Незваный гость снял куртку, небрежно бросил ее на ближайший табурет и сел рядом с Катей.

– Меня зовут Эльдар, – представился белесый хмырь, – и боюсь, что у меня для тебя очень плохие новости.

***

Эльдара убили семь лет назад, весной – в саду перед его домом цвели абрикосы, и с тех пор он всей душой ненавидел их тонкий аромат. Стоило ему появиться, как Эльдар невольно вспоминал, что однажды волшебник-недоучка, руководимый чужой волей, раздавил его одним ударом, словно муху свернутой газетой. Выполнив поставленную задачу, марионетка ушла, а труп Эльдара обнаружили и отвезли в морг. Он играл, проиграл, и все закончилось.

Эльдара похоронили очень скромно и тихо. Родственников у него не было, а немногочисленные друзья выпили над свежей могилой по рюмке водки, привезенной неприятным типом из похоронного агентства, и разошлись по своим делам. Кругом цвела весна, солнце светило совсем по-июньски, и никому не хотелось тратить время, торча на погосте ради того, кто уже никогда и ничего для них не сделает. Есть и более приятные дела.

Впрочем, свежая могила Эльдара в отдаленном уголке кладбища все-таки привлекла к себе внимание – поздно ночью сюда пришел Геворг Гамрян, декан математического факультета местного педагогического института. Некоторое время Гамрян задумчиво рассматривал холм и венки, а затем раскинул руки в стороны и три раза хлопнул в ладоши, пробормотав в усы что-то неразборчивое. Несколько минут ничего не происходило, но затем Гамрян ощутил, как мелко задрожала земля, словно что-то большое поползло под его ногами, стремясь отыскать выход на поверхность.

Венки закачались и соскользнули с могильного холма. Деревянный крест, наскоро поставленный до тех пор, пока наследники покойного не озаботятся приличным памятником, дрогнул и покосился, но все-таки устоял. Могильный холм вздулся изнутри, и Гамрян увидел, как осыпается земля, выпуская то, что неудержимо прорывалось наверх. Вскоре движение прекратилось, дрожь почвы улеглась, и ночные птицы, встревоженные странным происшествием, беззаботно засвистели снова.

Гамрян подошел к выступившему из-под земли гробу и, нажав на скрытую под ручкой пружину, легко откинул крышку. В свете звезд и растущей луны труп Эльдара Поплавского казался чем-то искусственным, фальшивым, никогда не имевшим отношения к живому человеку, словно кто-то спрятал в гроб манекен – во всяком случае, именно так подумалось Гамряну, который расстегнул пиджак и рубашку мертвеца, задумчиво провел рукой по неаккуратному бугристому шву, оставшемуся от аутопсии и вынул из специального чехла на внутренней стороне куртки остро сверкнувший скальпель. Сделать разрез оказалось неожиданно легко. Вопреки ожиданиям Гамряна, его не накрыло удушливо-сладким запахом разлагающейся плоти – мертвец пах сухими травами. Возможно, это было правильно – для того, кто родился в другом пласте реальности.

– Ну, с богом, – негромко произнес Гамрян, отер со лба выступившие капли пота и извлек из кармана маленький твердый комочек размером не больше грецкого ореха, покрытый колючими наростами. Камень меречи, редчайший артефакт, обладающий невероятной властью, отправился в разрез – туда, где тяжелым холодным комком плоти лежало остановившееся сердце. Гамрян не имел представления о том, что должно случиться дальше. Он запахнул расстегнутую одежду, словно мертвый Эльдар мог замерзнуть, и сделал несколько шагов в сторону.

Спустя пару минут труп содрогнулся и затрясся в своем пристанище так, словно через мертвеца пропускали ток. Гамряну даже показалось, что он видит голубые искры, брызжущие во все стороны. Потом мертвый Эльдар сел в гробу, медленно провел ладонями по лицу и волосам и негромко позвал:

– Геворг, это ты?

Свистящий низкий голос был чужим, не мужским и не женским и уж конечно никогда не принадлежавшим Эльдару. Так – механически, неуверенно, но с тяжелым властным напором могла бы говорить смерть. Гамрян подумал, что ему по-настоящему страшно: впервые за долгие-долгие годы он испытывал тот самый сверхъестественный ужас, который превращает в кисель самую отважную душу.

– Да, Эльдар, это я, – откликнулся он, стараясь говорить максимально спокойно. Кем бы ни было существо, пришедшее на его зов из глубин, ему нельзя было показывать свое волнение. Ни в коем случае.

– Почему я тебя не вижу? – осведомился мертвец и громко втянул ноздрями воздух, словно брал след.

– Не знаю, – честно ответил Гамрян. Усилием воли он смог обуздать свой трепет настолько, чтобы начать вылеплять энергетическую иголку – пригвоздить живого мертвеца и лишить возможности двигаться, если тому вздумается напасть.

Мертвый Эльдар тоненько и хрипло закашлялся, и Гамрян с ужасом понял, что он смеется.

– Три дня и три ночи, – четко проговорило то, что сейчас занимало тело его давнего друга, и Гамряна передернуло от отвращения. – Потом я уйду, а тот, кто тебе нужен, вернется в это мясо. Помоги мне встать.

Гамрян подчинился. Прикосновение к Эльдару на миг охватило его ознобом. Оживший мертвец двигался, словно кукла – осторожно и неловко, но с каждое новое движение получалось у него все лучше и лучше. Он словно вспоминал, как надо жить. Гамрян старался не смотреть в его серое лицо, алчное и жалкое, обращенное к луне – это было то же, что заглядывать в пропасть и наивно надеяться, что не упадешь.

– Прощай, Геворг, – негромко сказал мертвец. – Через трое суток твой друг придет назад. И вот еще что. Тебе просили передать…

Он добавил еще несколько слов, от которых у Гамряна в прямом смысле слова зашевелились волосы на голове, и заковылял к выходу с кладбища. Когда оживший мертвец исчез из виду, и трава, примятая его тяжелой поступью, выпрямилась и ожила, Гамрян выкурил три сигареты, одну за другой, и побрел прочь, стараясь не думать о случившемся на кладбище – ни о том, где неведомое ужасающее нечто в теле Эльдара проведет три дня, ни о переданном привете от давно умершей матери.

Паhпани кез, кянки ктор! Ду им hамар танк эс¹.

Гамрян чувствовал, как земля уходит из-под ног. Он не помнил, как нашел выход с кладбища, как сел в машину и добрался до города – память вернулась только утром, когда он вошел в квартиру и без сил обмяк на диванчике в прихожей.

Где бы ни была сейчас Офелия Гамрян, умершая в далеком девяносто втором году, существо из-за грани смерти знало ее, встречалось с ней, согласилось вручить весточку. Сама мысль об этом заставляла сердце стучать с перебоями.

Спустя три дня на город обрушился ливень, который определенно сделал бы честь сезону дождей где-нибудь в Бразилии. Вернувшись с работы и войдя в квартиру, Гамрян увидел мокрые отпечатки босых ног на ламинате и понял, что Эльдар вернулся. Это понимание было сродни звонкой пощечине, за которой следовала вязкая обморочная тишина. Не разуваясь, Гамрян ворвался в гостиную, стараясь не думать о том, что нечто в теле мертвеца могло и задержаться. А в это время Софья была в доме одна…

Эльдар, растрепанный и жалкий, сидел в кресле и жадно хлебал кофе из самой большой чашки, которая только нашлась в доме. Судя по крепкому запаху, витавшему в гостиной, это была далеко не первая чашка. Груда похоронной одежды мягким сырым холмом лежала на полу. Софья, которая сейчас варила еще одну чашку кофе, переодела Эльдара в старый спортивный костюм Гамряна и снабдила полотенцем. Увидев хозяина квартиры, оторопело замершего в дверях, Эльдар отставил чашку на столик и улыбнулся – растерянно, совсем по-человечески.

– Геворг, привет…, – негромко промолвил он. – А как я выжил-то?

Теперь голос принадлежал Эльдару, а не пугающему существу из могилы. Гамрян вздохнул с облегчением. Софья, неслышно выскользнувшая из кухни с ароматной туркой в руке, сдержанно объяснила:

– Пришел час назад. Мокрый, как мышь. Кофе попросил.

Прекрасно зная, чем ее муж занимается после работы, Софья почти никогда не задавала ему вопросов и спокойно делала то, что требовали обстоятельства. Мокрый – значит, переоденем. Нужен кофе – сварим кофе. Гамрян подумал, что Софья, должно быть, никогда не узнает, насколько он ей благодарен за эту спокойную молчаливость и постоянную помощь.

– Камень меречи, Эльдар, – объяснил Гамрян, опускаясь на диван. – Как ты себя чувствуешь?

Эльдар пожал плечами. Отпил кофе.

– Не знаю. Странно, – он провел ладонью по шву от аутопсии и добавил: – Почти ничего не помню.

Вряд ли надо помнить о том, что в твоем теле три дня жила какая-то тварь с другой стороны, подумал Гамрян и сказал:

– Тебе лучше покинуть Турьевск. Конечно, когда окончательно придешь в себя.

Эльдар улыбнулся – и улыбка тоже была знакомой. Гамряну казалось, что невидимые костистые руки, стиснувшие его сердце в тот момент, когда он узнал о смерти старого друга, разжимают скрюченные болью пальцы.

– Куда? – послушно осведомился Эльдар. Ему, видимо, было все равно, в какое место отправляться, и Гамрян мысленно поблагодарил его за эту уверенную покорность.

– Есть такой город на севере, – начал Гамрян. – Велецк.

***

– То есть, эта книга – сильнейший магический артефакт, и она выбрала меня, так? – уточнила Катя. – И когда я прочла слова того приворота, то включила механизм запечатления?

Эльдар, который со всеми удобствами разместился в некогда любимом кресле ее матери, утвердительно качнул головой.

– Не верю, – твердо сказала Катя. – Что же получается, существует такая колдовская книга, владеть которой может только невинная девушка…

Она запнулась и ощутила, что краснеет. Третий курс – все ее подруги давным-давно, еще со школы с кем-то встречаются… Все окружающие были уверены, что и у Кати тоже есть парень: лаконичное «есть друг» в соцсети не вызывало ни лишних вопросов, ни брезгливого недоумения, ни фальшивого сочувствия.

Губы Эльдара дрогнули в улыбке, но какой-то язвительной шутки – а Катя полагала, что ее новый знакомый большой мастер на ядовитые подколы – не последовало.

– В общем, не верю, – повторила Катя. Эльдар вздохнул.

– То есть в привороты – это «я верю». В то, что я маг и выследил тебя по энергетическим нитям – это тоже «верю». А в колдовскую книгу, которая заставляет тебя защищать ее – настолько, что ты готова была меня зарезать, как барана, без всяких колебаний – вот именно в это «я не верю»?

Катя промолчала. Эльдар был абсолютно прав, только от его правоты легче не становилось. Конечно, Катя допускала существование потусторонних сил, колдовства и магии – но допускала отстраненно, не думая о том, что нечто необъяснимое может случиться и с ней тоже. Тигры ведь тоже существуют, но в каком-то другом, своем мире, и никак с ней не соприкасаются. И теперь ей было неуютно. Очень неуютно. Хотелось забиться куда-нибудь и не вылезать, пока все не исправится.

– Забери ее, – предложила Катя. – Она мне не нужна.

Эльдар пожал плечами и грустно усмехнулся. В общем и целом он производил довольно приятное впечатление, и Катя мысленно извинилась перед ним за то, что называла его хмырем.

– Не могу. На данном этапе книга не позволит, чтобы ее забрал кто-то, кроме владельца.

Катя понимающе кивнула. Удобная рукоять ножа словно оставила на ладони отпечаток – невидимый, но ощутимый. Когда Катя начинала думать, что готова была убить человека за книгу, ее начинало знобить.

– Ты говоришь, что владеть ей может невинная девушка…, – начала было Катя. К щекам сразу же прилила кровь. – Но если…

Эльдар оценивающе и со знанием дела посмотрел на нее, и Кате почему-то захотелось прикрыть грудь руками, словно под этим пристальным взглядом вся ее одежда расползлась лоскутками.

– Я, конечно, не против попробовать, – сказал Эльдар. – Но незачем тратить время, все равно ничего у нас не выйдет. Запечатление уже прошло, теперь ты хоть с полком можешь жизни радоваться.

Катя почувствовала, что щеки горят – хотя куда уж дальше краснеть-то.