Солнце уже встало в полную силу, наверное я долго по лесу брел. И оно было аккурат за девушкой, делая её волосы золотыми, но мешая рассмотреть её лицо. Хотя, какая разница, как она выглядит?

– Не надо врачей, – шептал я, – спрячь меня, спрячь просто…

Я уже понимал, что время утеряно. До больницы мне доехать просто не дадут, все перекрыто. В руки врага я попадать не хотел, хочу сдохнуть гордо и свободно, да хоть на этом вот огороде.

Однако девушка имела относительно места моей смерти свои планы. Она тащила меня. За ноги. Голова моя волочилась по земле, рана, напоминая о себе, то и дело стреляла болью.

– Вера, – повторял я, даже не понимая, почему ко мне это слово привязалось, мысли и воспоминания путались. – Вера, вера…

И окончательно вырубился с ощущением тонкости и хрупкости её запястья в здоровой моей ладони.

Глава 3. Вера

У меня руки трясутся. И от страха, и от того, что бандит этот, ко мне забредший, тяжёлый ужасно. И ещё ощущение его прикосновения оттереть не могу, рука в этом месте словно пульсирует. И смотрю на мужчину он лежит на полу маленькой кухни, по диагонали, ногами в один угол, головой в другой. И что мне с ним делать? И ежу понятно, что стоит кому зайти – сразу увидят. Я даже под кровать его спрятать не смогу, она тут советская, для длинных людей не приспособлена, уверена, ноги торчать будут.

Тотошка снова тявкнул, я на него глянула – глаза лукавые, бантик на одну сторону сбился, и пёсик теперь тоже имеет немного бандитский вид. И вспомнила нашу первую ночь здесь, недели две уже прошло, а то и больше. У меня начались долгожданные каникулы и отпуск. Ехать мне было некуда и не на что, поэтому, когда коллега предложила домик в деревне, которым она не занималась, я сразу же согласилась. Хоть какой -то отпуск, свежий воздух, как ни крути.

Я всегда жила в городе. Даже если я была одна в квартире, я знала – сверху, снизу, за стеной соседи. Спят, смотрят телевизор, готовят поздний ужин, смеются. А здесь – тишина. Ну, и Тотошка. И в первую же ночь мы проснулись от шороха. Страшно было очень, прислушивалась почти до рассвета, а Тотошка тихонько и злобно рычал. Утром позвонила подруге.

– Верка ну, ты как ребёнок, – засмеялась она. – Мыши это. В подполе развелись, два погреба там, один в гараже, другой, старый, под кухней.

Это меня успокоило, а Тотошка, устыдившись своего страха, уже трижды с тех пор радовал меня трупиками мышей, возомнил себя охотничьей собакой. Подпол этот меня не интересовал, но сейчас я вспомнила о нем и попыталась его найти. Всё пространство занимал едва живой бандит и стол. Вытащила стол в прихожую. Скатала старый ковёр и под ним нашёлся заветный люк. Потянула на себя, открылся с трудом. Снизу пахнуло темнотой, мышами и детскими страхами. Тотошка заскулил.

– Его же убьют, – сказала я собаке. – Ты должен меня понять, в конце концов тебя я тоже спасла.

Спускала мужчину вниз я завернув в одеяло и обмотав его скотчем, и смех и грех. Выронила, конечно – тяжёлый. Благо невысоко здесь, иначе к его ранам прибавились бы ещё переломы. Бросила его там прямо в одеяле, закидала сверху тряпками, выбралась, ковёр и стол вернула на место. На полу – кровь. Торопливо все стёрла, то и дело поглядывая на часы, казалось, что вот-вот постучат в мою калитку. Оказалось, не больше пятнадцати минут всего прошло, а мне казалось, часы.

Тотошка притащил с улицы творог, напомнив, что следы и там. Я его похвалила и побежала во двор. Прошлась веником по дорожке, схватила тяпку, подрублю немного крапивы чтобы точно никаких следов. Вот тогда то и постучали.

– Кто? – спросила я, и сердце гулко забилось в груди.

– Полиция.

– Правда? А удостоверение покажете?

Я обрадовалась сначала. Если полиция – пусть разбираются. Мне умирающие бандиты в погребе совсем не нужны. Открыла калитку, мужчина напротив раскрыл удостоверение в кожаной корочке. Я прищурилась – и правда. Каверин, капитан. Только взгляд нехороший такой, может, права продавщица? А за его спиной стоял тот, кому в полиции совсем не место.

– Мы войдем, – сказал этот второй.

Даже без вопроса, именно сказал утвердительно, и, чуть меня в сторону отодвинув, прошёл во двор. Тотошка бросился его облаивать, но мужчина и взглядом не повёл.

– Посмотрите тут, – велел он, сам же на кухню прошёл и сел.

– В чем дело? – спросила я. – Вы вломились в мой дом…

Мужчина посмотрел на меня так, что я не нашла слов, хотя лишней робостью не отличалась. Он тоже был высок, не ниже того, первого бандита. Глаза ленивые, серые, обманчивые. В них – сила. И в каждом его движении тоже.

– Сбежал опасный рецидивист, – начал было Каверин, но мужчина его перебил.

– Это для пенсионеров сказка, – сказал он. – А перед нами умная девочка. Правда?

– Да, – кивнула я. – Умная.

– Так вот. Мы человека ищем… Кто найти поможет, отблагодарим. Если кто его от нас прячет, то лучше пусть сам умрёт, чтоб быстро и безболезненно. Всё поняла?

На стол мне положил фотографию. Я не сразу поняла, что на ней мой бандит раненый – тут он был сильным, здоровым и взгляд его ясен. На обратной стороне написал номер телефона.

– Увидишь что, звони.

Они почти не угрожали, но мне было страшно. Настолько, что хотелось сказать – бандит ваш аккурат под вашим стулом где-то, забирайте и никогда больше не возвращайтесь. Уже уходя, мужчина вдруг обернулся, и на меня посмотрел. Прямо в глаза. И так неуютно было под этим взглядом, что я опустила глаза и даже дышать перестала. Только бы ушли скорее…

Закрыла за ними калитку и ещё минут пять стояла, прижимая Тотошку к груди и прислушиваясь к далёким голосам в деревне. Мужчины и их хищные автомобили никуда не делись и мне было страшно до ужаса.

Но… Раненый, кем бы он ни был, лежал в моем погребе. И кроме меня ему никто бы не помог. А я не врач, и пусть училась, но не на хирурга же, а на акушера-гинеколога. Мне хотелось принимать в этот мир крикливых младенцев, а спасать бандитов я не умею.

Тем не менее я вернулась домой. Дверь заперла, хотя на окнах ни ставней, ни решеток – вломиться дело пары минут. И я знала, что они вернутся. Не найдут и вернутся. Но руки уже сами скатывали ковёр, неловко удерживая аптечку и чистую, недавно стираную простыню.

Когда развернула одеяло, что прятало мужчину, сначала подумала – умер. Слишком долго я тянула с оказанием помощи. Он был совершенно неподвижен, и лицо его, освещенное фонариком телефона, было таким серым, запавшим. Но пульс был. Я разрезала на нем футболку. Самая страшная рана была на животе. Я перевернула его на бок – второго отверстия не было. Пуля осталась внутри.

– Остановим кровь, потом подумаем, – заключила я, и залила рану перекисью, которая сразу взбухла розовой пеной.

Прижала к ране кусок бинта из простыни. Перекись немного очистила кожу мужчины и я поняла, что она почти полностью покрыта татуировками. Рана была на кончике хвоста ворона. Я прижимала бинт и поневоле на него смотрела. Сильный мужчина. Такой бы мог убить меня одним движением руки. Словно угадав мои мысли, он открыл глаза и посмотрел на меня мутным от боли взглядом.

– Я хорошая, – зачем-то сказала я.

Глава 4. Михаил

Темнота была кромешной. Настолько, что сквозь бред мне виделось, что я в пещере. Ползти пытался, и под руками ожидаемо влажная земля, почему-то – осклизлые от старости бревна. Боль не отпускала. Сквозь неё мне вновь слышался собачий лай, женский голос, а ещё голоса моих врагов. Они были близко. Боль пульсировала где-то внутри моего живота, разливалась по венам, заполняла собою мой мозг, я казался себе слабым, как новорождённый слепой котенок.

Сон был спасением. Выплыть из него я смог вечность спустя – по ощущениям. Ещё не открывая глаз понял – что-то изменилось. Светло. Неяркий электрический свет, не солнечный. Веки продрал и впервые осмотрел помещение, в котором нахожусь. Это был погреб. Обычный такой, деревенский. Низкий очень, я не смог бы выпрямиться в полный рост. Тёмный и сырой. Светила керосиновая лампа – стояла чуть в стороне. Я лежал на полу, подо мной только скомканное одеяло, ещё одним я прикрыт сверху. Ещё одна важная деталь – в моей руке капельница. Ёмкость с вводимым лекарством примотана скотчем к балке наверху. Занимательно.

Во мне было включилась паранойя и появилось желание капельницу выдернуть, но я пересилил себя. Мои враги такой ерундой бы точно страдать не стали. Они так меня боятся, что уничтожили бы немедленно, даже не пытаясь растянуть удовольствие.

Я не знал, кто мне помогает, помнил только женский голос и тонкую руку. Но кем бы она не была, она не подумала о том, что я проснусь и захочу пить. Пить хотелось адски, жажда раздирала горло и даже немного заглушала боль.

Я снова огляделся. В одном углу картошка. Она пыталась прорасти, поэтому была окутана тонкими корешками, но в тёмном подполе у неё не было шанса, скукожилась, высохла. Полки вдоль стен. На них несколько пыльных банок. Вставать было больно, но я встал. Осторожно, чтобы не оторвать капельницу, подошёл. Оттер одну банку от пыли. Огурцы солёные. Так жажда станет только сильнее. В третьей банке был вишнёвый компот. Отлично, когда студентом был кровь сдавал, помню нам потом чай сладкий наливали…

Одна моя рука была ранена, но мое тело было сильным. Другой рукой отогнул металлическую крышку, отхлебнул из банки – накрыло вкусом детства. Такой же моя мама делала. В рот попала вишня, раскусил, выплюнул косточку. Осторожно оставил банку и лёг обратно. Легче не стало, в голове по-прежнему мутилось, но хотя бы успокоилось пересохшее горло.

В следующий раз я проснулся от шагов. Кто-то ходил сверху. Потом скрежет чего-то отодвигаемого и крышка подвала откинулась. Показалась одна тонкая ножка, потом вторая. Её платье было целомудренным, наверняка, но то, что снизу будут смотреть не подразумевалось…

– Вы ходили, – с упреком сказала девушка. – В вас три дырки, а вы ходили.

– Пить хотел, – с трудом прохрипел я, словно говорить разучился.

В глазах рябило и я не мог разглядеть толком её лица, как и не смог увидеть какого цвета на ней нижнее белье. Волосы были светлыми, собранными в конский хвост. Повернулась боком, увидел ещё нос с небольшой горбинкой да подбородок упрямый.

– Нельзя вам пить! И ходить, у вас пуля внутри, понимаете? Она там, никуда не делась. Две навылет, а одна у вас в животе.

Я глаза на мгновение закрыл, оценивая свои возможности. Я знал, как быстро сгорают люди, у которых повреждён кишечник. Я пил много, и ничего не случилось, значит есть надежда… Но пулю надо убрать.

– Меня ищут?

– Ищут. Заброшенные дома все прошерстили и два сожгли. Ко мне пока только раз зашли, но мне страшно.

– Правильно, – кивнул я. – Бойся.

Они – шакалы. Боятся сильных. Меня раненого добьют глазом не моргнув. Её вот. Все те, кто наверху, сейчас в опасности, но эта девушка – особенно. А я с пулей неизвестно, сколько протяну, пока наверху ищут, за помощью не обратиться.

– Вам нужно в больницу.

– Ты грамотно перевязала мои раны. Поставила капельницу. Извлеки из меня пулю. Я тебе всю эту деревню куплю с потрохами. Все, что захочешь.

– Я не врач! Я медсестра! Я могу сделать укол, поставить капельницу, клизму наконец! Давайте я вам попу побрею? Это я тоже умею…

– Ты сможешь, – твёрдо сказал я.

– А если вы умрёте?

– Оставишь здесь и все, – попытался пожать плечами я, но не смог из-за боли. – Нет тела, нет проблемы.

Она замолчала. Я жадно её разглядывал, словно стараясь запомнить. Но слабость и полумрак были против меня, черты её лица отказывались складываться в единую картинку, что меня злило. Мне хотелось знать, какая она, девушка, которая не побоялась спрятать меня в погребе.

– В вену вам капает физраствор, – тихо сказала она. – Это все, что я могу вам дать. У вас начнётся заражение, я в этом уверена. У меня нет антибиотиков. Когда температура поднимется я вызову скорую. Я все сказала.