Бретт выясняет, нельзя ли, вместо привлечения посторонних, поручить вычитку самой Кэндис? Та отрезает, что она американская кореянка, а не китаянка, так что предположение Бретта является по сути расистской микроагрессией. (Именно тут я прихожу к выводу, что Кэндис существует исключительно ради того, чтобы жаловаться на микроагрессию.) Для улаживания ссоры вмешивается Даниэла. Конечно, за основу берется мое авторское суждение. Нанимать или не нанимать бета-ридера – сугубо мой личный выбор, а я ясно дала понять, что никакой этический бета-ридер нам не нужен. Так будем придерживаться изначального графика. Вот и все.

На следующей неделе Кэндис присылает мне письмо с извинениями за свой тон. Хотя выглядит оно фальшиво; я бы сказала, чертовски пассивно-агрессивно: «Извините, если вас задели мои предложения. Вы же понимаете, Джун, я лишь хочу помочь публикации “Последнего фронта” насколько это возможно».

Я закатываю глаза, но не опускаюсь до склок. Битва выиграна, и незачем угнетать и без того обделенную помощницу редактора. Мой ответ короток:

«Спасибо, Кэндис. Я это ценю».

Даниэла приватно замечает, что Кэндис от проекта отстранена. Общаться с ней мне больше не придется. Вся дальнейшая переписка по «Последнему фронту» может идти непосредственно через Даниэлу, Эмили или Джессику.

«Мне так жаль, что тебе пришлось с этим столкнуться, – пишет Даниэла. – Кэндис явно неровно дышала к проекту, и это повлияло на ее суждения. Я хочу, чтобы ты знала: у меня был с ней серьезный разговор о соблюдении границ в отношениях с авторами, и я позабочусь о том, чтобы это никогда больше не повторилось». Она извиняется, и на миг мне становится неловко, что я раздула скандал. Но это ерунда по сравнению с радостью от того, что издатель в кои то веки наконец уверенно принимает мою сторону.

ВЫ КОГДА-НИБУДЬ НАБЛЮДАЛИ, КАК КТО-ТО из ваших знакомых внезапно превращается из обычного человека в узнаваемого, получает глянцевый искусственный образ, знакомый сотням тысяч людей? Например, какой-нибудь старшеклассник, который добился успеха в музыке, или кинозвезда, в которой вы вдруг узнаете ту блондинку с расстроиством пищевого поведения, знакомую с первого курса? Вы когда-нибудь задумывались о механизме популяризации? Как кто-то из обычного, земного человека, кого вы реально знали, вдруг превращается в набор маркетинговых штучек, которые старательно перенимают и которыми восторгаются фанаты? Они думают, что знают его, но на самом деле это не так. Фанаты и сами понимают это, но все равно любят своего кумира.

Лично я наблюдала, как все это происходило с Афиной через год после нашего окончания университета, в преддверии выхода ее первого романа. Афина имела статус «известной персоны» в Йельском университете, она была знаменитостью, регулярно получала любовные признания и валентинки на Фейсбуке*, но еще не была так популярна, чтобы о ней появилась страница в Википедии или чтобы глаза рядового читателя загорались узнаванием при звуке ее имени.

Все изменилось с выходом в «Нью-Йорк Таймс» статьи под названием «Выпускница Йеля заключает сделку на шестизначную сумму с “Рэндом Хаус”», где по центру помещалось фото Афины в такой прозрачной блузке, что были видны соски, и все это на фоне Мемориальной библиотеки Стерлинга. Там же цитата одной известной поэтессы, в то время преподавательницы Йельского университета, о «достойной преемнице таких мастеров, как Эми Тан и Максин Хонг Кингстон»^[10]. С того момента все пошло по нарастающей. В Твиттере число подписчиков Афины подпрыгнуло до пятизначных цифр; в Инстаграме* и вовсе до шестизначных. Начали эпизодически появляться интервью в «Уолл-стрит Джорнал» и «Хафф Пост». А однажды по дороге к врачу я просто остолбенела, услышав в такси по радио ее кристально чистый голос со слегка небрежным, квазибританским акцентом.

Миф создавался в реальном времени – образ, который ее издательская команда сочла самым продаваемым с учетом использования неолиберальной повестки. Сложные послания сводились к звуковым фрагментам; в биографию тщательно вплетались элементы причудливого и экзотического. На деле подобное применимо к каждому успешному автору, но тем более странно было наблюдать такое в отношении человека, с которым дружишь. Афина Лю пишет только на «ремингтоне» (это правда, но только после выпуска, когда она позаимствовала эту идею у одного известного приглашенного лектора). Афина Лю вышла в финал национального конкурса, будучи всего шестнадцати лет от роду (тоже верно, но я вас умоляю: без малого каждый старшеклассник, умеющий складывать предложения, так или иначе участвует в таких конкурсах; не столь уж и сложно обойти своих юных конкурентов, чье искусство заключается в имитации текстов Билли Айлиш). Афина Лю – вундеркинд, гений, восходящая звезда, голос своего поколения. Вот шесть книг, без которых Афина Лю не может жить (включая, само собой, Пруста). Вот пять доступных блокнотов, которые рекомендует Афина Лю (она сама пишет только в молескинах, но для бедных есть эти!).

«Жесть! – написала я ей вместе со ссылкой на недавнюю фотосессию в «Космо». – Я и не подозревала, что среди читателей “Космо” есть грамотные».

«ХАХАХА да! – откликнулась она. – Не узнаю эту девушку с первой страницы, что они сделали с моими волосами! И брови не мои».

«Это гиперреальность». Тогда еще считалось круто цитировать Бодрийяра так, будто знаешь его труды наизусть.

«Однозначно! – отреагировала она. – Афина.0 и Афина.1. Я объект искусства. Конструкт. Афина Дель Рей».

И вот, когда пришла моя очередь издавать книгу, у меня были безумные ожидания, что издательский мир сделает то же самое со мной и моим «Под сенью платана»; что какая-то четко отлаженная машина вылепит из меня медиаперсону, а мне не надо будет шевелить и пальцем; что маркетологи возьмут меня за ручку и расскажут, что нужно носить и что говорить во всех интервью для крупных СМИ.

А мой издатель вместо этого кинул меня волкам. Все, что я узнала о саморекламе, почерпнуто в блоге одного начинающего автора, где общались такие же растерянно-потерянные, как я, вбрасывали устаревшие записи в постах, найденных по закоулкам интернета. Для начала необходимо иметь авторский сайт, только вот что лучше – ВордПресс или Скверспейс? Стимулируют ли новостные рассылки продажи или это пустая трата денег? Надо ли нанимать для авторских фото профессионального фотографа или достаточно просто селфи на айфон? Стоит ли создавать в Твиттере отдельный авторский аккаунт? Можно ли там щитпостить? Твиттерские срачи с другими авторами губят продажи или повышают видимость в Сети? Твиттерские срачи – это вообще круто? Или они переехали в Дискорд?

Излишне говорить, что мои громкие интервью так и не случились. Моим максимальным заходом было приглашение на подкаст от какого-то типа по имени Марк, у которого значилось пятьсот подписчиков, и я сразу же пожалела о своем согласии, когда его понесло насчет политизации современной литературы; я тогда забеспокоилась, не нацист ли он.

На этот раз от «Эдем» я получаю гораздо больше поддержки. Эмили с Джессикой всегда охотно отвечают на все мои вопросы. Да, мне следует быть активной во всех соцсетях. Да, надо включать ссылки на предзаказ в каждый пост – алгоритмы Твиттера понижают видимость твитов со ссылками, но это можно обходить, вставляя ссылки ниже по треду или в био. Нет, отзывы «со звездочкой» на самом деле ничего не значат, но все равно лучше, когда они есть: искусственный хайп – все равно хайп. Да, книга разослана рецензентам во все крупные издания, так что хоть от некоторых можно ждать чего-то положительного. Нет, на статью в «Нью-Йоркер» рассчитывать пока рано, но, возможно, через книжку-другую к этой теме можно будет вернуться.

Теперь деньгами я не обделена, поэтому для новой серии авторских фотографий нанимаю себе фотографа. Прежние снимки мне нащелкала Мелинда, которая просто подвернулась под руку и взяла с меня в несколько раз меньше, чем просили в Сети. Я примеривала разные выражения лица, пытаясь создать тот надменный, загадочный, серьезный образ, как на фотографиях знаменитых писательниц. Быть как Дженнифер Иган и Донна Тартт.

Афина неизменно смотрелась как топ-модель: струящиеся пряди, фарфоровая кожа мягко сияет, а уголки приоткрытых полных губ чуть приподняты, словно ей известна шутка, в которую вы не посвящены; одна бровь слегка поднята, как бы в легкой усмешке: «Рискни». Легко продавать книги, когда ты великолепна. Я сама давно смирилась с фактом, что нахожусь в категории «сойдет», и то при правильных ракурсах и освещении, поэтому для себя выбрала то, что по силам: «страдающая глубоко и тонко». Однако на камеру эти мысли транслировать непросто, и когда Мелинда прислала мне результаты нашей фотосессии, я была в ужасе. Вид у меня был такой, будто я пытаюсь сдержать чих или мне приспичило, но стесняюсь признаться. Я захотела все переснять, может быть с зеркалом на заднем плане, чтобы было видно, что я там из себя корчу. Но было жаль тратить время Мелинды, и я выбрала одну фотографию, где я больше всего похожу на человека и меньше всего на себя, и заплатила ей за труды пятьдесят баксов.

На этот раз я отстегиваю полтысячи Кэйт, профессиональному фотографу из Вашингтона. Съемка проходит в ее студии, с использованием всяких осветительных приборов, которых я раньше даже не видела и которые, хочется надеяться, скроют мои следы от прыщей. Кэйт позитивно-энергична и профессиональна; ее указания ясны и четки: «Подбородок выше. Лицо чуть расслабь. Сейчас я расскажу анекдот, а ты просто реагируй так, как хочется, не обращая внимания на объектив. Прекрасно. Просто прекрасно».

Через несколько дней она присылает мне подборку фотографий с вотермарками. Я поражена тем, насколько хорошо я выгляжу, особенно на снимках, которые мы сделали на улице. Мы снимали в «золотой час», и я выгляжу загорелой, не такой белой во всех смыслах. Я скромно смотрю в сторону, а разум полон глубоких и загадочных мыслей. Я похожу на человека, который в самом деле мог написать книгу о китайских рабочих времен Первой мировой войны и воздать той эпохе должное. Я выгляжу как Джунипер Сонг.

По предложению Эмили я начинаю активнее появляться в соцсетях. До этих пор я постила в Твиттере только случайные твиты со всякой фигней и шуточки о Джейн Остен. Подписчиков у меня почти не было, так что сами посты не имели значения. Однако теперь, привлекая внимание к своей сделке с издательством, я хочу производить правильное впечатление. Нужно, чтобы блогеры, рецензенты и читатели знали, что я из тех людей, которых, знаете ли, волнуют правильные вопросы.

Я изучаю Твиттер Афины и ее взаимных подписчиков, чтобы понять, кого из местных авторитетов мне читать и в каких разговорах участвовать. Я ретвичу хот тейки про бабл-ти, эм-эс-джи, BTS и какой-то сериал «Неукротимый»… Узнаю, как важно быть против КНР (т. е. против Китайской Народной Республики), но при этом за Китай (не совсем, правда, понимаю, чем одно отличается от другого). Я выясняю, что такое «литл пинкс»^[11] и «танкиз»^[12], и теперь слежу за тем, как бы случайно не ретвитнуть что-нибудь в поддержку тех или других. Осуждаю то, что происходит в Синьцзянь-Уйгуре, и поддерживаю Гонконг. Едва я начинаю высказываться по этим вопросам, как счет подписчиков в день вырастает на десятки, и когда становится заметно, что многие из них цветные или у них в био значится что-нибудь вроде #BLM или #FreePalestine, я понимаю, что нахожусь на верном пути.

Так, как-то разом, начинает обретать форму моя публичная персона. Прощай, Джун Хэйворд, никому не известный автор «Под сенью платана». И привет, Джунипер Сонг, автор крупнейшего хита сезона, – блестящая, загадочная, лучшая подруга покойной Афины Лю.

ПЕРЕД ВЫХОДОМ «ПОСЛЕДНЕГО ФРОНТА» ОТДЕЛ рекламы предпринимает все усилия, чтобы о существовании романа узнала вся Америка.