Роберт Сойер: Неандертальский параллакс. Гибриды

Ллойду и Ивонн Пенни,

замечательным человеческим существам

Fanzon. Роберт Сойер. Образы будущего

Robert J. Sawyer

HYBRIDS

(Neanderthal Parallax, #3)

Copyright © 2003 by Robert J. Sawyer

Перевод В. Слободяна

© В. Слободян, перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

От автора

Нейтринная обсерватория Садбери, шахта «Крейгтон» корпорации «Инко», Лаврентийский университет (включая Группу нейробиологических исследований) и Йоркский университет существуют в действительности. Однако все персонажи книги – целиком и полностью плод моего воображения. Они не имеют никакого сходства с людьми, которые на самом деле занимают те или иные посты в этих или иных организациях.

Межмировой «Кто есть кто»

Барасты (homo neanderthalelnsis):

Понтер Боддет – квантовый физик (поколение 145)

Жасмель Кет – старшая дочь Понтера (147)

Мега Бек – младшая дочь Понтера (148)

Адекор Халд – квантовый физик (145)

Лурт Фрадло – партнёрша Адекора, химик (145)

Даб Лундай – сын Адекора (148)

Бандра Толгак – геолог (144)

Гарб – партнёр Бандры (144)

Хапнар – старшая дочь Бандры (146)

Дрэнна – младшая дочь Бандры (147)

Вессан Леннет – генетик (144)

Лонвес Троб – изобретатель (138)

Глексены (Homo Sapiens):

Мэри Воган – генетик, «Синерджи Груп»

Кольм О’Кейси – проживающий отдельно муж Мэри

Джок Кригер – директор «Синерджи Груп»

Луиза Бенуа – физик, «Синерджи Груп»

Рубен Монтего – штатный медик на шахте «Крейгтон»

Вероника Шеннон – нейробиолог, Лаврентийский университет

Кейсер Ремтулла – генетик, Йоркский университет

Корнелиус Раскин – генетик, Йоркский университет

Вера в Бога часто указывалась как не только величайшее, но и полнейшее из всех различий между человеком и низшими животными.

И потом учтите, бог вовсе не бесконечен, как утверждают католики. Он действует в радиусе шестисот метров, на краях он приметно слабеет.

Род человеческий по-прежнему делится на два вида: склонное к «созерцанию» меньшинство и чуждая ему масса, да посредине некая прослойка из гибридов.

Глава 1

Мои дорогие американцы и все люди этой версии Земли. С огромным удовольствием я обращаюсь к вам этим вечером с моей первой речью в качестве вашего нового президента. Я хочу поговорить о будущем нашего вида гоминид, вида, известного как Homo sapiens – люди мудрости…

– Мэре, – сказал Понтер Боддет, – для меня большая честь представить тебя Лонвесу Тробу.

Мэри привыкла думать о неандертальцах как о расе крепышей – «коренастых шварценеггеров», как их окрестила «Торонто Стар» из-за невысокого роста и чрезвычайной мускулистости. Поэтому она испытала шок при виде Лонвеса Троба, тем более на фоне Понтера Боддета.

Понтер принадлежал к неандертальскому поколению 145, то есть ему было 38 лет. Его рост был метр и семьдесят три сантиметра – выше среднего для мужчин своего вида, а его мускулатуре позавидовал бы любой бодибилдер.

Лонвес Троб же был одним из немногих ныне живущих представителей поколения 138 – то есть дожил до совершенно невообразимого возраста 108 лет. Он был костляв, хотя по-прежнему широкоплеч. У всех неандертальцев была светлая кожа – это был народ, приспособленный к холодному климату, – но у Лонвеса она стала практически прозрачной, так же, как и немногие сохранившиеся у него на теле волосы. И хотя его голова демонстрировала набор стандартных неандертальских особенностей – низкий лоб, надбровная дуга с двойным изгибом, массивный нос, квадратная челюсть без подбородка, – она была совершенно лишена волос. Понтер, в отличие от него, обладал светлой шевелюрой (как и у всех неандертальцев, разделённой пробором ровно посередине) и густой светлой бородой.

И всё же самой поразительной особенностью двоих неандертальцев, стоящих перед Мэри Воган, были глаза. Радужки Понтера были золотистыми; Мэри обнаружила, что способна смотреть в них, не отрываясь, бесконечно долго. А радужки Лонвеса оказались сегментированными, механическими: его глаза были шариками полированного металла с сочащимся из-под центральной линзы синевато-зеленоватым свечением.

– Здравый день, учёный Троб, – сказала Мэри. Она не протянула руки – у неандертальцев такого обычая не было. – Для меня честь познакомиться с вами.

– Не сомневаюсь, – ответил Лонвес. Он, конечно, говорил на языке неандертальцев – так как он был у них только один, то никак не назывался, – но его имплант-компаньон переводил речь, воспроизводя английские фразы через внешний динамик.

И то был всем компаньонам компаньон! Мэри знала, что Лонвес Троб сам изобрёл эту технологию во времена своей молодости, в году, который народ Мэри называл 1923-м. В признание тех благ, которые принесли компаньоны народу неандертальцев, Лонвесу Тробу было подарено устройство с полностью золотой лицевой панелью. Компаньон был вживлён на внутреннюю сторону левого предплечья – левши среди неандертальцев были редки. В отличие от него, имплант Понтера имел лицевую панель из стали и рядом с аппаратом Лонвеса выглядел довольно дешево.

– Мэре – генетик, – сказал Понтер. – Во время моего первого посещения их версии Земли она доказала, что я генетически принадлежу к виду, который они называют неандертальцами. – Он протянул руку и взял ладонь Мэри в свою широченную лапищу с короткими пальцами. – Более того, это женщина, которую я люблю. Мы намерены в ближайшее время вступить в союз.

Взгляд механических глаз Лонвеса упёрся в Мэри; выражение его лица было невозможно прочитать. Мэри непроизвольно перевела взгляд на окно своего офиса на втором этаже старого особняка в Рочестере, штат Нью-Йорк, который занимала «Синерджи Груп». За окном серая поверхность озера Онтарио уходила за горизонт.

– Ну-у, – сказал Лонвес или, по крайней мере, так его золотой компаньон перевёл резкий звук, который он издал. Но его тон тут же смягчился, и он перевёл взгляд на Понтера. – А я-то думал, что это я много делаю для налаживания межкультурного взаимодействия.

Лонвес был одним из десяти выдающихся неандертальцев – великих учёных и талантливых деятелей искусств, – которые прошли через портал с той Земли на эту, чтобы помешать неандертальскому правительству разорвать связь между двумя мирами.

– Я хочу поблагодарить вас за это, – сказала Мэри. – Мы все – все сотрудники «Синерджи». Явиться в чужой мир…

– Это было то, чего я меньше всего от себя ожидал, в моём-то возрасте, – ответил Лонвес. – Но эти плоскоголовые идиоты из Серого совета! – Он с отвращением покачал головой.

– Учёный Троб собирается сотрудничать с Лу, – сказал Понтер, – чтобы выяснить, возможно ли построить квантовый компьютер того типа, что построили мы с Адекором, с помощью оборудования, которое …как это у вас говорится? – которое вы серийно производите.

«Лу» – это доктор Луиза Бенуа, по специальности физик элементарных частиц; неандертальцы не способны произносить фонему «и», хотя их компаньоны добавляют её, когда воспроизводят английский перевод.

Луиза спасла Понтеру жизнь, когда много месяцев назад он впервые появился в этом мире, переброшенный из своей подземной вычислительной камеры в соответствующую точку на этой Земле – прямиком внутрь заполненной тяжёлой водой сферы детектора Нейтринной обсерватории Садбери, в которой работала Луиза.

Когда во время своего первого визита Понтер внезапно заболел, Луиза, вместе с Мэри и врачом Рубеном Монтего, оказалась на карантине и получила возможность подробно расспросить Понтера о неандертальских достижениях в области квантовых вычислений, так что было вполне естественно, что именно ей поручили попытаться воспроизвести эту технологию. И это была весьма приоритетная задача, поскольку достаточно большой квантовый компьютер был ключом к наведению мостов между вселенными.

– И когда же мы познакомимся с доктором Бенуа? – спросил Лонвес.

– Прямо сейчас, – произнёс женский голос с заметным акцентом. Мэри обернулась. Луиза Бенуа – красивая брюнетка двадцати восьми лет, длинноногая, белозубая и с безупречной фигурой – стояла в дверном проёме. – Простите за опоздание. Пробки просто убийственные.

Лонвес слегка склонил свою древнюю голову набок, очевидно прислушиваясь к объяснениям, которые давал компаньон по поводу перевода последних трёх слов, но, столь же очевидно, остался в полном недоумении относительно их смысла.

Луиза вошла в помещение и протянула Лонвесу свою бледную ладонь.

– Здравствуйте, учёный Троб! – сказала она. – Рада с вами познакомиться.

Понтер склонился к Лонвесу и что-то прошептал ему на ухо. Лоб Лонвеса пошёл волнами – это выглядит достаточно необычно, когда такое делает неандерталец с волосами на бровях, но в исполнении облысевшего столетнего старика это казалось форменным сюрреализмом. Однако он всё же протянул руку и осторожно пожал Луизину ладонь, словно касаясь чего-то неприятного.

Луиза улыбнулась своей фирменной улыбкой, которая, правда, не произвела на Лонвеса особого эффекта.

– Это великая честь для меня, – сказала она и посмотрела на Мэри. – Я не была так взбудоражена с тех пор, как познакомилась с Хокингом!

Стивен Хокинг посещал Нейтринную обсерваторию Садбери – это была непростая операция, если учесть, что детекторная камера располагается в двух километрах под землёй и в 1,2 километра по горизонтали от ближайшего подъёмника.

– Моё время чрезвычайно ценно, – сказал Лонвес. – Приступим к работе?

– Конечно, – согласилась Луиза, всё ещё улыбаясь. – Моя лаборатория дальше по коридору.

Луиза пошла к двери, и Лонвес двинулся следом. Понтер придвинулся ближе к Мэри, и по неандертальскому обычаю, ласково лизнул её в лицо, однако Лонвес, не оборачиваясь, произнёс:

– Боддет, за мной.

Понтер расстроенно улыбнулся Мэри, пожал плечами в знак извинения и последовал за Луизой и великим изобретателем, закрыв за собой тяжёлую деревянную дверь.

Мэри подошла к своему столу и принялась наводить порядок в бумагах, которыми он был завален. В своё время она бы… что? Взревновала? Занервничала? Она не была вполне уверена, но наверняка ей было бы не по себе от того, что Понтер проводит время в обществе Луизы Бенуа. Как Мэри случайно узнала, работающие в «Синерджи» мужчины Homo sapiens за глаза называли Луизу «Эр-Эль». Она в конце концов спросила Фрэнка из группы обработки изображений, что эта аббревиатура значит. Он смутился, но всё же объяснил, что это расшифровывается как «Роскошная Луиза», и Мэри при всём желании не могла с этим поспорить.

Но теперь она совсем не беспокоилась насчёт Понтера и Луизы. В конце концов, неандерталец любит её, Мэри, а не фигуристую франко-канадку, а большая грудь и чувственные губы у барастов, похоже, находятся не на первых местах в списке привлекательных женских черт.

В этот момент раздался стук в дверь. Мэри вскинула голову.

– Войдите, – сказала она.

Дверь распахнулась, открыв взгляду Джока Кригера – высокого и худого седовласого мужчину с причёской, которая всегда напоминала Мэри о Рональде Рейгане. И не только ей: тайным прозвищем Джока среди сотрудников, наподобие Луизиного «Эр-Эль», было «Гиппер»^[4]. Мэри полагала, что каким-то прозвищем они наградили и её, но пока ни разу его не слышала.

– Здравствуйте, Мэри, – сказал Джок глубоким хриплым голосом. – Есть минутка?

Мэри шумно выдохнула.

– И далеко не одна, – ответила она.