Но возвращаться в палату не хотелось. Я еще немного посидела на воздухе, пока не стало холодать, послушала дождь у окна в холле и побродила по коридорам в ожидании ужина. Жаль, что мне не разрешали спускаться на ужин в столовую внизу. Мне вообще ничего не разрешали!

Спуститься на завтрак или ужин нельзя. Снять осточертевший больничный костюм нельзя. Выйти в город нельзя. Написать Диане нельзя. Как будто не Одри сидит в тюремной камере, а я!

С ума можно сойти. Впору начать рисовать на стене палочки, обозначающие часы до встречи с Кейманом и выхода в город.

К вечеру коридоры лекарского дома пустели. Дежурные дремали, чутко реагируя на любые посторонние звуки, а больные спали. К ужину всегда приносили успокаивающее зелье. Мне тоже приносили, поначалу убойное: я отключалась, едва делала последний глоток. Сейчас зелье давали совсем слабое, так что я неспешно прогуливалась перед сном, умывалась и засыпала со спокойной (почти) душой.

Если у меня, конечно, есть душа.

Самое главное – не поддаваться стремительно несущемуся потоку мыслей. Усилием воли давить все воспоминания и вопросы. Просто жить, читать книги, гулять и направлять остатки энергии на восстановление. Оказывается, ожоги от магии не так просто вылечить. Это совсем не то же самое, что залечить ожог от раскаленной сковородки. Долго, больно и, кажется, дорого.

Сегодня дождь закончился на удивление быстро. В окне показались две луны, и я вылезла из-под теплого одеяла, чтобы задернуть шторы. Потом вернулась и закрыла глаза.

Мне снилась палата. Точно такая же, в которой я закрывала глаза. На столике книга с клочком пергамента вместо закладки. Наполовину заполненный чайник с черничным чаем. Плотно задернутые шторы и почему-то приоткрытая дверь в коридор.

Я всегда закрывала дверь. Даже днем, когда просто валялась на постели или читала, закрывала, потому что неизвестность, не отделенная преградой, иррационально пугала до дрожи. Казалось, стоит отвернуться, потерять дверной проем из вида, как кошмары пачками полезут прямо ко мне.

Неудивительно, что этот кошмар воплотился в жизнь.

Хотя зелье обещало сны без сновидений…

Дверь едва слышно скрипнула и приоткрылась сильнее. Черная, будто сотканная из тьмы, изящная рука плавно провела по ручке – и пропала. Вздрогнув, я проснулась, но не сразу поняла, что это был всего лишь сон.

– Пожалуй, надо еще зелья, – пробормотала я и вновь вылезла из-под одеяла.

Совершенно не желаю наслаждаться кошмарами. Вряд ли там покажут что-то полезное…

Я застыла возле стола, чувствуя, как волосы становятся дыбом.

Дверь в палату была открыта.

Сквозняк? Лекарка заглянула проверить? Я забыла запереть? Вариантов, на самом деле, было много. Вот только окна в палатах в принципе не открывались, обход должен был начаться через час с лишним, а я совершенно точно захлопнула дверь, я помню!

Соблазн запрыгнуть обратно в постель и сделать вид, будто ничего не случилось, был огромный. Как в детстве, заставить себя поверить, что если не смотришь на монстра под кроватью, то его и нет. Но я же не ребенок. И человек ли – огромный вопрос.

Разозлившись на себя за слабость, я решительно вышла в коридор. Не знаю, что я там ждала увидеть, вышедшую из Хаоса Таару, пришедшую забрать ошибку мироздания или полчища темных тварей, штурмующих лекарский дом. Где-то вдали, в нишах, горели свечи, откуда-то раздавался забористый храп. Ничего необычного.

Возможно, кому-то стало плохо, и дежурная лекарка прошлась по этажу внепланово. Всякое бывает…

Я развернулась, чтобы вернуться в палату, но краем глаза в конце коридора увидела темную фигуру.

Она мелькнула – и пропала за поворотом.

Дыхание сбилось с ритма. Не давая себе шансов испугаться еще сильнее и передумать, я рванула вперед. За поворотом коридор кончался тупиком и, зная это, я туда почти не ходила. Весь этаж был отдан под палаты, так что я старалась не быть сволочью и не беспокоить тех, кому и так несладко.

Сейчас одна из дверей оказалась открыта.

– Тебе туда не надо… – пробормотала я. – Не надо.

Интуиция об этом так и кричала, не нужно быть прорицателем, чтобы догадаться: если что-то темное ночью зовет тебя за собой, бежать надо в противоположную сторону!

Но почему-то этой силе оказалось почти невозможно сопротивляться. И когда все та же черная рука показалась из проема, отчасти меня охватил страх, а отчасти – желание немедленно войти и покончить с пугающей неизвестностью.

Это палата. Просто палата, и все. В крупнейшем лекарском доме Флеймгорда столько магов, что он едва ли не самое безопасное место после дворца. Ни одна крупица не проскочит без ведома лекарей!

С другой стороны, должно быть, концентрация магии здесь сумасшедшая. И наверняка бродят какие-нибудь неупокоенные духи или что-то такое.

Я просто загляну – и сразу уйду! Вдруг кому-то нужна помощь? Это куда вероятнее, чем злобное зло, притаившееся в палате с целью сожрать беспомощную Коралину.

Сначала я заглянула издалека, но ровным счетом ничего не увидела. Палата оказалась совершенно пустой. Никто не умирал, не молил о помощи, не проводил тайные темные ритуалы и вообще не подавал признаков жизни. Чуть осмелев, я прошла внутрь.

– Эй… здесь есть кто-нибудь? Вам плохо?

Никакой страх не сравнится со смесью злости и жалости, которая охватила меня, когда стало ясно, чья это палата. Мне следовало развернуться и бежать, но я, как зачарованная, смотрела на Даркхолда ван дер Грима. При виде него от жалости дрогнуло бы сердце даже самой отъявленной сволочи на свете.

Ему сильно досталось. Вместо обычной постели лекари держали его на потоках воздушной магии, чтобы обожженная кожа не соприкасалась ни с какими поверхностями. От некогда пугающих, но все же по-своему красивых, крыльев остались обгоревшие хрящи. На спину было страшно смотреть, и я старалась этого не делать.

– Что с Даркхолдом? – спрашиваю я.

Губы слушаются с трудом, но разговор немного отвлекает от боли в руках.

– Им занимаются. Прогнозы очень осторожные, Даркхолд получил сильные ожоги. Если бы он не потратил так много магии на бал…

– Он жив?

– Да, – отвечает Кейман после паузы. – Он жив.

– Но вы сказали… вы ошиблись?

– В чем, Коралина?

– Вы сказали, что никто не может воскрешать мертвых. Я думала…

Я думала, Даркхолд погиб. Я поверила в это.

Кейман качает головой.

– Я не говорил этого, Коралина. Ты отключилась почти одновременно с ним.

– Но я слышала…

– Даркхолд жив. Я не знаю, выкарабкается ли он, но лекари сделают все возможное. Пока что он без сознания, и это к лучшему. Ему не больно. Если состояние изменится… в любую из сторон, я тебе сообщу, хорошо?

– Вы же…

Я обрываю фразу на полуслове и морщусь: ладони щедро поливают зельем. Соприкасаясь с обожженной кожей, оно шипит и пенится, а я невольно думаю, как больно может быть Дарку.

– Вы же не лжете мне, потому что боитесь, что я не справлюсь?

Кейман мягко улыбается и качает головой.

– Нет, Коралина, я не лгу. Поверь, я очень хочу, чтобы Даркхолд выкарабкался. И я не говорил тебе, что он мертв. Порой наши страхи настолько сильны, что проникают в реальность.

– Или становятся пророчествами?

Он молчит. Я пытаюсь не думать о боли. Мы оба знаем, что сны порой скрывают слишком многое.

– Я могу вам чем-то помочь? – раздался сонный голос.

Вздрогнув, я тут же успокоилась: из смежной комнаты вышла женщина в униформе лекарского дома. Очень красивая блондинка средних лет, наверное, какая-нибудь дежурная лекарка. На ее лице читалась усталость. Должно быть, она на суточной смене. Хотя вблизи женщина показалась мне смутно знакомой. За две недели я видела столько народу, что в этом не было ничего необычного, если бы не крепко засевшая в голове мысль, что я видела ее еще в прошлой жизни – без Школы Темных, Даркхолда и, разумеется, лекарского дома.

Наверное, у меня на лице отразился весь спектр чувств, потому что лекарка устало улыбнулась и сказала:

– Ты Коралина, да? Я так и думала, что ты зайдешь. Все в порядке?

– Да, я…

Что? Шла за странной тенью? Следовала за голосами в голове?

– Мне не спалось, я решила пройтись. Как он?

– Сложно сказать. По большей части спит. Ожоги постепенно пройдут, но сейчас боль такая, что может убить. И крылья… у нас, увы, мало опыта с такими особенностями, чтобы понять, что чувствует человек с сожженными крыльями. Но из тех крох информации мы сделали вывод, что пока ему лучше спать.

– Но он выживет?

– Я не знаю, Коралина. Светлая магия – это то, в чем никто из нас не разбирается. Да мы и не хотели разбираться. Были заняты переделом мира.

– Разве лекари не владеют светлой магией? – нахмурилась я.

– О, нет, я не лекарь. Я всего лишь помогаю здесь. Кейман требует, чтобы рядом с Даркхолдом постоянно кто-то находился. На случай, если он очнется. Мы не знаем, как сильно он травмирован эмоционально и насколько его испугает резкая смена обстановки.

Украдкой, кончиками пальцев, я потерла запястья. Там еще виднелись слабые следы серебряных цепей. Последнее, что Дарк успел сделать перед тем, как отключиться – разорвал их. И для хорошего человека это наверняка стало бы причиной прощения. А я не могла. Смотрела на него, сердце сжималось от жалости, а в легких не хватало воздуха от злости.

Даркхолд и только он был виновен в том, что случилось. Если бы не его игра, не его безумие…

Что? Я осталась бы во Фригхейме, никогда не встретилась бы с Гидеоном и не услышала слов, которые не дают спать ночами. Никогда не попала бы в Штормхолд и не оказалась здесь с обожженными руками и полным непониманием, как дальше жить.

– Ты злишься, – грустно улыбнулась женщина.

– Это тоже причина, по которой вас поставили дежурить? На случай, если я буду злиться настолько, чтобы причинить ему вред?

– Нет, что ты. Никто не думает, что ты способна причинить ему вред. Но помимо тебя есть и другие.

Я скосила глаза на ее руки, пытаясь понять, какие крупицы она носит и какой магией обладает, но тонкие запястья женщины были абсолютно пусты. Мы долго молчали, в абсолютной тишине палаты.

– Я злюсь. Но я хочу, чтобы он выжил.

Повинуясь порыву, я протянула руку к Даркхолду. Женщина хотела было остановить, но почему-то передумала, и ее рука замерла на полпути к моей. Пришлось встать на цыпочки, чтобы прикоснуться к обугленным крыльям. В первые мгновения они показались ужасно холодными, невольно напомнив сны о девушке в ледяной расщелине. А потом там, где я прикоснулась, зародилось тепло.

Едва уловимое, осторожное, но благодаря темноте палаты все же различимое: мягкий, окутывающий руку и крылья, свет. Словно зачарованная, я наблюдала, как обожженные участки светлеют, а перепонки медленно, но восстанавливаются.

– Ого… – произнесла женщина у меня за спиной. – Кейман говорил, что ты многое можешь, но сказал…

Мир пошатнулся. Я охнула и отдернула руку, не устояла на ногах и упала бы, если бы женщина меня не подхватила.

– Тебе надо прилечь.

– Еще немного…

Показалось, ожоги на спине стали меньше. Или просто погас тот слабый свет, обнажавший жуткие увечья?

– Нет, Коралина, если ты себе навредишь, меня убьют! Идем, я тебя провожу и сделаю сладкий чай.

– Я в порядке, я дойду. Вы ведь должны быть с Дарком…

– Я имею право отлучаться. Не спорь.

На самом деле, я отказывалась из глупой вежливости, я вряд ли дошла бы сама. Руки дрожали от слабости и единственное, чего мне хотелось – это прилечь. Вопросов к магии внутри все больше. Почему она действует без крупиц? И почему так выматывает.