Лета убирает ногу с педали, картинка потихоньку исчезает, на стенах остается только искрящаяся вода озера Индиан. В голове, в этой комнате, на деревянном стуле она может улыбаться сколько угодно и не думать о том, как ее лицо разрывается на части.

Причины для того, чтобы улыбаться, у нее есть. Причин множество, но одна – особенная.

Она поворачивается на водительском сиденье и вдруг понимает: она не одна.

Сердце екает, в горле возникает ком, но… это же не убийца из новостей, откуда ему здесь взяться средь бела дня? Он должен быть выше пассажирского окошка ее грузовичка, так ведь?

И чего-то ждать на холоде он тоже не будет, в отличие от Дж… Дженнифер Дэниэлс.

Прежде чем потянуться к кнопке, блокирующей дверь, Лета машинально делает мысленный снимок: Дженнифер стоит у порога своего дома, в углу распыленной краской написано «Кровавый Лагерь».

Она могла бы постучать, чуть ударить по стеклу и заявить о себе, но это не в ее стиле. Появиться внезапно – так будет больше жути.

Лета расслабляет мышцы лица, улыбается, как когда смотрела в зеркало, оглядывает улицу, проверяя, нет ли тут кого-то еще – Мрачный Мельник может возникнуть где угодно, – и поднимает кнопку замка в ту самую секунду, когда Дженнифер берется за дверную ручку.

– Подожди, подожди! – говорит Лета самым веселым тоном и поднимает палец, чтобы Лета увидела, как он снова ложится на кнопку замка.

У аппарата во рту Леты есть своя особенность: он из титана и слегка вибрирует всякий раз, когда она что-то говорит. Ее зубы скреплены как бы камертоном, который помогает удерживать на челюстных шарнирах второй слой кевларового волокна.

– Садись, садись, – говорит она и машет Дженнифер, приглашая ее внутрь со снегопада.

Поскольку грузовик высокий, а Дженнифер не очень, залезть в машину элегантно и быстро не получается, и в кабину залетают вихрящиеся снежные хлопья.

Дженнифер устраивается на сиденье, и Лета снова запирает двери.

– Я не собиралась тебя… – начинает Дженнифер, но тут же дает другое объяснение: – Я могла бы и пешком, если бы не…

– Холодно? Много снега? Опасно?

Смешок Леты звучит дрожащим фальцетом.

– Нервничаешь, – говорит Дженнифер.

– Все нормально, – щебечет Лета, включает передачу и готовится к тому, что последует дальше, без чего не удается обойтись никому: инспекция. Взгляд украдкой на восстановительную хирургию Леты.

Чтобы облегчить себе этот процесс, то есть «пройти его быстрее», Лета изучает тусклые очертания прикуривателя под приборами, демонстрируя четкий профиль, который можно оценить за три, может быть, четыре секунды.

После этого она смотрит на Дженнифер и говорит:

– Пристегнись.

– Я тебе доверяю, – говорит Дженнифер, но сигнал продолжает пиликать, и она пристегивается.

– Какие волосы, – говорит Лета, отъезжая. – Понятия не имела.

– А с твоими что случилось?

Лета затылком указывает на заднее сиденье, объясняя, почему с длинными волосами неудобно.

– Блин! – Дженнифер даже съеживается. – Это твоя?

Лета кивает.

– Сколько ей?

– Год, – говорит Лета об Эди, которая молча смотрит на незнакомку. – Год и десять месяцев.

– Когда месяцы можно больше не считать?

– Никогда.

– Просто я… Круто. Я думала, ты…

– Это? – Лета имеет в виду свои зубы, скобки, вообще всю историю с челюстью.

– Извини, – говорит Дженнифер. – Не хватало только, чтобы тебе об этом напоминала я.

– Мы не виделись четыре года. – Лета медленно поворачивает налево. – Но ты – это ты. Имя другое, а сама осталась той же.

– Не уверена.

– Не думала, что ты вернешься.

– Я тоже.

– И не думала, что появится… еще один.

Они почти подъехали к службе шерифа.

Дженнифер молча сидит, держась своей стороны кабины.

– И что, ничего не скажешь? – спрашивает Лета, стараясь говорить мягче, чтобы это не прозвучало укором. – Никаких цитат из кинофильма? Никаких аллюзий? Может быть, «Ночь, когда он вернулся»?

– Мрачный Мельник здесь никогда не жил.

– Зато ты жила. Так и вижу, как ты бродишь по видеосалону. Один ряд, другой, прячешься за полками.

– Было дело, – соглашается Дженнифер. – Школьные годочки.

Лета бросает еще один взгляд на заднее сиденье, и на нее накатывает воспоминание о Джей… Дженнифер, об их первой встрече в старом школьном туалете.

«Станция шалавы», прости господи.

Другим стоять около этого зеркала не полагалось. Точнее говоря: другие к нему и не подойдут.

Только самая противоречивая девушка за всю историю штата Айдахо.

– Что? – спрашивает Дженнифер, потому что Лета явно куда-то отплыла в своих мыслях.

Лета хлопает ресницами, чтобы смахнуть слезы, и меняет тему:

– Неужели все по новой?

Дженнифер пожимает плечами, смотрит в сторону, постукивает указательным пальцем левой руки по затянутой в джинсу коленке.

– В прошлый раз девочкой, которая кричала «слэшер», была я, – говорит она. – Теперь пусть тревогу бьет кто-то другой.

Лета останавливается перед полицейским участком. Не заняла ли она место для инвалидов? Не разберешь, вся парковка завалена двухфутовым слоем снега.

Но припарковать машину удается.

– Я вполне дошла бы пешком. – Дженнифер кладет руку на дверцу. – Зачем Баннер вызывал подкрепление? Ребенка тащить на холод.

– Пруфрок перед тобой в долгу, – говорит Лета, глядя Дженнифер в глаза. – Тебе больше не надо никуда ходить пешком.

Дженнифер поджимает губы, быстро моргает и, отгоняя неловкость, спрашивает:

– Как ее зовут?

Она кивает в сторону заднего сиденья.

– Эдриен, – говорит Лета как можно более внятно, борясь со стеной зубов. – Она уже ходит.

– Эдриен, – повторяет Дженнифер и кивает: – Хорошее имя. Красивое.

Лета просто смотрит на нее:

– А ты изменилась.

– Правда? Как же?

– Раньше ты бы про это имя что-нибудь наплела.

– Что-нибудь семейное? – спрашивает Дженнифер то ли невинно, то ли делает вид, что невинно, – Лета точно не знает.

– Эдриен Кинг играла Элис в «Пятнице, тринадцатое». Ты не можешь этого не помнить. Это сидит у тебя в голове. В сердце. Точно знаю.

– Ты же не ее имела в виду?

– Извини. Просто… ты похожа на нее. И моя Эди может быть такой же.

Дженнифер смотрит в пол.

– То есть ты назвала дочь в честь Элис, – выдавливает она. – Хочешь сказать, что теперь на слэшерах помешана ты?

– Во всяком случае, домашнюю работу я наконец сделала как следует.

– Это… здорово. – Дженнифер смотрит на капот. – Возможно, предстоит большое испытание.

– Для кого? – спрашивает Лета. – Мы его уже прошли. Разве нет? Еще в школе.

– Может, для Синнамон Бейкер? – говорит Дженнифер. – Она пережила… первый тур. В мотеле, вчера вечером. И выглядит она… взгляд у нее… будто готова дать бой. Белая версия тебя четыре года назад.

– А была такая куколка.

– Ее друзья умирают, – объясняет Дженнифер. – Не наши. Ведь ты тех двоих убитых детишек даже не знала, так?

– Это не значит, что они для меня никто.

– А она… Что хочу сказать. – Дженнифер словно идет по минному полю. – У нее ведь и своих проблем хватает. Ее мама и папа… сама знаешь.

Лета мигает, стараясь не вспоминать ту ночь.

– Не может быть, чтобы это началось снова. – Она решительно машет головой. – Мы и так столько потеряли. Мне кажется, с Пруфрока достаточно… Не знаю.

– Эдриен, – повторяет Дженнифер, возвращая их в настоящее.

– Пока я ее носила, всякую медицину и хирургию мне запретили. И когда кормила. Поэтому на восстановление уходит столько времени.

Она легонько притрагивается к челюсти, показать, что имеет в виду.

– А-а, вот в чем дело. – Дженнифер почти улыбается. – А я думала, ты деньги копишь. Как соберешь, вот тебе и новая челюсть.

Обе смеются.

– Жаль, что так вышло, – говорит Дженнифер. – Ты этого не заслужила. Я должна была все это остановить. Надо было громче кричать, тогда бы услышали.

– Ну, я не одна пострадавшая. – Лета касается левой руки Дженнифер. Поворачивает ее, ищет следы зубов на пальцах, но видит только узловатую линию шрама на запястье – еще одна важная для них тема.

Дженнифер закрывает шрам закатанной манжетой куртки и дает Лете левую руку. Указательный, средний и безымянный пальцы буквально изгрызены между костяшками и первыми фалангами.

– Полностью не раскрываются, – говорит Дженнифер, показывая их нынешние возможности. – А красить ногти черным уже не надо.

– Зато ты можешь есть твердую пищу, – с усмешкой говорит Лета.

– То-то я и гляжу, ты стройнее, чем в школе. – Дженнифер почти улыбается в ответ. – Сначала подумала, йогой решила заняться.

– В Пруфроке?

– Ну да. Забыла, где мы находимся.

– Тут теперь открыли видеосалон. – Лета подбородком показывает на Главную улицу. – Прямо рядом с «Дотс».

– Я думала, видео пришел конец.

– Старшеклассники этим занимаются, – объясняет Лета. – Небольшой бизнес-проект.

– Они ничего не слышали о вечеринках у костра? – спрашивает Дженнифер с озорной улыбкой.

– Когда я была на такой в последний раз… – Лета останавливается, потому что не хочет вспоминать, как наткнулась в озере на утопленника.

– Я тоже там была.

Лета внимательно смотрит на нее, листает свой альбом памяти, но на той вечеринке Дженнифер не находит.

– Я наблюдала из-за деревьев, – объясняет та.

Лета понимающе кивает:

– Как думаешь, у нас с тобой отношения наладятся?

Дженнифер, не глядя на Лету, пожимает плечами.

– Давай с этого и начнем, – предлагает Лета.

– С чего?

– Будешь тетя Дженнифер, – говорит Лета, и Дженнифер даже отворачивается от этой мысли, но Лета все равно видит ее лицо – отражение в окне. Подбородок Дженнифер дергается, потом еще раз, губы крепко сжаты. – Приходи когда хочешь, – продолжает Лета, наполняя кабину словами, чтобы не обидеть Дженнифер. – Доктор… – Лета вздыхает, потом говорит: – …доктор Эдриен…

– Не док Уилсон? – быстро реагирует Дженнифер, уже готовая к бою, уже тетя, которой она обязательно станет, Лета в этом не сомневается.

Лета качает головой:

– Доктор Мортон. Уилсон ушел на пенсию. Но Мортон говорит: как бы у Эдриен не было проблем с речью. Ведь в основном она слышит меня, а я… сама знаешь, как я говорю.

– Вполне нормально, – убеждает ее Дженнифер.

– Спасибо. Но я же сама слышу. Если бы Эдриен слышала и другой женский голос, это… пошло бы ей на пользу.

– Я, кроме ужастиков, ничего рассказать не могу.

– Вот и хорошо, – говорит Лета. – Пусть растет крутой, как ты. В смысле, сильной. С бойцовскими качествами.

– Придется ей бранные слова освоить. – Дженнифер подмигивает Лете.

– А вот хрен тебе в дышло, – выпаливает Лета не задумываясь и гордо откидывается назад.

– Вот и я про это, – говорит Дженнифер.

– Я же как надо?

– Дело не в том, как надо, а какие у тебя при этом глаза. А твои глаза… Ты какая была, такая и есть. Не обижайся.

– Короче, придется приглашать тебя.

– Вы хоть мебель поменяли? А то там были сплошь призы за победы в боулинге.

– Господи.

– Вот, уже лучше. По глазам вижу.

– Да, теперь все по-другому, – говорит Лета о своей домашней обстановке. – Тысяча девятьсот восемьдесят четвертым годом уже не пахнет.

– Может, тебе весь город переделать? – с усмешкой спрашивает Дженнифер. – Восемьдесят четвертый был бы даже неплохим вариантом. По сравнению с… шестьдесят пятым?

Она протягивает руку навстречу заваленному снегом Пруфроку.

– Диковинное место, правда? – Лета наклоняется над рулем и разглядывает город. – В смысле, понимаю, что здесь увидел мистер Сэмюэлс.

– То же самое, что увидел Колумб со своего судна.

Лета поворачивается к ней за объяснением.