Его напарник бродил по улице со сканером, считывая энергетическую сигнатуру. Семён как-то незаметно растворился в ночи, оставив меня одного.

– Лицензию? – переспросил я. – Какую лицензию?

– Дар, как я понимаю, не зарегистрирован? – хищно улыбнулся Агапий.

Ему что, чморить больше некого? Я улыбнулся в ответ, старательно сдерживаясь от желания стереть ухмылку с лица иеродиакона грубым и честным насилием. Не надо, Илья. Пока не надо. Тебе семнадцать лет, ты юный и непутёвый мальчишка, а это представители власти. Давай придерживаться этой легенды, ладно?

– Простите, я ничего не понимаю, что вы… – изобразил я максимальную растерянность.

– Доброй ночи, ваше преподобие! – рядом оказалась одна из учительниц нашего приюта. Молодая, попавшая по распределению сразу из псковского педагогического института. Высокая, стройная, с большими красивыми карими глазами и шикарной фигурой. По-моему, в неё были влюблены все ребята из старших классов. – Меня зовут Елизавета Весельникова, я преподаватель Ильи. Могу ли я вам помочь?

Иеродиакон был из чёрных, монашествующих, поэтому на красавицу взглянул равнодушно.

– Агапий Тверской. Раз вы учитель, то потрудитесь объяснить, почему ваш одарённый не зарегистрирован?

– Кто одарённый?! Илюша одарённый? – ахнула Елизавета. Посмотрела на меня уже с интересом. – Не может того быть.

– Я сам в недоумении, Лизавета Андреевна, – да, вроде бы Андреевна, – Вот никак не рассчитывал что вечер так закончится.

– Как ты закрыл портал, парень? – иеродиакон хмыкнул. – Ладно дар прорезался, но тут матёрые поисковики пасовали, а ты сходу источник вычислил.

– Я знал, что надо копать и копал, – пожал плечами я. Пусть думают, что умею потоки улавливать, не говорить же им про призрачную деву, вместе со мною убившую Голодного Бога? – А там демон. Я его камнем и того… Тюкнул.

– Демона? Камнем? – удивился Агапий.

– Чем нашёл, – спокойно ответил я.

– Силён, – с тенью уважения произнёс он.

К нам подошёл инок с планшетом.

– Да, ваше преподобие, совершенно точно сигнатура не зарегистрированная, – сказал он. – Этот, да?

Младший патрульный кивнул на меня. Иеродиакон кивнул.

– Оформляем? – равнодушно спросил молодой. – Женщину тоже? Или кто тут старший?

– Вы в своём уме? – ахнула Елизавета. – Что вы такое говорите…

– Девушка, вы знаете что бывает за сокрытие одарённых от государства и церкви? – вперил в неё суровый взор Агапий.

Учительница побледнела и отступила от священника. Бедняжка Елизавета, церковники пробили её моральную защиту вообще не утруждаясь. А всё потому что надо знать свои права. Когда ты их знаешь, то подобные выверты отбиваешь в один момент. Так что надо вмешиваться, пока девушку совсем не запугали.

– Вы не имеете права задерживать ни меня ни Елизавету Андреевну, господа, – сказал я. – Срок самостоятельной регистрации дара двое суток с момента его открытия. Выходя за территорию интерната каждый ученик или работник обязан проходить сканер. Я его проходил прежде чем идти сюда. Результат был отрицательный.... Журналы посещений можете запросить у администраторов.

– Малыш, с тобой никто не разговаривает, – фыркнул инок, но Агапий глянул на коллегу с лёгким осуждением.

– Грубо. Эта жестокая психологическая травма вряд ли останется со мною до конца моих дней, а вот на вашей карме отзовётся точно, – не удержался я.

– Язык прибери, а? – инок побагровел.

Я представил, как выдираю у него ноги. Как у комарика. Одну за другой. Мечтательно улыбнулся, но сдержал очередную колкость. Хватит их задирать. Вместо этого демонстративно изобразил как застёгиваю молнию на губах и выбрасываю ключик за спину. Инок аж задохнулся от возмущения, но его остановил начальник.

– Отставить, Сергеев, – подал голос иеродиакон, обратился ко мне. – Смотрю, ты подкованный, парень-убивший-демона-камнем. Молодец.

– Хорошо учился. Вроде бы… Да, Елизавета Андреевна?

Та изумлённо покачала головой.

– Учись, парень, учись. Тебе полезно. Приношу извинения за поведение инока Сергеева, – Агапий обернулся к иноку, указал ему на машину. Повернулся к учительнице:

– Простите за беспокойство, всего хорошего. Не забудьте про регистрацию, пожалуйста.

Он отсалютовал нам и зашагал к патрульному автомобилю.

– Ничего себе! – прошептал оказавшийся рядом Семён. Талантлив, чертяка. Быстро ретируется и незаметно появляется. – Илья, ты бессмертный? Это же Первая Церковь!

– Как ты себя чувствуешь, Артемьев? – немного потеряно спросила Елизавета. Заправила прядь за ухо, не сводя с меня изумлённого взгляда. – Голова кружится? Может быть нам стоит позвонить Павлу Леонидовичу? Он тебя осмотрит. Открытие дара это всегда не просто. Я читала.

– Всё прекрасно, Лизавета Андреевна. Лучше всех.

Она уже почти ушла, как замерла, на миг. Обернулась через плечо.

– Спасибо, Артемьев. Признаюсь, они меня напугали.

Во взгляде её на миг проступил интерес чуточку больший, чем интерес учительницы к ученику. А затем, словно испугавшись этого, девушка поспешила прочь, чуть ли не переходя на бег. Повисла недолгая тишина.

– Ничего себе! – повторил Семён. – Ты видел как она на тебя смотрела! Илья! С ума сойти, ты закрыл портал? Камнем убил демона?! Настоящего демона?

Я проводил учительницу взглядом, испытывая необычное волнение. Это у нас что, гормоны? Чёрт, с этим что-то надо будет делать.

– Если это ты закрыл портал… То где тогда Большакова?! – не унимался приятель.

– Вот ты заладил, Сёма, – поморщился я. – Вот вообще всё равно где сейчас Большакова. Не интересно.

Из деревни, освободившейся от Зоны, доносились оклики учителей. Поиски пропавшей троицы шли вовсю. Удачи им в этом, конечно же, а мне пора. Тем более, что никто не держит и Первая Церковь уже была. По всем правила свободен. Я ж вроде как пострадавший для всех.

Поэтому я потопал в сторону интерната, удивляясь тому, как легко восстанавливается память. Будто бы не было за моей спиной стольких лет. Будто бы и правда ещё утром здесь ходил, а не готовился к приходу Пожирателя.

Чёрт, да мне кажется, что убийство Голодного Бога случилось много лет назад, а не только что. Ничего себе шутки сознания!

Добравшись до своей комнаты, пропахшей сыростью, я упал на скрипучую кровать. Накрылся тяжёлым одеялом и посмотрел в потолок. До сих пор не верится что получилось вернуться назад. И какое всё яркое, пахнущее. Такое классное! Несколько минут я лежал на спине с улыбкой триумфа. Смог, справился. Серый мир в прошлом!

Теперь дело за малым. Вычистить все зоны на планете и тем вычеркнуть Землю из списка готовых завтраков для Пожирателя. Задача непростая, но выполнимая. И для того чтобы это сделать, мне нужно не валяться под одеялком, а работать. Восстановить былую мощь, для начала. Когда знаешь как это сделать, то во-второй раз всегда проще. Так что, Илья, поехали!

Выдохнув, я сел. Большой путь начинается с первого шага. Я прикрыл глаза, входя в транс. Мысли метались, гормоны плескались, руки тряслись, но я медленно дышал, раскачивая потоки внутри себя и вводя их в гармоничные колебания. Наконец наступил покой и вокруг проступили энергетические каналы, пронизывающие реальность. Тоже красочные, надо сказать. Но тоненькие, хлипкие совсем. Фу, мерзость.

Мда, пока контур не окрепнет – будет сложно. Но зато потом старания и воля окупятся. Этот урок я усвоил хорошо. Там, по ту сторону реальности, если ты не работаешь над собой – ты труп. Мне повезло и у меня был хороший учитель, который сделал из меня того, кем я стал. Странствующий демон-дуэлянт посвятивший свою жизнь дракам ради развлечений. Не знаю, разглядел ли во мне что-то особенное много лет назад, или скука одолела, но потерявший душу мальчишка растопил чёрное сердце поединщика.

Его звали Грайбай Белый. Жил в бою и погиб на дуэли.

Из транса я выпал когда за окном уже начинало рассветать. Слабость была такой, что я просто плюхнулся на кровать и тут же уснул.

***

– Лизавета Андреевна, – улыбнулся я садясь в машину. В салоне пахло духами. Прическа, хороший наряд. Косметика. Ого-го, Елизавета, вы решили завоевать сердца всех служителей Первой Церкви? – А как же занятия?

– Занятия никуда не денутся, Артемьев, – скосила она на меня взгляд, не снимая руки с руля. Какие красивые у неё пальцы. – Отпустить тебя в Пушкиногорский Приход одного мы не можем. Остальные преподаватели заняты, так что не надумывай себе ничего.

– Хорошо, Лизавета Андреевна, не буду. Я и не надумывал ничего. А что я должен был надумать? Вы мне подскажите, а то я от вашей красоты очень плохо соображаю. Прекрасно выглядите!

Её губы тронула улыбка. Ровно на миг, а затем учительница будто бы опомнилась и дала себе мысленную пощёчину. Ну да, мне семнадцать, я прыщавый юнец с гормонами, и она рядом со мною просто светская львица. Снисхождение вполне себе объяснимо. Оно скоро растает, я уверен, но пока пусть всё идёт так, как идёт.

Машина тронулась с места, и я поймал себя на мысли что очень хочу выпить хорошего чая. Сколько лет прошло с того момента, как я пил его в последний раз? В сером мире еда и напитки имели совсем другой вкус. Иногда я выходил из сопряжения на свободные от серых зон земли, чтобы испить именно чая. Настоящего, правильного. Но сейчас почему-то никак не мог вспомнить крайний раз. Только вкус жасмина. А вот когда это было-то?!

И ещё, после стольких грёз о чае, сегодня утром в столовой я был уничтожен бурдой из эмалированной кастрюли. Да, эта жижа была гораздо вкуснее любого напитка в серых зонах, но зваться могла как угодно, кроме гордого "чай"! Надеюсь, в городе найдётся что-то удобоваримое!

Даже слюнки потекли, право!

Машина выехала за высокие кованые ворота, которые медленно закрылись за нами, оставляя огороженный стеной приют. Кирпичная кладка почти полностью была покрыта плющом и девичьим виноградом. Угрюмые корпуса с зарешеченными окнами уменьшались в зеркале заднего вида.

– Я всегда знала, Артемьев, что ты пойдёшь дальше других, – прервала молчание девушка. – Было в тебе что-то такое. Но теперь… Теперь я вижу что-то ещё… Что-то большее.

Она бросила на меня заинтересованный взгляд. Да, Елизавета Андреевна. У каждого одарённого есть "что-то большее". Харизма называется. Будь ты хоть трижды урод, а если в тебе кровь одарённого то простолюдину покажешься симпатичным. Этим, надо отметить, многие пользуются. Мои гормоны прямо таки молили, чтобы и я воспользовался. Но кто царь в этом теле: я или они?

Вроде я.

– Надо же. Одарённый, – она покачала головой. – Перед тобой могут открыться разные двери, Артемьев.

– Можете называть меня Илья? – попросил я.

– Хорошо, Илья.

– Или Илюша?

Пауза. Интонация чуть изменилась. Появились нотки напряжения.

– Нет, Илья.

– Я должен был попытаться, – улыбнулся я. – Простите, Елизавета Андреевна. Это выше меня.

Она чуть нахмурилась, но промолчала. Мы проехали аллею и вывернули на дорогу к шоссе, как вдруг ветровое стекло треснуло, а мне в лоб ударила пуля, разбившись о наложенный защитный барьер. Голова дёрнулась назад, ударилась об опорную подушку, и я нырнул под защиту торпеды, перехватывая руль у Елизаветы одной рукой и утягивая её на себя второй, чтобы девочку не подстрелили. Вряд ли она плетёт себе охранную ауру утром, как я, сразу после пробуждения, верно?

– Тормози! – спокойно, но чётко сказал я ей. Девушка, в первый момент окаменевшая от шока, послушно вдавила педаль в пол.

Машину резко развернуло, осыпалось осколками ещё одно окно. Пуля хрустнула, пробив металл автомобиля. Да всё уже, стрелок, всё. Ты всех убил, успокойся. Я нащупал пальцами замок двери, открыл его и распахнул водительскую дверь:

– В канаву быстро, – подтолкнул учительницу.