Мы не обращали внимания на Ольгу и Никиту, не обращали внимания на дождь, не обращали внимания на ветер и холод, мы вообще ни на что не обращали внимания, мы просто долгодолго и упоенно целовались… Как будто бы нам громовым голосом с неба сообщили, что если мы перестанем делать это, то в мире начнется апокалипсис, а если продолжим, вложив в это все свои тщательно скрываемые эмоции и желания, то всюду воцарится счастье. А так как мы все-таки были Чипом и Дэйлом – глупыми спасателями-бурундуками, то нам пришлось выбрать второе. Потому что они «всегда спешат туда, где ждет беда».

Лица, руки, шеи – все было мокрым от дождя, и мне казалось, что я в объятиях человека, сотворенного из воды, хотя, наверное, он думал точно так же.

Прохладные капли падали на лоб, стекали из-под ресниц, попадали на щеки и губы, и даже во рту был привкус проливного дождя – такой же, как у родниковой ледяной воды, которую из ковша пьют усталые путники, проделавшие долгий путь в гору. Холодная одежда липла к телу, а мы этого не замечали, но когда мои ладони замерзли, и Дэн грел их, приложив к своей влажной шее – одна из них полностью закрыла блестящую татуировку.

Он запускал руки в мои мокрые волосы, чему-то едва заметно улыбаясь. И гладил по спине, вырисовывая замысловатые узоры. И позволял мне обнимать себя так сильно, как мне в тот миг хотелось, и я касалась его плеч, просовывая пальцы под ворот его футболки, цеплялась за них, поднималась на цыпочки, требуя нового поцелуя.

Я не знаю, сколько это продолжалось, может быть, десять минут, может быть, час. Но все происходило очень просто, само собой, как будто бы так и должно было быть. Ни тени сомнения, ни смущения, а только лишь упоительный восторг. Простой, безыскусный человеческий восторг в чистом, неразбавленном виде. Концентрированный восторг. Истинный.

Я вспоминала все это, и образы, звуки дождя и дыхания, прикосновения друг за другом просыпались в моей памяти.

Мне все больше хотелось смеяться.

Если бы Маринка и Лида пристали ко мне с вопросом: «Расскажи, как это было?!», я бы ничего им не сказала. Лишь загадочно поухмылялась как сова, и многозначительно посмотрела на подружек поиграв бровями.

Я бы промолчала не потому, что стеснялась или потеряла дар речи, а просто потому, что думала – эти воспоминания могут принадлежать только двум людям: мне и ему. И делить их с кем-то еще совсем не хотелось. Мой Смерчинский, мой поцелуй и мои воспоминания. Мои и больше ничьи.

Наверное, я бы просто сказала девчонкам, что мы долго целовались, не вдаваясь в подробности и не описывая свои истинные ощущения, которые я, кажется, буду хранить долго – в специальном потаенном сундучке души. Я бы добавила, что это было круто, и похвасталась, что у Смерча широкие плечи, ловкие и ласковые пальцы и удивительно наглые губы, и добавила, что он в этом деле – целовательном – настоящий профи!

Куда подробнее я бы я рассказала подругам о том, как мы бегали по дорожкам парка друг за другом по пузырящимся от дождя лужам, весело смеялись и хором ругали недоумевающего Черри, которого Анька отправила вон из парка, как только вернулась с «задания». Она написала сообщение Помойке, чтобы они резко делали ноги, и парни послушали ее! А еще мы много фотографировались и делали совместные селфи. Обнимались, строили уморительные рожицы, улыбались, и я все пыталась незаметно заснять Дэна с рожками, но он каждый раз замечал мою руку и ловко убирал ее.

Чуть позднее Дэн догнал меня у детского розового паровозика, в котором обычно катались совсем малыши, обнял одной рукой и уставился на меня каким-то шальным взором. Он не спешил отпускать меня, смотрел прямо в глаза, а наши носы касались друг друга, как будто мы со Смерчинским оба были эскимосами, решившими попрактиковать свой необычный поцелуй.

– Что? – осторожно спросила я глядя то на мелькавшую в небе тонкую белую молнию, то на него. Губы у Смерча были полуоткрытыми, как у ребенка, увидевшего новую игрушку, которую злая мама долго не покупала ему, а потом раз – и подарила на Новый год.

– Рот закрой, муха залетит, – не поленилась сказать я, не отпуская его плеч – о да, моя душа добралась до них и заставила пальцы крепко-крепко в них вцепиться.

– Просто смотрю, – отозвался он полушепотом, который я с трудом расслышала из-за шума дождя, бьющего в асфальт тяжелыми струями с маниакальным упрямством. И почти тут же в который раз раздался гром – но не пугающий, а приглушенный, отдаляющийся.

– В глаза? – спросила я, разглядывая его мокрые слипшиеся ресницы.

– В глаза, – согласился Смерч.

– Зачем? – удивилась я, сильнее его обнимая. Дэн, не отрывая немигающего взгляда, откинул назад свои потемневшие и потяжелевшие от воды волосы.

– Хочу запомнить их выражение, – серьезно ответил он.

– Ты сможешь их сфотографировать, – важно разрешила я. – Отличная идея!

Миг, и мое лицо осветилось вспышкой – Дэнни достал фотоаппарат отработанным движением фокусника.

Не знаю уж, как это смотрелось со стороны, но мы, обескураженные друг другом, мокрые уже едва ли не насквозь, но одинаково довольные происходящим, фотографировались и дурачились, и нам казалось, что мы знаем друг друга тысячу лет.

Веселье закончилось в тот момент, когда я вдруг достала из кармана телефон, чтобы посмотреть время, и увидела с десяток пропущенных звонков от мамы. Пришлось ей перезванивать, выслушивать ее гневные крики, объясняться, врать, говорить, что я бегу домой из библиотеки, косясь при этом на тихо смеющегося Смерча.

– Если я не приду домой в ближайшие полчаса, мама меня убьет, – загробным голосом сказала я ему, когда связь отключилась. Мама обещала меня собственноручно задушить, когда я приду домой. Она, оказывается, звонила мне уже несколько часов и совершенно безрезультатно – у меня был отключен звук.

– Я довезу тебя, Чип, – тут же сказал Дэн. По идее, это должно было звучать, как предложение, но мне показалось, будто бы он просто ставит меня в известность о принятом решении.

– На твоем «Выфере»? – обрадовалась я, тут же вспоминая красно-черного красавца. – А ты ведь обязан мне одну поездку!

– На нем. Раз обязан, то повезу, – легко согласился он.

– Какой-то ты странный, – сказала я, решив попереживать из-за гнева мамы непосредственно дома.

– Я? Я обычный. А ты… тебе нравится…

– Мой букет! – перебила я его вдруг, сама не зная почему. – В кафе мы забыли мой букет! Его стопудово кто-нибудь да спер!

– Я подарю тебе новый. – Денис протянул мне руку и сказал: – Побежали до байка, Чип?

И мы действительно побежали.

Дождь неожиданно закончил свое сольное выступление, как только мы покинули опустевший парк под удивленный взгляд контролера на выходе. Это было совершенно внезапно, словно кто-то просто вырубил его на небе, нажав на панели «Погода» кнопочку «Остановка дождя». Странно, но едва гроза закончилась, на улице стало прохладно, и даже мне, которая умудрялась не мерзнуть в двадцатиградусный мороз зимой, захотелось оказаться около костра или камина, закутанной в шерстяной плед и с бокалом согревающего красного вина в руке. Наверное, во всем была виновата мокрая одежда, которая противно липла к телу.

А может быть, действие концентрированного восторга кончилось, и мы вернулись в свое обычное состояние.

От ветра по рукам побежали мурашки. Я зябко поежилась, уже жалея, что мы так беспечно гуляли во время ливня. Что на нас нашло? Это было наваждение майской грозы или порыв двух душ, которые устали от одиночества? А может, это всего лишь игра? И станет ли этот вечер точкой невозврата?

Сегодня Дэн оставил свой байк не на улице, а на платной стоянке, и до нее мы добрались за пять минут.

– А чего ты попросту его не бросил? Тебе же всегда везет, – несколько глумливо спросила я, когда мы подходили к стоянке, перепрыгивая через лужи. Честно сказать, Дэн через них перешагивал, а вот мне приходилось прыгать. Зато мы шли, держась за руки. Кроме нас, народа на обычно многолюдной, шумной улице не было. Только проезжали туда-сюда редкие автомобили со все еще работающими дворниками.

– Тут нигде нельзя оставлять транспорт, вот и все. Черт, холодно, – произнес синеглазый, закусывая губу. Его пальцы в моей ладони действительно стали холодными. Я, чуть подумав, остановилась и с улыбкой запасливого человека, вещи которого, несмотря на всеобщие смешки, все-таки принесли пользу, вытащила из рюкзака любимую оранжевую кофту с высоким горлом, длинными рукавами и широким металлическим замком. Обычно у меня еще и обувь запасная есть – сейчас она пришлась бы крайне кстати, но именно сегодня я ее выложила, чтобы рюкзак не был тяжелым.

– Давай я тебе на плечи накину? Теплее будет, Дэн, – искренне предложила я, зная, что ему действительно холодно. Пару раз Смерч говорил, что с трудом переносит холод и вообще часто мерзнет (тогда я обозвала его девчонкой, но он не обиделся и сказал, что все равно крут).

Синеглазый очень странно на меня посмотрел, чуть помешкав, взял из моих рук кофту, явно согревая в ней пальцы, и скомандовал:

– Я отвернусь, а ты переоденься.

– Чего-чего? – показалось мне, что я ослышалась, и я даже ладонь к уху приложила. С Ветерком явно что-то не то.

Может, ему мозг продуло?

– Мы сейчас поедем на скорости, тебя может продуть, заболеешь, – отозвался парень, потирая ладони. – Переоденься. Все равно на улице никого нет.

– Так это тебе же жутко холодно!

– Я могу потерпеть, а вот ты точно простынешь. – Он одарил меня обаятельной улыбкой, огляделся, как воришка на вокзале, и поволок меня под узорчатую арку дома напротив.

– А сам? – сердито спросила я у него, оглядываясь по сторонам. С двух сторон меня закрывали стены, с третьей – Дейл. Но четвертой стороной был открытый двор.

– У меня сильный иммунитет. – Он наклонился ко мне, погладил по щеке и в очередной раз напомнил о своей замечательной удачливости.

Едва не растаяв от его прикосновений, я заставила его отвернуться и, зорко проследив за тем, чтобы он не подглядывал, переоделась в сухую теплую кофту.

Кажется, он и правда не поворачивался в мою сторону, но улыбка у Дэна была шикарная, в смысле, веселая, как у пингвина-хохотуна.

– Почему ты на меня так подозрительно смотришь? – лукаво спросил он.

– Да так, – уклончиво произнесла я.

И мы поспешили к стоянке. Приехали домой быстро – почти все дороги были пусты. Зато дождь начался вновь, правда, уже не такой сильный. Дэн остановился около моего подъезда, продолжая смотреть на меня все так же странно – и это заставляло нервничать. С ним что-то происходило, и я никак не могла понять, что именно. Из-за этого я даже в полной мере не могла наслаждаться нашей поездкой, да и в этот раз парень не спешил набирать скорость – ему явно не нравились скользкие дороги.

– Малыш мой, ты обещал кое-что рассказать! – вспомнилось мне, в общем-то, самое главное, когда я снимала шлем и отдавала его в руки Смерчу. А еще вспомнились слова Черри о сестре Ольги. – Что еще за тайны мадридского двора, поведаешь?

– Обещание есть обещание, Бурундук, – кивнул он совершенно серьезно, глядя не на меня, а на яркий фонарь.

– Жалеешь? – неожиданно спросила я деланно добродушным тоном, но обожгла брюнета яростным взглядом сумасшедшей ревнивицы. Подумать только, и откуда что взялось? Наверное, мой взгляд говорил Дэну, что если его ответ будет положительным, то кое-кто – и это явно буду не я – вновь станет мерзнуть – только уже в ближайшей луже. Вон, неподалеку от нас целое море раскинулось.

– Нет, – совершенно спокойно и, как мне кажется, искренне ответил он. – А ты?

– О чем? – не сразу сообразила я, потому что в душе возликовала – совершенно неожиданно для самой себя.

– О Кларе, о ком еще?

Я посмотрела под ноги, наклонилась к земле, сорвала замызганный и грязный одуванчик, повертела его в руках и, наконец, ответила деланно беспечно:

– Не-а.

– For realsies? – голос Смерча был недоверчивым.

–Серьезно, – ответила я и на какое-то время замолчала, собираясь с мыслями, а потом продолжила чуть хрипловатым голосом: – Он, конечно, классный: умный, стильный, красивый, обворожительный и обаятельный – короче, он намного лучше тебя, Сморчок, но сегодня я кое-что поняла.