Наталия Антонова: На темной и светлой стороне

Действующие лица и события романа вымышлены, сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно…

От автора

Уютный детектив

© Антонова Н.Н., 2025

© Оформление.  ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Любви все возрасты покорны

Пролог

Весна встала на цыпочки, взмахнула зелёными рукавами, дотянулась до самого неба и тихонечко потянула за золотой солнечный лучик. Солнце проснулось, выбралось из уютной колыбели, взбитых пуховых облаков, сладко потянулось и с любовью глянуло на землю, совсем недавно сбросившую пушистую снежную шубку. Теперь она лежала, трогательно смуглая, совсем нагая, и смотрела на солнце влюблёнными глазами.

– Здравствуй, солнце! – сказала Земля.

Солнце радостно улыбнулось ей в ответ:

– Здравствуй, Земля! – И тотчас брызнули с небес золотые искры, которые, упав на землю, затерялись на миг в траве-мураве, чтобы чуть позже обратиться в ярко-жёлтые цветы и раззолотить всё вокруг.

– Одуванчики! – радостно воскликнула маленькая девочка с большим голубым бантом.

И заулыбались спешившие по своим делам прохожие, почувствовав, как мгновенно улучшилось их настроение, то ли от солнечного света, то ли от восторженного детского возгласа, то ли от россыпи одуванчиков в траве, которые напомнили им об их собственном таком далёком детстве…

Хотя, может быть, детство никуда и не уходило? Просто спряталось в одном из потаённых уголков души и сладко заснуло, чтобы время от времени неожиданно просыпаться, выскальзывать наружу и заставлять нас вести себя неразумно с точки зрения строгого здравого смысла, веселиться без удержу и даже шалить.

Кому из нас не доводилось слышать обращённые в наш адрес слова: «Ты ведёшь себя как ребёнок!» А что? Разве так уж плохо хранить в укромном уголке души солнечные отсветы своего детства?

И, может быть, был прав французский писатель Альфонс Доде, когда говорил: «Начальные впечатления, впечатления детских лет – почти единственное, что запечатлевается у нас на всю жизнь. В пятнадцать, самое большее – в двадцать лет, оттиски готовы. Всё остальное – повторные оттиски первого впечатления».

Глава 1

В это прекрасное утро Антонина Петровна Турчининова вдруг осознала, что ей до ужаса надоело таскаться и в жару, и в холод, и в слякоть, и даже в такую чудесную погоду, как сегодня, на постылую работу. Ей только что исполнилось 57 лет. И пока она ещё не превратилась в дряхлую старуху, ей страстно захотелось пожить для себя. Пожить на полную катушку!

И она в тот же день написала заявление об уходе на заслуженный отдых.

Начальство схватилось за голову, забегало по кабинету, ища пятый угол, но не нашло его и плюхнулось со вздохом обратно на свой начальственный стул, водрузило на нос очки и спросило:

– Антонина Петровна! Что это на вас нашло?

– Озарение! – радостно улыбаясь, сообщила Антонина.

Начальство нахмурилось, свело брови на переносице.

– А о коллегах вы подумали? – спросило сурово.

Антонина беззаботно пожала плечами.

– А обо мне, грешном?! – возопило начальство.

– О себе вы сами хорошо заботитесь, Анатолий Дмитриевич, – ответила женщина.

– Вы меня без ножа режете! Конец квартала!

– Середина, – беззаботно поправила начальство Антонина.

– Вы это точно решили? – упавшим голосом спросило начальство.

– Окончательно и бесповоротно!

– Может, вы ещё передумаете, Тонечка, – с умоляющей ноткой в голосе кротко проговорило начальство и беспомощно улыбнулось.

– Подписывайте, Анатолий Дмитриевич! Не тяните резину, – решительно сказала Антонина.

– Всё с вами понятно! Казнить! Нельзя помиловать! – Начальство рубануло воздух ребром ладони.

– Меня? – весело рассмеялась Антонина.

– Кабы вас, – с нескрываемым сожалением вырвалось у визави.

Начальство долго на ощупь искало на своём огромном столе ручку, потом подписывало заявление с таким кряхтеньем, словно одно тащило баржу по Волге, заменив в одночасье всех бурлаков с картины Репина.

Потом начальство долго укоризненно качало головой и под конец посмотрело на сияющую Антонину, как Ленин в своё время смотрел на буржуазию или как мышь на крупу. Кому как больше нравится. И махнуло рукой, отпуская на свободу сотрудницу, которую не смогло удержать.

Хотя, по логике вещей, надо было так смотреть на своё начальство Антонине, наконец-то освободившейся от его пут.

Как хотелось ей напомнить неуважаемому Анатолию Дмитриевичу о том, что он, глубоко наплевав на Трудовой кодекс, заставляет своих сотрудников ишачить на него по шесть дней в неделю и не менее семи-восьми месяцев в году по десять-одиннадцать часов в день. В остальные месяцы рабочий день длился девять часов. Хотя ещё несколько лет назад экс-глава правительства заикался о четырёхдневной рабочей неделе. Где она, эта неделя? Ау!

Никто не думает о том, что люди практически всю свою жизнь проводят на работе. Когда им отдыхать? Наслаждаться жизнью? Им даже детей некогда воспитывать, и растут они сами по себе, как попавшие под опалу нежные одуванчики лекарственные.

«Да ну их всех, этих эксплуататоров», – подумала Антонина, но ничего говорить начальству не стала, тем более что Анатолий Дмитриевич был из категории новых хозяев жизни, и ему и Трудовой кодекс, и жалобы работников были как об стенку горох. Или, как говорила её покойная бабушка: «Писай ему в глаза, скажет, божья роса».

Так что, подхватив подписанное заявление, Антонина просто выпорхнула из кабинета начальства, оставив его сидеть с постной физиономией.

Ради справедливости стоит признать, что сокрушался Анатолий Дмитриевич Кузякин не зря. Антонина Петровна Турчининова была ценным работником, и именно благодаря её уму, упорству и умению ладить с людьми фирма ежегодно, как не раз признавался Анатолий Дмитриевич, заключала немалое количество договоров. Деньги текли в карман Кузякина полноводной рекой. Но этот факт мало отражался на благосостоянии сотрудников фирмы.

Весть о том, что Антонина Турчининова увольняется, мгновенно облетела все отделы. Одни коллеги бросали на неё завистливые взоры, другие радовались за неё, а третьи надеялись занять освободившееся после неё место.

Антонине теперь всё это было до лампочки. Она даже прощальной вечеринки устраивать не стала. Не было у неё лишних денег, чтобы выбрасывать их на ветер.

«Для всех хорошей никогда не будешь», – благоразумно рассудила Антонина.

С теми же, кто её уважал, она и без вечеринки осталась в дружеских отношениях.

Так и началась вольная жизнь Антонины Петровны Турчаниновой.

Уже в самые первые дни после своего выхода на пенсию она почувствовала себя свободной и счастливой, точно птица, вырвавшаяся из клетки, в которой провела долгие годы.

За окном продолжал бушевать май, возомнивший себя летним месяцем. Краткий миг ночной прохлады, опоённый ароматами цветущих садов, уже с утра сменялся совсем не весенним зноем. Солнце, едва проснувшись, осушало выпавшую за ночь росу с травинок и цветов и отражалось всей полнотой своего сиянья в фонтанах, прудах и озёрах. Живность пряталась в тень и в траву. Только люди радовались раннему теплу и спешили на Волгу.

Антонина же и не заметила, как пролетела вторая половина мая, только его зелёный хвостик весело махнул ей на прощание.

– Как летит время! – ахнула Тоня и бросилась нагонять упущённое.

Она гуляла по утрам в парке и наслаждалась пением птиц и сладостным ворчанием лягушек в пруду недалеко от дома, днём бегала по выставкам и посещала музеи, коих в городе было огромное количество и в которых она, кажется, не была сто лет, а по вечерам встречалась с подругами. Они сидели в кафе прямо на улице и смаковали крохотные пирожные, отпивали по глотку кофе из стаканчиков. Потом, как в молодости, гуляли по берёзовой аллее и смотрели на бабушек, сидящих на скамеечке. То одна, то другая подруга, озорно подначивая, толкала Антонину в бок:

– Тонь, скоро и мы вот так будем сидеть.

И была в этом озорстве скрытая печаль.

– Ещё не скоро, – отвечала Антонина, желая подбодрить не столько подруг, сколько саму себя.

Оставаясь дома одна, Антонина много читала, покупая новые книги и перечитывая старые, которые годами пылились в книжном шкафу в ожидании того часа, когда у их хозяйки появится свободное время.

Больше времени она смогла уделять своим цветам на балконе, которые очень любила и старательно обихаживала. Мух в городе давно не было видно, поэтому она убрала сетку, и на балкон сразу же стали залетать пчёлы, осы, шмели и ещё какие-то насекомые, названья которых Антонина не знала. А вчера вечером она спихнула с гвоздики огромного зелёного жука. Наверное, она его просто испугалась. Хотя он был очень красивый, но уж очень крупный. Поэтому Тоня и стряхнула его на газон. Там тоже много травы и цветов. Так что жук не пропадёт и найдёт себе пропитание и вне Тониного балкона.

А ещё Антонина любила сидеть возле открытого окна поздними вечерами и думать о жизни, о её превратностях и смысле. Она не считала себя философом. О философах если и читала, то только в серии о замечательных людях. Но ведь о бытие думают не только философы, но и самые обычные люди. Особенно в те периоды жизни, когда появляется возможность перестать крутиться, как белка в колесе, остановиться, оглядеться вокруг и заглянуть в себя, попытаться себя понять. Сколько раз доводилось ей слышать, что душа не стареет. Но только разве в юности и в молодости кто-то прислушивается к словам старших. Ведь в восемнадцать лет тридцатилетние уже кажутся глубокими стариками. Надо пройти по жизни самой, чтобы убедиться, что душа и впрямь не стареет и женщина способна испытывать в зрелые годы те же самые чувства, какие она испытывала в восемнадцать лет. И наверное, не только женщина, но и мужчина тоже. Антонине невольно вспомнились слова Оскара Уайльда: «Трагедия старости не в том, что человек стареет, а в том, что он душой остаётся молодым».

Вот и она, Тоня, чувствовала себя молодой. Если бы её спросили, сколько ей теперь лет, она затруднилась бы ответить на этот вопрос. Она поймала себя на том, что ей проще назвать год своего рождения, чем ответить даже самой себе на вопрос: «Сколько же тебе лет, Антонина?»

Закат обрызгал пурпурными бликами макушки деревьев и скрылся за горизонтом. И скоро белоснежные свечи цветущих каштанов утонули в бархатной темноте майской ночи.

«Сейчас лягу спать», – подумала Антонина и, поленившись зажигать свет, на ощупь отправилась в спальню.

Пока она шла, из-за крохотной тучки выглянул месяц и осветил комнату. На кровати Антонины было две подушки. Но спала-то она на одной. Почему не убирала вторую, она сама не знала. Возможно, вторая подушка была символом надежды. Кто его знает. Пока работала с утра до вечера, приходила уставшая и засыпала сразу же, как только голова касалась подушки, думать об этом было некогда. А теперь?

В юности Тоня увлекалась поэзией и переписывала понравившиеся стихи в толстую тетрадь в синей обложке. Тогда так поступали многие девчонки. С той поры Тоня помнила слова Степана Щипачёва о том, что стареть страшно тому, кто разменял свою любовь на мелкую монету и раздавал её кому ни попадя направо и налево.

Вроде бы Тоня этим не грешила. Хотя как сказать. Доля женская в России никогда не была особо счастливой. Большинство девчонок чуть ли не с пелёнок в её время грезили о замужестве. Думала она и о том, как мало среди взрослых женщин замужних, куда ни глянешь, сплошь разведёнки и, не дай бог никому, вдовы.

Хотя замужние подруги у Турчаниновой тоже были. Правда, они редко могли вырваться от мужей и внуков на посиделки, которые незамужние называли «девичниками».

Сама Антонина выходила замуж трижды, но, увы, со всеми мужьями ей пришлось расстаться.