Все-таки, мне не удалось выбраться из огненной ловушки, – с тоскливой жалостью признала неумолимый факт. Какая-то часть меня глупо надеялась на призрачный шанс, что я выбралась, но, к примеру, сильно пострадала и находилась в коме. А вся эта история с переселением душ и возрождением в детском теле – игра воображения. Однажды я проснусь, и жизнь вернется в прежнее русло. Может, поэтому никак не могла отпустить близких и горевала по ним каждый день? Теперь же я увидела кусочек другой реальности, в которой моя семья научилась жить без меня. Не думала, что обрадуюсь тому, как подруга сошлась с моим мужем. Она бы никогда себе такого не позволила, будь я жива. Это табу, которое ни одна из нас не нарушила на протяжении долгой двадцатипятилетней дружбы. Из нас двоих Сонька всегда больше нравилась парням, задорная, смешливая, душа компании. А вот в личной жизни ей не везло, так и не встретила того самого, единственного. Последний ухажер сбежал, когда узнал о ее беременности. Помню, как она плакала тогда, расстраивалась, что ребенок вырастет без отца. О том, чтобы избавиться от плода, даже речи не шло. Тогда и поклялись друг другу, если вдруг что-то случиться с одной из нас, вторая позаботится о детях. Мы с Колей собирались стать ребенку Соньки крестными родителями и заверили, что будем поддерживать, не оставим одну. А теперь судьба сложилась так, что на долю подруги выпало стать моим ребятишкам мамой.

– Что такого сказал светоч, что ты уже час молчишь, всхлипываешь и глупо улыбаешься? – отвлек Игнат от грустных воспоминаний.

– А тебе? – посмотрела на мужчину с вызовом, – зачем вернулся на самом деле?

– Действительно хочешь знать? – вопросительно изогнул бровь. Я кивнула, всем своим видом давая понять, что готова выслушать брата. – Хорошо, – Игнат поморщился, будто не желал ворошить прошлое, вздохнул. – Тебе известно, за что казнили отца, а меня вычеркнули из рода?

– Да… – чуть подалась вперед и коснулась руки мужчины, – но я не верю, что кто-то из Забелиных мог так поступить. Это противно природе нашего дара.

– И никто из родичей не поверил, но наша уверенность – ничто против неумолимых фактов. Отца казнили, мать сгорела от горя за неделю, ну а меня принесли в жертву, чтобы спасти хотя бы младшую ветвь.

– Теперь ее тоже нет, – я поникла, – выходит, все было напрасно?

– Ну, мы-то с тобой пока живы! – легонько толкнул кулаком в плечо, здоровое, к слову.

– Константин связался со мной, чтобы узнать подробности одиннадцатилетней давности. Думаю, предчувствовал опасность. Официально вернуть меня в род он не имел права, зато мог подарить нормальную жизнь. Ты не задавалась вопросом, почему древний род, зародившийся еще в Смутные времена, записан всего лишь в медную книгу? Он по праву может и должен находиться в золотой.

– Нет, – мотнула головой, – даже не задумывалась. А почему так?

– Потому что иначе мы не смогли бы служить тем, кто ниже по рангу. Наших предков такое положение вещей устраивало, а после стало поздно что-либо менять. Но я не об этом. За верную службу и спасение жизни князья часто одаривали защитников золотом, землями, магическими артефактами. Сокровища постепенно накапливались, со временем только увеличиваясь в цене. Род у нас немногочисленный из-за специфики деятельности. Когда ты становишься тенью другого человека, на собственную семью не остается времени. Поздние браки, одна, максимум две жены, один-два ребенка, которого воспитывают в традициях рода. Естественная селекция, когда потомки вбирают от родителей лучшее, ведь в выборе партнера мы не руководствуемся выгодой. Только по любви и обоюдному согласию, пусть даже избранник не благородных кровей. Так вот, богатство многим застит глаза. Нашлись глупцы, позарившиеся на чужое добро. Лет триста назад род Забелиных чуть было не угас, когда новгородский князь под маской разбойника разорил наше имение. Выжил только глава и то, потому что отсутствовал в тот момент и прибыл слишком поздно, чтобы спасти своих. Люди погибли, а до золота враги так и не добрались. Но кому нужны богатства, когда потеряно главное достояние рода? Закарий перенес сокровищницу в потайную комнату, скрытую в глубинах Каменной пади, где велась выработка белого камня. Тоннели, ведущие к ней, обвалил, старые карты и чертежи шахт уничтожил. Единственный путь туда открыт лишь для наследников с особенным свойством дара.

– Каким же? – мурашки побежали по коже от поразившей догадки.

– Некоторые из нас наделяются редким умением открывать тайные тропы и перемещаться на большие расстояния. Это умение передается через поколение старшему из детей, так как считается, первенец наследует силу рода. Например, им владел наш прадед Александр Закарьевич Забелин, а после него Александр Олегович, мой отец. Но с его смертью семья утратила доступ в сокровищницу. Насколько я знаю, Константин изучал семейные архивы, разыскивая способ вновь попасть туда. Единственное, что выяснил, первоначально тропу легче открыть в святилище. Он раскопал упоминание, что однажды источник сам привел действующего главу, не унаследовавшего редкое умение, в тайное место и вернул обратно.

– И что это значит?

– Теперь уже ничего, – Игнат пожал плечами, – в последнем письме Константин намекнул, что нашел способ. Подробностей не сообщал, обещал рассказать при личной встрече, которая так и не состоялась.

– Кажется, я знаю, что это за способ, – крепко стиснула руку Игната в ладошках, – нам нужно попасть в имение.

– Эй! – крикнул брат вознице, – сворачивай к Каменной пади! И поторапливайся! – я видела, что у Игната на языке вертится куча вопросов, но он сдерживался, будто боялся спугнуть удачу. Может, и к лучшему, потому что меня опять накрыло воспоминаниями трехлетней давности.

– Солнышко, просыпайся! – на утро после пожара меня разбудил ласковый голос, – как себя чувствуешь, моя хорошая?

– Пить, – пискнула не своим голосом, и к губам тут же приставили емкость с живительной влагой. Такой вкусной воды я в жизни не пила, а потому проглотила содержимое кружки до капельки. Только после этого открыла глаза.

Увиденное поразило настолько, что я резко зажмурилась. Откуда в моей жизни возьмется убеленная сединами женщина, лоб которой перетянут расшитым пояском на старинный манер? Да и антураж позади никак не напоминал родной дом или, на худой конец, казенные стены поселковой больнички.

– Боярышня очнулась! – тут же раздался звонкий голос, никак не принадлежащий особе, которую я увидела. От любопытства широко распахнула глаза.

– Очнулась, Нинушка! – ласково улыбнулась женщина, обрадовавшаяся моему пробуждению.

Вот только я никакая не Нинушка! И место незнакомое. И тетенька абсолютно чужая! Хотя какая чужая, если чувствую тепло и ласку, от нее исходящую?

– Что со мной? – новый писк без сомнений раздался из моего горла, его даже ободрало от приложенных усилий. – Где я? – по привычке, хотела потереть переносицу и замерла, увидев взметнувшуюся тщедушную ручку. – Я? – подскочила на кровати, придирчиво оглядывая собственное тело. – Не я! – неловко завалилась набок, осознав, что увидела лишь слабого ребенка. Дорогое вышитое золотой нитью одеяло ничуть не скрывало худосочного тельца. И это тельце точно не Инга Симакина тридцати четырех лет от роду.

– Тише, деточка! – женщина подхватила меня и уложила на подушки, – не переживай. Ты в безопасности. Поверь, никто больше не посмеет тебе навредить.

А раньше посмели, что ли? – все еще не понимая, что происходит, поднесла руку к глазам. Кожа белая и будто светится изнутри, да и размер такой, будто бы мне года три-четыре. Совсем как у Олежика ладошка.

– Где я? – повторила вопрос, и незнакомка соизволила ответить. Не ожидала, если честно, уж больно сильно причитала и сокрушалась о каком-то событии.

– Так, дома вы, боярышня, в родовом поместье Забелиных. Скоро батюшка ваш пожалует, а матушка от переживаний слегла, доктор ей сонных капель прописал.

Я безвольно опустила руку и прикрыла глаза. Перед глазами еще стояло огненное марево, нос чутко улавливал запах гари, а по телу гуляли фантомные боли. Надо подумать и разобраться, что все-таки происходит.

– А кто я? – спросила умирающим голосом. Это нетрудно на самом деле, когда внутри сил не осталось даже на то, чтобы пальцем пошевелить.

– Так, боярышня, Ниночка Константиновна Забелина, шести лет отроду. Неужто не помнишь, дитятко?

Писец! – крепко зажмурилась, переваривая новости. На память я не жаловалась, и прекрасно помнила, как бросилась спасать маму Аню и папу Роберта. Стало быть, у меня не получилось? – сердце сдавило болезненным спазмом, а на глазах проступили слезы. – Я умерла? Выходит, Иришка с Олежиком сиротками остались? Как же так? А Колюшка как там без меня?

– Ну-ну, поплачь, маленькая, – ощутила, как меня ласково погладили по голове, – чудом выжила. Чудом! Кто бы мог подумать, что амулет Забелиных такую силу имеет!

– Амулет? – зацепилась за слова женщины, – какой амулет?

– Родовой, конечно! – охотно пояснила она, – вот же он! – поддела пальцем кожаный шнурочек на моей шее. Я потянула за него и выудила на свет круглую подвеску. По виду она напоминала циферблат, только вместо цифр непонятные закорючки.

Руны! – услужливо подсказала память. – Точно! Руны покрывали внешнюю часть подвески из черненого серебра, а центральную занимал фиолетовый камень. Красивый. Наверное, драгоценный был. Сейчас он покрылся черными трещинами, которые уродливой паутиной расползлись по поверхности. На обратной стороне амулета с трудом разобрала надпись на старославянском, что-то о выборе пути и его бесконечности. На этом, собственно, силы закончились. Так и заснула, стиснув подвеску в ладошке.

В следующее пробуждение я познакомилась с маменькой Ниночки, боярыней Светланой Агнияровной. Молодая пышнотелая женщина прослезилась, крепко прижимая меня к груди. Сразу так тепло стало, хорошо и приятно, что я едва на заурчала как кошка.

– Сокровище мое! Радость моя. Солнышко! – осыпала поцелуями лицо. – Как ты нас напугала. Расскажи, милая, что случилось? Зачем ты полезла в источник? Разве Константин Даниилович тебе не говорил этого не делать?

Вот, даже как? Я полезла и чуть не умерла? В смысле, для дочери Забелиных как раз все печально закончилось.

– Я… я не помню, – в голове обрывками проскакивали чужие воспоминания. Они накладывались на мои собственные, и от этого в голове царил хаос. Если бы я угодила в тело взрослого человека, наверное, сошла бы с ума. Но и трех сознательных лет из шести, сохранившихся в памяти храброй девочки хватило, чтобы проникнутся трогательной заботой и сожалением, что ее жизнь оборвалась так рано. Через пару дней, когда информация улеглась, а я окрепла и поправилась, то научилась разделять свои и чужие воспоминания. И даже воспринимать последние как свои.

Например, при упоминании о святилище возникал образ просторного помещения без окон, зато с яркими фонариками на стенах и волшебным прудиком с серебристым зеркалом воды. В его отражении Нине виделись сундуки с золотыми монетами, шкатулками с каменьями, стеллажи с разложенными на них амулетами, статуэтками или фигурками животных. Впервые потайная комната проявилась в день инициации, когда на левом виске Нины появилась магическая печать рода. Но тогда девочка не поняла, что увидела, и не придала этому значения. Второй раз Нина попала в святилище через два года вместе с главой, который проводил там много времени, и видение повторилось. Конечно же примерная дочь обо всем рассказала отцу, который так обрадовался, что повелел устроить праздничный ужин. После Константин Даниилович часто брал малышку с собой и подолгу расспрашивал, что она видит и может ли попасть в ту загадочную комнату в отражении.

А потом в семье Забелиных случилось радостное событие. На свет появился долгожданный наследник, Данияр Константинович, и внимание родителей переключилось на новорожденного. Он столько плакал из-за красных змеек, обвивающих его тельце, что никому не давал покоя. Нина тоже ждала братика, хотела с ним понянчиться, поиграться и не понимала, почему им не разрешают видеться, и почему никто ему не поможет.  Едва она заикнулась о тех самых красных змейках, как в доме случился переполох. К ним приезжали незнакомые люди, которые подолгу пропадали в детской. После их ухода мама много плакала, а отец допоздна засиживался в рабочем кабинете.