Я медленно приближаюсь к люку. Он квадратный, выпуклый, скруглённые углы. Шлюз типа «керант». Блок управления помещается прямо на люковой плите, а не сбоку на корпусе, как обычно. Прямо на ушки щиток приварен, рядом с голым металлическим ребристым ШАО, в центре люковой плиты. Ни один индикатор, ни одна кнопка на блоке управления не горят. Штурвал аварийного открывания доверия мне не внушает сразу же. Он даже на вид разболтан и плохо центрован, берусь за него – аварийный люфт. «Здесь не работает». Шлюз и люк собраны из разных комплектов.

– Как тебе, Кирилл? Тебе видно?

– Очень наскоро делано. Несолидно. Как не для себя строили.

Он совершенно точно формулирует мои ощущения. «Как не для себя строили».

– Вручную сразу или попытаешься автоматику завести? – спрашивает Кирилл. – В принципе, тут я тебе могу помочь. Только унимодуль свой подсоедини к блоку и унимодуль перезагрузи под семейным логином. «Керант», старая бочка, такой я уже как-то открывал в нештате. В таких Диоген жил, Бранд мучился…

– Да ладно, ладно, хорошо, Кирилл, много слов, – перебиваю я его. – Пожалуйста, помоги мне открыть этот долбаный люк. Наверное, надо мой унимодуль подсоединить к блоку управления и по-семейному перезагрузиться?

– Ну, если ты так просишь, Марк. Пожалуй, помогу тебе с открыванием, – покровительственно говорит Кирилл. – Свой унимодуль подключи к управлению, а потом перезагрузи. Логин семейный выставь в строке только. Обязательно семейный, а то опять будешь перезагружаться…

Я бросаю линьку от своего модуля (раскрытого на груди) к гнезду на морде блока управления шлюза. Подаю питание, завожу сигнал в рацию и жду. Две минуты.

– Питания на шлюзе нет никакого, – сообщает Кирилл. – А для твоей батарейки, пожалуй, шлюз этот поднять будет тяжеловато.

– У меня есть внешний мощный источник питания. ИПМ. В ранце случился. Иль я не серьёз?

– О! Ты вверг меня в ничтожество. С подключениями разберёшься? Жёлтый джек – в жёлтое гнездо, красный – в красное. Папа – мама, папа – мама. Ошибиться трудно.

– Но ты же меня поправишь? – спрашиваю я с тревогой. – Если что?

– Тебе придётся вернуться и всего несколько раз поцеловать пайолу у моих ног. Но – униженно, ты понимаешь меня, Марк?

– Готово. Подключил ИПМ. Проверяю. Есть контакт. Подаю свет на блок управления от своего источника питания.

– Вижу, блок под светом… Минуту. Доступаюсь… О-па! Отказ в доступе.

– Слушаю тебя, Кирилл.

– Ты знаешь, похоже, повреждение. Внутреннее.

– Диагноз.

– Не замыкание. Не усталостный дефект. Не определяется блок «свой – чужой». Никогда не понимал, зачем они нужны, эти «кубики»… а вся схема на них стоит… не обойдёшь.

– А от инопланетян? – тихонько, не мешая Кириллу, говорю я.

– Все мы немного инопланетяне, – бормочет Кирилл, ему невозможно помешать, когда он со своими устройствами контроля работает. Унимодуль мой сияет монитором, прямо весь переливается. Я вспоминаю, что в Касабланке Матулин не раз становился призёром на соревнованиях по скоростной диагностике. Главный инженер Касабланки господин Хьюго Тжадд устраивал в своей вотчине много разных соревнований и конкурсов. Шкаб однажды пытался получить у губернатора Кафу разрешение на организовать гонки на грузовозах. «Технилам, значит, можно играть в тотализатор, а нам, пилотам, нельзя?»

– Марк… Есть одна мысль, – говорит Кирилл медленно.

– Как открыть?

– Нет, Марк. Открывать, ты знаешь, надо осторожно и с долгими интеллектуальными паузами. Потому что мысль такая: изнутри заперто. Не повреждение это.

Глава 6 Бенганн по прозвищу Хич-Хайк

В мои первоначальные намерения входил грубый взлом люка. Данные на кристаллах БВС, буде она вообще наличествует, пострадать от допущения в рабочий объём недружественной среды не могли, а время и силы мы сэкономили б здорово. Но теперь рекогносцировка территории стройки комплекса и отбор сохранившейся информации и баз данных безусловный приоритет – теряют. Если там – хоть кто-то… Если там хоть кто-то – жив…

Обмен информацией с «Сердечником». Нам приказано ждать. Ждём час. Не знаю, что они там делают целый час, а я этот час трачу на всестороннее и подробное исследование доступного мне с балкона оперативного поля. Брожу туда-сюда по балкону на подковках, неукоснительно придерживаясь за рукоять карабина, надетого на поручень, время от времени открывая карабин и пропуская стойки. Всё снимаю на видео. Почти ничего нового не узнаю. Несколько кранов аварийного сброса давления торчат из-под экрана (прорехи сделаны стропорезом и запластырены по краям). Ни одной свободной от тканевого экрана надстройки или элемента конструкции. РСМ-экран натягивался на балок уже после стыковки секций между собой, сразу на все, крепление швов степлерное. Ни одной антенны в поле зрения. Правее шлюза к балкону заведена и наварена штатная арматура для посадки и фиксации монтажных ботов, на пять рам, все рамы пусты. И действительно, нигде ни одной марки, даже ручной.

Понятно, что облетать тысячетонным грузовозом неуправляемый рэк комплекса с запитанным генератором инерции дело кислое. Но в спецкостюме, одному, без элементарного даже микробота под седалищем, – ничего не осмотришь. И я впервые всерьёз думаю, не вернуться ли мне на машину и не заняться ли сборкой катера. Воздуха у нас мало, вот что…

Возвращаюсь я к шлюзу, пристёгиваюсь к поручню накрепко, пью воду, ем витамины. Дрейф грузовоз относительно рэка имеет, я уже вижу невооружённым глазом: тросик мой провис сильно, метров на восемь грузовоз приблизился, но – за два с половиной часа, коррекция не нужна пока. Тут меня наконец вызывают, и начинается совещание в составе: я, Кирилл и главный инженер экспедиции Дёготь, озвучиваемый синтезатором. Его вытащили из трюмов и доставили на рацию. Это и заняло час. Я сказал: совещание начинается, но оно начинается не сразу с появлением в эфире Дёгтя, а приходится ждать, пока видео, отснятое мной за крайний час, у них там, на «Сердечнике», декодируется и пока Дёготь его не отсмотрит. По картинке он, Дёготь, официально, для отчёта, опознаёт тип исследуемого объекта, затем ищет в своём архиве конкретную документацию. Находит. Пересылает её Кириллу. Присланные файлы декодируются у нас, на «ОК».

В костюме у меня хорошо, чувствую я себя нормально, то бишь совершаю дыхательные движения громко, но спокойно. Я уже привык, притворяюсь совершенно автоматически.

– Это стандартные секции BBUV, согласен с мнением главного инженера, – говорит Матулин. – Четыре герметичных объёма на секцию, то бишь рабочий отсек, «пэхэошка» и две «пээркашки». «Пээркашки» полностью утоплены в корпуса секций. Один объём негерметичный, малый, сопряжённый с ССГО рабочего отсека. Нам не интересен вообще, наружу выходит только клапан сброса-выравнивания, рука в перчатке не пролезет. Объём секции девяносто кубов, объём обитания – сорок шесть и три. Стыкуются между собой набортными агрегатами. Так…

Вот тут совещание начинается.

– Словом, ты имеешь в виду, что на бортах крайних секций под тканью есть свободные стыковочные узлы.

– Да. И товарищ Дёготь тоже так считает, насколько я понял. Хотя ясно было с самого начала…

– Работаю с настоящими экспертами, – смиренно говорю я.

– А то что ж, – говорит Кирилл.

– Какого типа узлы? – спрашиваю я.

– Сейчас… ищу спецификации…

– Это старые ССВП-АМ, – булькает войсом Дёготь с «Сердечника».

– Подробнее, товарищ главный инженер. Что нам это даёт?

– Пассивные… гибридные… ССВП-АМ… – булькает Дёготь и умолкает.

– Да ничего это нам не даёт, Марк, – говорит Кирилл твёрдо.

– Я тоже так понимаю, – вмешивается Нота. – То есть Вилен Фёдорович так понимает. Марк, ретранслирую тебе главного инженера, у нас проблемы с озвучкой.

– Ясно, – говорю я со вздохом. – Иду смотреть глазами.

– Наблюдаем за тобой, – тепло говорит Кирилл.

– Всегда с документацией у нас в Космосе полное АСИУ… – ворчу я.

Никого моё утверждение не удивляет и не образовывает. Половина менеджеров любого обитаемого космического объекта всегда, непрерывно, безнадёжно и обречённо – работают над обновлением (восстановлением, точнее) баз данных технической и методологической документации. Некоторым файлам за сто лет, я сам видел. Но что там файлы, что там цифровые массивы! Библиотека документации для, скажем, моего родного «Будапешта» занимает у нас целую десятиметровую выгородку и имеет массу полтонны. Одиннадцать стоек, набитых пластиковыми книжками. И никогда руки не доходят отсканировать. А в уже цифровом виде мы этих данных со Шкабом так никогда и не нашли.

Я иду направо от шлюза. Балкон не охватывает крайнюю секцию балка по периметру. Я закрепляюсь на поручне ножными кошками, выдвигаюсь в Космос на длину тела и вижу, да, явно край надстройки стыковочного агрегата, закрытый тканевым экраном. Дотянуться до него отсюда невозможно. И зацепиться там, у надстройки, не за что. Наверное, всё-таки надо возвращаться на грузовоз и собирать катер, думаю я. На руках тут много не наработаешь. Воздуха мало у нас, эх.

– Бессмыслица какая-то… – замечает вдруг Нота.

– Что ты имеешь в виду? Или: что Дёготь имеет в виду? Кто что имеет в виду, Нота?

– Я, я имею в виду. Что мы делаем? Мы решаем проблему прохода внутрь балка?

– Ну да, – подтверждаю я уверенно.

– Предполагая, что внутри могут оставаться люди. Так? Шлюз заперт изнутри и всё такое. Но, космачи мои коллеги! Прошло минимум полтора года. Какое время балок сможет поддержать жизнедеятельность обитателя без снабжения? Хотя бы одного, например?

– Ах, великолепный вопрос! – восклицает Кирилл. – Светлая голова, хотя и с шишками. Подожди-ка, Марк, ничего не делай. Я ищу… Так. Раздел «СОЖ ССВП-АМ». Так… Одна секция обеспечивает жизнедеятельность и работоспособность шести человек… Так… обеспечение пригодного для дыхания газового состава атмосферы… тра-та-та… средства контроля и регулирования давления, средства выравнивания… его же, мобильная и стационарная аппаратура разгерметизации и наддува ПхО… шлюзового отсека… временной шлюзовой камеры… газоаналитика… БМП-А-44, господи, ну и старьё. Так, очистка, «Воздух»… Установка кислородообразования ТИК-ШаЦ, 190 килограммов объём стандартной загрузки… Что, Вилен Фёдорович?

– Если системы жизнеобеспечения шести секций объединить в один контур – один человек мог продержаться без возобновления припасов в течение полутора лет, – прорывается, булькая, Дёготь. – Даже дольше. Но если обитатель один. И если не было отказов по СОЖ – никаких.

– А статистика отказов и замечаний по этому типу балка есть у нас? – интересуюсь я.

– Есть, Марк, – отвечает Кирилл. – С неё раздел и начинается. Не очень хорошая статистика. Мы сейчас говорили только по атмосфере. А водоснабжение? А пища, элементарно? Свет – пусть его, хоть один генератор да работает, но еда?..

Возникает пауза. Мы все думаем с таким напором, что в эфире фонит. Шансы есть, подвожу про себя итог я.

– Возможно, там и есть люди. Но вряд ли живые, – говорит Дёготь.

– Пять из ста, – говорит Кирилл.

– Живой шанс, – говорю я.

– Соператор намерена сказать умное слово.

– Ну давай, соператор, – предлагаю я.

Настроение у меня неостановимо к чёрту идёт. В чём смысл-то происходящего? Спасти возможного (возможных) обитателя(-лей)? Пять из ста, сказал Кирилл. Я бы даже дал меньше, хотя на Трассе и один шанс из ста считается шансом львиным… Или мы, всё-таки, работаем по первоначальному полётному заданию? Нас ведь и самих неплохо бы уже кому спасать. Центр управления стройкой может быть внутри балка, а может и не быть. Базировался он, например, на грузовоз или на самый «Фон-дер-Флаас». Хотя нет, вряд ли. Тогда балок не ставили бы вообще, жили бы в корабле… Тьфу! Чем мы вообще занимаемся?

– Марк, я Мелани-По, ты уверен, что антенн на балке нет?

– Разумеется, я не уверен. Но я вообще ни в чём пока не уверен. Как я могу быть уверен? Я не был наверху, я не был сзади, я не лазал на рэк.