Вчера археологи, деревенские, да и приезжие из Лоева, скупили всю вареную колбасу, что была на прилавках, все сладости в виде шоколадных конфет и «Киевских тортов». Вот и пришлось срочно заказывать вечером новую машину, да и оказался нужен свежий хлеб, чтобы был уже перед открытием. Как костерили советскую власть и конкретных региональных ее представителей на небольшой городской пекарни за этот хлеб, мало кто знал.

И вот эти две машины, наконец, приехали, полные товаров, которые и за последние лет десять местный магазин не видел.

Звуки стрельбы, исходящие со стороны лагеря археологов, Михалыч и второй водитель Георгий, услышали и обсудили между собой, что партийная номенклатура зарвалась, что нужно менять уже всю систему, а то стреляют по зверью, которое принадлежит лоевчанам, ну или моховцам. Вообще говорил больше Георгий – молодой щеголеватого вида мужчина, отец которого был директором кирпичного завода в районном центре, единственного серьезного предприятия городишка, в котором проживало вряд ли больше десяти тысяч жителей.

Георгий возвышался своим статусом, так он себя ощущал, над всеми местными, гордясь и высшим экономическим образованием, которое отцу обошлось в тонны занесенных сумок в ректорат и на факультет, и тем, что он уже с сентября переедет в Гомель, так как папа нашел ему хорошую работу, как и хорошую кооперативную квартиру.

Верила в это и Зинаида, которая была первой красавицей на деревне и уже давно мечтала уехать в город, но Лоев ей казался маловат для большой души, которая таилась в не менее большом бюсте. Зине нравился Шишон – Демьян Шишов, будь он на месте Георгия, девушка была бы самой счастливой, но между симпатией и сытой жизнью, Зинаида выбирала второе.

Михалыч знал о любовной связи продавщицы деревенского магазина и его временного напарника – Жоры. Знал, но помалкивал, зачем ссориться? Его хата с краю, да и Георгий за молчание платил то колбасой, то курицей бройлерной, которые его отец привозил неизвестно откуда, ну а мать удачно продавала на местном маленьком рынке, как собственно выращенные.

А платил Георгий водителю, потому что очень боялся Шишона, Михалыч же мог и проболтаться, если не задобрить мужика. Водитель знал, что местный авторитет к Зине, со слов девушки, уже как год сватается, но она ему дает отворот, храня верность только Жорику. Георгий верил ситуативной любовнице, что это ягодка только его, пусть для него и не было принципиальным то, что одна из его пассий еще с кем-то крутит шуры-муры. Он и не был бы против объясниться с Шишоном, да пользовать девку согласно расписанию, но страшно было до одури даже подходить к местному бандиту. Да, ходили слухи о новой заразе СПИД, но кто тут в Лоевском районе будет о таком задумываться.

Кроме моховской девицы, Георгий вполне удачно общался с кладовщицей Галей, наезжал и в ближайшую деревню Переделку к одной из учительниц.

Возмущенный Георгий «вливал» в уши, слышащему охи да вздохи, корыстному слушателю Михалычу, что и Зинка то верность не хранит, так чего, ему, настоящему мужчине в полном рассвете сил, верить ей и тем более забирать в Гомель. Ну а благодарность, что сегодняшнее происшествие не станет достоянием общественности, стоила Жорику два килограмма американских окорочков.

Узнал Михалыч и то, что его напарник был сильно раздосадован, а скорее испытывал пожирающее его чувство зависти, как себя ведут чиновники. Жорик возмущался, что стрелять не хорошо, что нужен порядок и дисциплина, которая возможна только при демократии истинно народной, когда чиновник выбран народом, но не позволит себе таких излишеств. Георгия же больше брали завидки, что это не он так, не жалея патронов, лупит из Калашникова, о том, жалел, что не он только что проехал в черной, новой модели, Волге, что не к его приезду в магазин завезли то, что и на родительском столе не всегда бывает.

Раздосадованный Георгий потащил красотку Зинаиду на склад, чтобы там со всей своей злостью демократа «отомстить» судьбе, что не наделила его отцом, который был бы первым секретарем Обкома, а всего-то папа и являлся что директором маленького заводика.

Когда раздался вскрик Михалыча, а Георгий уже натянул штаны после непродолжительной «мести», растрепанная Зина выглянула из-за двери склада, ей не понравились звуки, которые она услышала. Следом показал свою голову и герой-любовник. Огромный кабан, можно было его назвать «вепрем», мчался на новую свою жертву – стоящую в дверях девушку, которая безмолвно только открывала рот, с ужасом наблюдая, как огромный разъяренный зверь с воткнутым в брюхо ножом бежит на нее.

Испуг местного «Алена Делона» был иным, чем у той, кому он только что нашептывал на ухо слова любви, а инстинкт самосохранения был всепоглощающим. Георгий с силой толкнул девушку подальше от массивной двери склада и закрылся на единственный крюк изнутри.

Трусливый городской экономист слышал предсмертные всхлипы и хрипы Зины, а его фантазия рисовала кровавую картину терзания девушки, от чего он замочил только что одетые штаны. Но скоро все закончилось, как и начал отступать непреодолимый страх, о котором оставалось только теплое, но быстро остывающее напоминание, в виде мокрых и попахивающих штанов. На место страха временно пришло сожаление, но даже не о гибели девушки, а о тех проблемах, которые это событие принесло для Георгия и для его отца.

– Нужно что-то придумать, ну не мог же я спрятаться в сарае, когда ее убивали, для ментов нужна версия событий, а для меня важнее всего выкрутиться, – нервно говорил сам себе Жорик.

Время у мажора было, так он считал, но через пару минут трусливый горе-любовник вновь услышал звуки, в которых распознал зверя – кабана, его ноги подкосились, и «настоящий мужчина» сполз по стенке.

Через еще минут двадцать, Георгий услышал уже человеческую речь и собирался выйти, однако, новый страх накатил на любовничка. Он узнал голос Шишона. Однажды местный авторитет зашел в магазин, когда Георгий, разгружал какой-то товар. И как же хорошо, что уже именно что разгружал, после того, как помял Зину в подсобке, иначе местный гопник и вовсе бы убил водителя-экспедитора, не смотря на его высшее экономическое образование. Тогда Жорик лишь получил пару ударов по печени, что бы «не пялился масленым взглядом на его, Шишона, женщину». Выходить же сейчас, особенно после того, как тот услышал истеричный плач мужчины, Георгий был не дурак, а скорее не самоубийца.

* * *

– Сука, где этот кабан? – взревел Шишон.

– Успокойся, неподалеку где-то, он подранен, можем найти, но это опасно. Подранки страшнее здорового зверя, – Игорь задумался. – Но кровь у него сочится изрядно, должен ослабнуть.

– Там это… мужик еще мертвый, – выкрикнул Алик, который обошел магазин, осматриваясь.

Оставив тело продавщицы, взяв под локоть Шишона, который не отрывал взгляда от своей любимой, Игорь пошел, ориентируясь на крик Алика. Обогнув небольшую цветочную клумбу, огражденную низким железным заборчиком, мужчины смогли увидеть еще одну картину, написанную кровью, ценою в жизнь. Тело немолодого мужика было вспорото похожим на ранее увиденное у склада. Отличало труп то, что грудная клетка бедолаги неестественно вогнулась внутрь туловища. В руках мужик держал окровавленный нож.

– Это Михалыч, водитель, он и подранил вепря, – сделал свое заключение Шишон, произнеся слова с неким уважением к покойнику.

Игорь заключил, что машина была под разгрузку и Зина принимала товар, так как и входная дверь в магазин была открыта, и часть ящиков стояла по всей небольшой торговой площади сельского продмага.

– Мне надо идти! – поставил в известность Алика и Солдата убитый горем бывший жених, он видел только Зину в роли своей жены.

– Не ужрись только, если что у меня деньги есть, оставлю в магазине, чтобы менты не прикопались, – понимающе ответил Игорь.

– Деньги? Да какие деньги? Ты вообще понимаешь, что погибли люди? Сколько моих одногруппников хоронить будем? Да после этого вся эта советская власть рухнет. Как же так? – начал истерить Алик, который держался молодцом до этого, но и его накрыла истерия.

Хлоп! Щека уже бывшего «джинсового» парня моментально покраснела от пощечины. Игорь добился своей цели и Алик, успокаиваясь, просто облокотился на колесо грузовика и заплакал.

Начиналась стадия принятия ситуации. И это касалось не только Алика, Игорь, пусть и под благовидным предлогом, но сбежал из лагеря, чтобы самому не расклеится, взирая на терзания парней и девчонок. Вот только признаваться себе в бегстве парень не стал. Могучая сила это самоубеждение. Солдат был почти уверен, что тут его присутствие было важнее, что в лагере он уже все, что мог, сделал. Частью Игорь был прав. Задавать вопросы станут ему, и парню необходима хоть какая-то информация для принятия решений.

А сейчас многие будут плакать, горевать, но уже скоро примут и успокоятся: много работы впереди, нельзя рефлексировать. Игорь знал, что человек привыкает ко многому, может и ко всему. Он видел много погибших на войне, по первой и сам оплакивал тех, с кем делил котелок и ложку. Потом устал лить слезы, или железы перестали выделять жидкость. Игорь старался уже не привязываться к тем, кто шел рядом в бой. Не всегда получалось, все же армейские друзья остались, если бы не сокращения, то он бы и дальше учиться пошел, офицером стал, по званию в группе он был самым младшим. Но ситуация в лагере, да и возле магазина, выбивала парня из колеи, и Игорь понимал, что он больше гоношится, чем четко исполняет роль некого лидера. Да он бы и сам вот так сел и расплакался, нашлась бы жидкость в железах, но машин нет, самолетов нет, большей части деревни нет, как и дорог, а толпа испуганных студентов есть и с этим нужно разбираться.

Сразу за магазином была видна та дубрава, которая всех видевших ее изрядно впечатлила, мощнейшие вековые дубы, справа от которых начинался хвойно-лиственный лес, а слева как раз был выход к третьей возвышенности у лагеря археологов. Возвышенность была третьей в череде, начиная с городища, потом могильника, и она, самая малая в сравнении. Удивительным, не поддающемся объяснению образом, как, впрочем, и остальное, дубрава была «обрезана» идеально точной линией, образовывая равнобедренный треугольник.

– Полтора километра, может чуть меньше, – проговорил Игорь, увлекшийся анализом местности.

А что еще делать, если один разведчик плачет, а другой элитный коньяк глушит с бутылки, и, не помышляя о закуске. Вот и подсчитывает радиус местности, что перенеслась относительно лагеря.

Получалось, что территория в километр, чуть больше его, может с древнерусскую версту, в сторону от лагеря сохранилась в том виде, как это было при приезде на местность археологов, а вот все остальное пространство изменилось. Этим объясняется и появление нескольких больших тополей рядом с лагерем в сторону озера. Игорь заприметил эти деревья еще раньше, до того, как поднялся на гору к Шишону и его компании, но не предал значения, а нужно было. Вот только мозг постоянно искал объяснение происходящему, отказываясь верить в наиболее напрашивающиеся версии, фантастические, нужно сказать, версии.

Выстрел прозвучал неожиданно и заставил Игоря вздрогнуть, Шишон выронил бутылку пива, которая сменила коньячную, в руках убитого горем мужика. Между тем местный заводила шпаны упал на напольную плитку, которая была положена в магазине, ближе к углу у выхода из продмага. Игорь достал пистолет и попытался сориентироваться, откуда именно стреляли. Выстрел был, похоже, из охотничьего ружья, дуплетом. Получалось, что стрелок находился где-то юго-восточнее магазина, рядом с разбитой дорогой между городищем и курганным могильником. Солдат отполз ближе к грузовику и спрятался за его передним правым колесом.