– Теперь я поняла, почему контрабандисты называют себя кротами. Я-то думала, это потому, что они что хочешь нарыть могут. А оказывается, они в норах живут.

Бусык звонко расхохотался.

– Ага, – заявил он, – мой батька однажды целый год в ходах провел. Только это его не спасло, – он внезапно стал мрачным и горько вздохнул, – как вышел, так его и…

Он не договорил, замолчал, нахмурившись, но я поняла:

– Мне очень жаль…

Мальчишка дернул плечом… то ли, сказав, мол, понял, то ли огрызнувшись, мол, не нуждаюсь в ваших соболезнованиях. И от этого мне стало еще больнее… сразу бросились в глаза довольно ветхая рубашонка, дырка на штанах, в которой при каждом шаге мелькала белая, острая коленка. А еще я вспомнила его радость тогда, когда я при прошлой встрече дала ему несколько гринок. И свои мысли о том, что это мог быть Лушка…

И я снова сделала это. Даже как-то мыслей не появилось, что можно сделать вид, будто все это меня не касается.

– Бусык, – я поймала его за плечо и развернула к себе, – хочешь я заберу тебя к себе? Будешь жить с моим сыном… он хороший, вы подружитесь.

Мальчишка опустил голову, чтобы я не видела его лица и, кажется, плакал.

– Нет, – мотнул он головой и вытер заслезившиеся глаза рукавом. – Я с мамкой живу. А с Лушкой мы и так дружим. Мы с ним часто по ходам в Нижний город сбегаем… ой! – он вскинул на меня испуганный взгляд. И затараторил, – тетька Елька! Вы только Лушку не ругайте. Он же всегда только после уроков уходит. И дядьке Жерену не говорите, пожалуйста! А то он уже обещался мамке нажаловаться. А она меня запрет! Она знаете какая строгая?! Ее папка ужасть как боялся. И даже дядька Жерен боится! Хотя она младшая сестра.

– Ты племянник Жерена?! – удивилась я, старательно рассматривая лицо мальчишки, покрытое грязными разводами. Ну, должно же быть что-то похожее?

– Ну, да, – кивнул он, умоляюще глядя на меня, – они с мамкой моей – двойники. Только мамка моя второй родилась, младшей.

Теперь я тоже ничего не понимала…

– Так почему же ты в таком виде? Ну, босой и грязный? – удивленно спросила я. Как-то не верилось мне, что Жерен мог бы бросить сына своей сестры в таком состоянии.

– Так я же на задании! – засиял мальчишка и гордо добавил, – дядька Жерен сказал, что нужен надежный человек, которому он может доверять. И лучше меня никто не справится! Тем более, папка мой из кротов, и я батины ходы, как свои пять пальцев знаю. Поэтому мне дядька Жерен и доверил вас до Среднего города под землей довести. По земле вы бы не дошли. Поймали бы вас.

Гордый Бусык взглянул на меня свысока.

Глава 7

Ходы контрабандистов вывели нас на окраины Среднего города. Мы поднялись по лестнице, прямо посреди подземного коридора, и оказались в доме небогатого лавочника. Семья была дома, но наше появление из тайного хода, который находился под столом на кухне, они как будто бы не заметили. Как сидели и ужинали, так даже глазом не моргнули, когда прямо им в ноги вылезли мы с Бусыком.

Я заподозрила, что тут замешана какая-то Древняя магия, скрывающая нас от их взгляда, но Бусык пояснил, среди контрабандистов существует закон: если в вашем доме из тайного хода вылезли какие-то люди, то вы должны сделать вид, что они невидимы.

Закон соблюдали так истово, что появление чужаков в своем доме на самом деле выпадало из поля зрения и из памяти. Каждый контрабандист знал, в следующий раз именно он может вылезти из сундука в чужом доме.

– Когда я был маленький, – важно заметил Бусык, – у нас дома из ходов однажды так много людей вышло, что они в доме все полы затоптали. Мы с мамкой их даже не увидели. Только мамка потом ругалась сильно, мол, ходют и ходют, полы из-за них перемывать надо.

Мальчишка оказался знатоком не только Нижнего города. Здесь, в Среднем, он тоже чувствовал себя, как дома, и вел меня к Жерену какими-то узкими переулками и норами, которые нормальные люди попросту не замечают.

Когда мы вылезли из очередного простенка, я с удивлением поняла, что каким-то невероятным образом мы преодолели огромную часть города, практически не показываясь на широких, многолюдных улицах. Да, времени на это ушло немного больше, но подобная скрытность того стоила. Если бы я знала эти тайные ходы контрабандистов, то мы с Дишланом не попали бы в руки людей графа Шерреса, когда он силой привез меня в посольство, чтобы выяснить, кто я такая… Припомнивтот случай, я невольно вспомнила, как ловко барон Пирр скрылся от людей моего телохранителя. Возможно, он тоже воспользовался тайными тропами? Это многое бы объяснило.

– Тетька Елька, лезьте, – Бусык повернул какую-то загогулина на кованом заборе дома Жерена, и легко отодвинул кусок ажурной решетки, открывая лаз, ведущий в плотные заросли кустарника, – идите прямо по тропинке, махнул он рукой, обозначая направление, – там вас уже ждут. А мне надо в Нижний город вернуться. Пока братва не хватилась.

Я поблагодарила мальчишку и пролезла в дыру. Между кустарником вилась узкая, едва заметная тропка, ведущая вглубь сада. Я прошла по ней, пригибаясь под переплетенными над стежкой ветками, которые как раз и создавали ощущение дремучих, непроходимых зарослей. И через полтора десятка шагов оказалась у большой беседки, стоявшей в самом дальнем уголке ухоженного сада. Там кто-то был. Я, стараясь не шуметь, нырнула в темное, скрытое в зарослях девичьего винограда и пахнущее легкой грибной сыростью нутро. На широкой скамье, закинув ноги на невысокий столик, сидела девушка с книгой в руках. Слишком хорошо одетая для прислуги…

– Дошка?! – ахнула я, узнав в девице дочь Селесы.

Она вскинула взгляд над книгой и засияла:

– Тетька Елька! – Дошка одним движением скатилась со скамьи, небрежно бросив книгу на стол, и кинулась мне на шею, – пришла! Наконец-то! А-то мы ждем, ждем… Мамка уже все глаза выплакала! Идем скорее!

Она потянула меня прочь из беседки. Мы бежали по дорожкам сада. Дошка, заливисто смеясь, что-то рассказывала мне, я никак не могла уловить о чем она говорит. У меня никак не укладывалось в голове, что вот эта, совсем взрослая девица, и есть Дошка… Маленькая, всегда чересчур серьезная и самостоятельная девочка, которую я учила читать и которая присматривала за Лушкой и Анни… Как же так получилось-то? Прошло всего-то чуть больше года с того времени, как я видела ее в последний раз перед отъездом в пансионат. И тогда она была нескладным угловатым ребенком тринадцати с половиной лет. А сейчас ей, выходит, уже пятнадцать?! Как же она изменилась!

– Тетька Елька, – Дошка, добежав до небольшой аллейки, неожиданно остановилась, отчего я чуть не впечаталась в нее носом, – скажи, а от Митки вестей не было? – она слегка покраснела, – папка сказал, что ты его куда-то отправила с важным поручением…

– От Митки?! – не сразу поняла я.

– Ну, да, – Дошка смущенно улыбнулась. – Мамка меня замуж выдать хочет. А я за кого попало не хочу, тетька Елька. Я, вообще, замуж не хочу. Я хочу быть такой, как ты… Самостоятельной. Только здесь мне мамка и папка не позволят… ну, без свадьбы… И я решила, что мы с Миткой сбежим в Республику Талот… Вместе… вот! – выпалила она и вдруг густо покраснела. – Тетька Елька, а как ты думаешь, а Митка согласится сбежать со мной?

– Что?! – снова ничего не поняла я… Куда бежать? Она же еще ребенок! Да еще и с Миткой! При чему тут, вообще, Митка?! Я запнулась. В памяти вдруг всплыло, как мы шли в харчевню, а маленькая Дошка строила рыжему глазки. Но ведь это было так давно и не по-настоящему… разве нет?!

– Я думаю согласиться, – мечтательно вздохнула Дошка и торопливо добавила. – Только ты маме не говори, что я про Митку спрашивала. А то она опять орать начнет. Она хотела меня замуж за соседского сына выдать. Так ругалась, когда я ему от ворот поворот дала! Но, тетька Елька, видела бы ты этого прыщавого юнца! У него в голове только одно, – она поморщилась. – Нет, мне нравятся мужчины постарше. Серьезные. Разумные. Такие, как Митка…

Дошка рассказывала, а я чувствовала себя, как рыба, выброшенная на берег. Беззвучно открывала и закрывала рот, не понимая, на каком свете нахожусь. Может быть, мне это снится? Ну, какое замужество?! Какие сваты?! Это же Дошка! Дочка Селесы и подружка моего сына… ну, в смысле, друг моего сына. Я же знаю, они общались. И Лушка иногда даже помогал ей в учебе, объясняя то, что ей было непонятно. И она теперь говорит про замуж?! Как такое, вообще, может быть?!

Тем временем мы добрались до дома. Дошка втянула меня в холл и что есть мочи заорала:

– Мам! Иди сюда! Тетька Елька пришла!

От неожиданности я вздрогнула и недоуменно взглянула на Дошку. Да, я знала, Селеса так и не бросила привычки Нижнего города и вела себя не совсем правильно. Дошка рассмеялась:

– Тетька Елька, ты ж мамку знаешь! Попробуй к ней кого-нибудь из прислуги отправь, ругаться будет. А то и вовсе на кухню отправит или тряпку вручит, чтобы знала, что людей от работы отвлекать нельзя. А я в своей жизни на кухне уже наработалась, детей нанянчилась. Хватит. Будем мы с Миткой только вдвоем жить. А детей пусть она сама себе родит…

Он звонко расхохоталась и сбежала в сад. А я осталась в гостиной у Жерена с мозгами набекрень. Так растерялась, что застыла, как соляной столб, посреди комнаты с сумкой на плече. Снова в голове со скрипом проворачивались колесики, укладывая новые факты в канву моих знаний о мире. Но этот пазл как будто бы был из другого набора и никуда не подходил…

– Елька! – радостно завопила Селеса, нависая над лестничным пролетом со второго этажа, – пришла!

Она начала медленно и тяжело спускаться ко мне. И, словно добивая меня окончательно, впереди подруги плыло внушительное пузо… Селеса была беременна.

Мы не виделись больше полугода, но иногда переписывались. И почему, интересно, она не сообщила мне о том, что у них с Жереном будет ребенок?

А Селеса не спеша доковыляла до меня и заключила в объятия.

– Ох, Елька! – вздохнула она и всхлипнула, – заставила же ты нас поволноваться! Я уж думала сгинула ты. Жерен места себе не находил! Пытался от меня скрыть, что с тобой приключилось-то… Но я его живо раскусила. Заставила признаться, чего ночами не спит, а все по дому бродит и бурчит…

Я обняла подругу. Она изменилась. Располнела, даже черты лица расплылись практически до неузнаваемости. И живот… у нее был такой огромный живот! И он очень мешал. Никогда не видела беременных так близко.

– Селеса, – не выдержала я, – почему ты не сказала…

– Дак, – подруга вздохнула, – возраст ведь, Елька… Не девочка уже. Тяжело хожу… Видишь, как отекла. Так что мы никому не говорили, даже отцу Жерена. Боялись, что не доношу. И сейчас боимся. Мне ж еще пару месяцев ходить. Знаешь, – она счастливо засмеялась, – Жерен так рад…

– Ваша светлость! – откуда-то сбоку вынырнула Тайка и кинулась ко мне со слезами, – пришли!

– Тайка, – обрадовалась я, увидев горничную, – ты здесь! А где Южин?

– Он ждет в вашем доме, здесь, в Среднем городе, – улыбнулась она, – мы не знали, куда вы придете сначала: сюда или туда. Господин Жерен сказал, что вас встретят и проведут к нему, но мы решили, что лучше подстраховаться.

– Я ж говорила, – нахмурилась Селеса. Кажется, Тайка ей не нравилась, – что Жерен слов на ветер не бросает. Ежели сказал, что Ельку приведут сюда, значит, так и будет.

Тайка с неприязнью взглянула на нее и заявила:

– Не Елька, госпожа Селеса, а ее светлость герцогиня Абрита Форент.

– Это для тебя она светлость, – не осталась в долгу Селеса, – а для меня Елька! Мы с ней столько лет бок о бок прожили, из одной тарелки ели. Имею право называть так, как хочу! Да, Елька?! – Селеса повернулась ко мне и уставилась вопросительно.

– Ваша светлость, – не осталась в долгу Тайка и взглянула на меня не менее требовательно, – скажите ей, что подобная фамильярность не допустима!