня обняла.

– Я сделаю тебе призму, – сказала она тихо. – Которая усилит твою искру.

Ее серебряные глаза светились лунной силой.

– А я ловец, – щедро пообещала Ливи. – От плохих снов.

– Ты его, главное, все-таки понюхай. – Трис была, как всегда, скептична. – Клин клином, как говорится. К тому же это бесплатно…

Наверное, они все были правы. Мне пора что-то делать, если одного неуклюжего жеста постороннего зверя достаточно, чтобы так выбить меня из колеи. Я давно другая; я давно сильнее.

Стоит сходить на эту прогулку хотя бы для того, чтобы вспомнить: прошлое – прошло.

IV

Мой погодный артефакт все-таки торопился, а не показывал ерунду: снег начался еще в ночь на субботу и шел без перерыва больше суток. К полудню воскресенья Огиц был весь укутан снегом, как пуховым одеялом; солнечные лучи плясали в белизне сугробов, а небо было синее-синее, словно выкрашенное эмалью. Башню с часами тоже засыпало, да так, что тонкая стрелка забуксовала и остановилась. Теперь там, наверху, суетились люди.

Я не опоздала, но Арден уже меня ждал: сосредоточенно вытаптывал снежный пятачок рядом с декоративным указателем. Дорожки с утра почистили, но они были еще совсем узкие, такие, чтобы только-только разминулись двое.

– Привет, – неуверенно сказала я.

Арден разулыбался в ответ и размашисто меня обнял, а потом сразу отпустил.

Я помялась.

– Куда пойдем?

– Ну. – Арден нахмурил брови, а потом, просветлев лицом, похвастался: – Я знаю, что река где-то там, и могу без подсказки найти трамвайную остановку! Так что, если ты готова доверить мне выбор маршрута…

«Клоун», – сказала бы я в любой другой день.

Но тут почему-то хихикнула.

– К реке не советую, там холодно и пахнет машинным маслом, – серьезно сказала я. – А трамвай считается прогулкой?

Арден задумался.

– Не уверен… но вообще я подготовился!

И он жестом фокусника вынул из внутреннего кармана туристическую карту Огица.

Так и стояли под указателем, в снегу, полностью скрытые полотном расправленной карты. Плохонькую бумагу трепал недружелюбный ветер, слои типографской краски кое-где сходились неточно; зато – красиво, и причудливые башенки и горгульи были мелко вырисованы тонкими линиями.

– Смотри, мы здесь. – Арден ткнул пальцем в нарисованную башню с часами, ни капли не похожую на настоящую. На карте башня была выше и как-то наряднее. – Тут какие-то лестницы, а тут аллея с… эм-м… ну, наверное, это головы.

– Это бюсты ректоров. Ничего интересного. А тебе не холодно?

Арден надел и пальто, и шапку на меху, и даже пушистый шарф, – вот только на тонких перчатках у него были отрезаны пальцы, открывая покрасневшую от мороза кожу и черно-синие татуировки знаков.

– Не, привык.

Я неуверенно стянула варежку и легонько коснулась его руки. Пальцы ледяные, а четкие линии символов – почти обжигающие.

Арден вздернул бровь, видимо, усмотрев в моих действиях какой-то подтекст, и я проворчала:

– Отморозишь до ампутации, придется податься в фармацевтику.

– А ты умеешь вдохновить, – фыркнул он.

– Купи большие варежки, – сурово велела я. – Можно сделать разрез по первой фаланге и носить поверх перчатки. Если понадобится – быстро освободишь пальцы.

– Есть, мэм!

Арден отсалютовал шутливо и щелкнул каблуками, но всерьез, ясное дело, не принял.

– Все неправильно. – Он тряхнул головой. – Это я должен бурчать, что ты по такой погоде и на каблуках!

– Я похожа на дурочку?

– А я на дурачка?

Я вздохнула.

– Ладно. Ладно, молчу. Пойдем, наверное, к лестницам? Там красиво.

Для своего университета Амрис Нгье выбрал треугольник, ограниченный по длинным сторонам Великим Лесом и горами и морским берегом – по короткой. В его времена вся эта местность была испещрена меандрами – многочисленными излучинами реки, похожими на кружево или морозные узоры. Амрис в своей монографии назвал их «кольчугой большой змеи». С тех пор петли меандров кое-где прорвались, испрямив русло, но университет, и вместе с ним Огиц, остался стоять в кольце.

Берега Змеицы круты и холмисты, и во всем городе есть ровно одна прямая улица. Она так и называется – Прямая, дорогу для нее местами проломили прямо через горную породу. В остальном же горожане подстраивались под то, что дано им природой, а оттого и карта – даже туристическая, упрощенная – похожа на хаос детских каракулей.

Я выбрала кружной путь. Мы прошли мимо технологической выставки, где в широкой витрине громоздились артефакты и аппараты во главе с новинкой, пузатым экраном для домашнего кино, распугали голубей перед телеграфом и полюбовались хитросплетением труб над площадкой таксопарка. Я показала Ардену видовую платформу и красный мост, облепленную каменными горгульями резиденцию рода Бишиг и – издалека, близко к нему посторонних не пускали – хрустальный дворец старших лунных. Университет он ведь, наверное, догадался осмотреть самостоятельно?

По дороге болтали. Арден дурачился, черпал снег с перил и подоконников, лепил снежки и кидал то в деревья, то в меня. Я изловчилась и спихнула его в сугроб, но он потянул меня за рукав, – и я рухнула частично на него, а лицом прямо в снег.

– Почему артефакторика? – спросил Арден, когда я отплевалась.

Мы играли в вопросы, и я судорожно придумывала, что бы наврать про запах, – но он так и не спросил.

– Штуки, – неловко улыбнулась я. – Сделал штуку, и она вот, стоит, настоящая, можно потрогать. А еще знаешь, в ней все совершенно логично, никакой тебе ерунды. Взаимосвязи, противовес на каждую силу. Можно просто взять и выучить, и этого достаточно. А ты к нам каким ветром?

И кивнула на знаки на пальцах.

Руки он, к слову, так и не отморозил, хотя и окунал их в снег безо всякого повода, – только татуировки как будто немного посинели.

– Расширение кругозора, – обезоруживающе улыбнулся он. – Мой мастер настоял, что мне следует… как он выразился… «смещать горизонты». Предлагал вообще поступить помощником адвоката на пару лет, но мама воспротивилась.

«Мой мастер», мысленно повторила я. Что он из непростой семьи, было понятно даже по пальто: его наверняка шили на заказ. Но личный наставник и «помощником адвоката на пару лет» – до этого даже моя буйная фантазия не дошла.

Поэтому, видимо, и Огиц, и вечернее: старшие решили, что «мальчику пора взрослеть», но обставили это со всем возможным комфортом.

– И надолго ты сюда?

– Э нет. – Арден погрозил мне пальцем. – Моя очередь спрашивать. Скажи, что тебе нравится в Огице? Или ты местная?

– Нет, я из Амрау, это на Подножье. У нас там даже приличных школ нет, а я хотела учиться. Пыталась поступить в университет, но не прошла по баллам.

Это была правда, по крайней мере частично. Мне почему-то ужасно не хотелось ему лгать, тем более что он явно старался не задавать неудобных вопросов.

Стоило подумать об этом, как Арден мазнул по мне неясным взглядом и все испортил:

– Странно, что родители отпустили тебя так далеко. Наверное, они очень тебе доверяют.

Я скрипнула зубами.

– Я была убедительна.

Арден хмыкнул, снова зачерпнул снег и принялся мять его в ладонях.

Мы шли вдоль трамвайных путей: справа кутались в сугробы склеившиеся друг с другом открыточные домики, а слева за кованым забором убегал вниз крутой склон.

Ни черта я не была убедительна. Убеждать – вообще не мой конек. Я просто собрала вещи, залезла в багажник чужой машины и уехала. Самым сложным было поменять документы: за них пришлось нацедить очень сомнительному колдуну в очень негостеприимном подвале целую пинту крови, и сейчас я ни за что не пошла бы на это. Но тогда я была парализована ужасом, от этого сделалась совершенно бесстрашной, и мимолетная рекомендация едва знакомого двоедушника показалась мне достаточной.