– Отдыхать? – понимаю, что Тася имеет в виду носилки в скорой, а это значит, Грише требуется помощь врачей.

– Да. Он, когда меня сжал крепко-крепко, – обхватывает себя руками, показывая, – разговаривал не как обычно и шатался в разные стороны. Посадил меня в кресло и дверь закрыл. А потом Костя приехал и меня забрал.

– Понятно, – сжимаю маленькие ладошки в пушистых варежках.

– Лена, зайди в дом и куртку мне отдай. – Островский кивает на Тасю.

– Зачем?

– Так нужно, Лена, – говорит с нажимом и поднимает меня за локоть, направляя в дом.

Раздеваю Тасю и отдаю вещь Парето, ища в его глазах ответ на множество вопросов. Меня трясёт от мысли, что дочка могла пострадать, поэтому желаю знать все нюансы произошедшего. Мужчина молча разворачивается, оставляя меня в неведении, но я не унимаюсь:

– Что…

– Позже, – отрезает. – Проверю Гришу и вернусь.

Тася тянет меня на кухню, где Петровна тут же выставляет перед ней тарелку с супом, который ребёнок с жадностью уплетает. Она не поняла, что произошло, да и мне пока не всё известно, но главное – дочка в хорошем настроении рассказывает, как прошёл день в саду. Через время Тася всё же возвращается к случившемуся, вызывая недоумение Ларисы Петровны, которой сразу даю понять, что в присутствии ребёнка эту тему обсуждать не буду. Пока управляющая отвлекает Тасю расспросами об играх в саду, готовлю панна-котту для Островского на завтра, занимая руки в ожидании его возвращения.

Попрощавшись с Петровной, отправляемся в коттедж, а проходя мимо соседнего, отмечаю, что в окнах темно. Не вернулся, значит, с Гришей всё намного серьёзнее, чем показалось моему ребёнку. Искупав Тасю, укладываю в кровать, и под мультики она быстро засыпает, размеренно посапывая. Мне же не спится, и я то и дело посматриваю в окно, ожидая своего соседа. Ближе к полуночи на дорожке появляется силуэт, в котором я точно определяю Парето, и, не успев открыть дверь, получаю сообщение, в котором всего одно слово: «жду».

Мне кажется, я ещё никогда настолько быстро не преодолевала расстояния, потому что через минуту врываюсь к Островскому, застывая на пороге.

– Дверь закрой. Садись, – указывает на кресло рядом, придвигая ко мне бокал с виски. – Выпей.

– Не хочу.

– Выпей, – говорит с нажимом, не оставляя мне шанса отказаться.

Делаю пару глотков, и в горле жжёт от крепкого алкоголя. Скривившись, отодвигаю бокал и зажимаю рот ладонью. Чувствую, как внутри разливается приятное тепло, обволакивая внутренности. Островский сверлит меня взглядом ещё некоторое время, видимо оценивая, готова ли я к принятию информации.

– Позавчера, когда Гриша вступился за тебя и сцепился с Вороновым, фактически поставил на себе мишень. У Шакала слишком ранимое самолюбие, чтобы позволить кому-либо так борзо разговаривать, да ещё и в присутствии своей охраны. Методы у него грязные и топорные, по старинке, хотя сам довольно молод. Играть тонко навыков не хватает, поэтому наказывает силой. Люди Воронова ждали, когда Гриша из машины выйдет, а вышел он за Тасей. Успел среагировать и закрыть ребёнка, получив две пули в спину.

– Он…

– Жить будет, не переживай. Жизненно важные органы не задеты, а мясо заживёт, – произносит будничным тоном, словно ничего серьёзного не произошло.

– Всё из-за меня, – всхлипываю, закрывая лицо ладонями.

– Брось, Лена, ты так скучно живёшь, что даже приличными врагами не обзавелась.

– Но ведь Гриша пострадал по моей вине. Оттащил Воронова, который лез своими противными губами и предлагал себя, словно товар в магазине.

– Предлагал себя? – Островский напрягается. – С этого места поподробнее.

– Уверял, что вы используете меня и избавитесь, как и от множества других, а он более выгодная кандидатура во всех смыслах.

– Сука-а-а. – Парето запрокидывает голову назад и заливисто смеётся. Проходит немало времени, прежде чем смех мужчины сходит на нет, и он вновь становится серьёзным. – И как, понравился предложенный товар?

– Нет.

– Отчего же? Он копия твоего мужа, а так как ты до сих пор за ним замужем, значит, данный тип мужчин в твоём вкусе.

– Уже нет.

Сталкиваемся в немом диалоге взглядами. Пространство между нами трещит по швам, потому что я только что дала понять Константину Сергеевичу, кому симпатизирую на самом деле.

– Почему не развелась? – недоверчиво прищуривается, отпивая виски из бокала.

– Не до того было: каждый день работала допоздна, а затем и вовсе оказалась на улице.

– А потом, когда сюда попала?

– Вы в первый же день забрали у меня все документы, – напоминаю ему, хотя сомневаюсь, что Островский может о чём-то забыть. – Даже новую карту не могу получить, потому что отдала вам паспорт.

– Карту?

– Да, кошелёк украли вместе с ней, но через приложение можно заказать перевыпуск. Что я и сделала. Мне пришло оповещение из банка, что можно забрать. На неё перевели расчёт из супермаркета, да и Альберт Витальевич говорил, что зарплата в конверте не выход.

– Помню-помню…

Парето поднимается и отходит к окну, уставившись в одну точку, и замирает на несколько минут. Опасаюсь отвлечь, потому что чувствую, что именно в этот момент он принимает важное решение, которое коснётся и меня в том числе. Трудно сказать, как работает огромный механизм в его голове, но однозначно ни я, ни кто-либо другой и близко не способен предположить, в какую сторону направлены его мысли.

– Девочка в сад больше ходить не будет…

– Спасибо, – складываю ладони вместе. – Я и сама хотела вам это предложить…

– Я не закончил, – обрывает меня, окинув жёстким взглядом. – Ребёнок не может находиться в одиночестве, пока ты работаешь, поэтому наймём няню. Завтра займусь этим вопросом, и уже послезавтра она приступит к своим обязанностям.

– Я не могу позволить себе няню.

– Лена, я не спрашиваю у тебя – констатирую факт. Это понятно? – Киваю, соглашаясь, что мои возражения не имеют силы. – Няню выберу лично, соответственно, для тебя это гарант благонадёжности и профессионализма. Документы скоро отдам, карту заберу сам, когда буду в городе.

– А что делать мне?

– Неукоснительно выполнять указания и не задавать лишних вопросов. А теперь иди.

– Но вы же…

– Неукоснительно, Лена. Это означает не пререкаться, не возражать, не спрашивать. – Подходит и, накинув на мои плечи куртку, подталкивает к двери. Широко открывает, и, уже стоя на пороге, вздрагиваю от прикосновения горячих губ на шее. – Иди.

Глава 16

Как и обещал Островский, уже через день в доме появилась профессиональная няня. Женщина лет сорока со строгим взглядом, прикрытым очками, и в форме, похожей на мою. Немногословная, сдержанная и предельно тактичная, она не понравилась Тасе сразу. После их первого дня вместе пришлось целый вечер объяснять дочке, что это распоряжение Кости, с которым мы обязаны согласиться. Я не в том положении, чтобы отказываться от предложенных привилегий, которые оплачивает Парето. По какой причине он это делает, вероятно, я никогда не узнаю, а изъедать себя вопросами без вероятных ответов себе дороже.

До конца недели Тася занята с Ираидой Валентиновной – няней, поэтому я спокойно выполняю свою работу, уверенная, что мой ребёнок под присмотром и в безопасности. Дочка каждый вечер открыто говорит, что женщина ей не нравится, постоянно одёргивает и делает замечания, но мне лишь остаётся уговаривать Тасю смириться с положением вещей.

В субботу возвращается Гриша, левую руку которого поддерживает бандаж-косынка, и Тася проносится мимо меня и няни, чтобы с радостными визгами обнять его. Прошло слишком мало времени, чтобы он полностью восстановился, но, несмотря на болезненные ощущения, мужчина поднимает ребёнка одной рукой и обнимает. Дочка как заведённая рассказывает всё, что пропустил охранник, пока находился в больнице, не забывая упомянуть нелюбимую няню.

– Гриш, поставь её. Тебе же больно, – прошу, замечая, как он кривится, когда Тася слишком активно раскачивает ножками.

– Всё нормально, Лен. Знаешь, я даже соскучился по её болтовне, – тепло улыбается, тут же заслужив поцелуй в щёку. – У меня два племянника, пацаны, не слишком разговорчивые и ручные, так что её щебетание мне нравится. Я уже привык, что каждое утро и вечер Тася рассказывает мне занимательные истории про её кукол или же новую серию мультфильма.

– О, тебе повезло! – смеюсь, снимая дочку с рук Гриши. – Целый день ты бы такое не вытерпел.

– Легко! Мне почему-то кажется, что нам бы не было скучно. Да, Таисия?

– Да, – скачет вокруг большого мужчины, а затем резко останавливается и охает. – Гриша, а может, ты будешь моей няней?

– Тася! – одёргиваю дочь. – Гриша не может быть няней, потому что у него другая должность, и в его обязанности не входит целый день проводить с балованным ребёнком.

– Я не балованная, – бурчит себе под нос. – Я просто не хочу гулять с Иридой Валентиновной, – обиженно надувает губы, отворачиваясь от нас.

– Ираидой – так правильно. Не притворяйся, пожалуйста, что не можешь выговорить имя няни. Ты уже достаточно чётко произносишь даже самые сложные слова. А теперь беги за дом и веди себя, пожалуйста, прилично, чтобы мне не было стыдно за тебя.

Поправляю шапку с большим помпоном, которую Тася опять стащила набок, и отправляю к няне, оставшись наедине с Гришей.

– Ты прости, пожалуйста, что так получилось, – не решаюсь смотреть в глаза охранника. – Константин Сергеевич объяснил, что тебе досталось из-за меня, точнее, по причине твоего вмешательства в недавний конфликт с Вороновым.

– Если бы не вмешался, досталось бы больше. Но уже от Парето.

– И за Тасю спасибо, – шепчу трясущимися губами, пока по щекам скатываются солёные капли.

Много раз, прокручивая страшную ситуацию в голове, с ужасом представляла, что Гриша не успел бы среагировать и я потеряла бы дочку. Не знаю, как отблагодарить этого человека и возможна ли вообще в таких случаях ощутимая благодарность.

– Знаешь, я ведь в тот момент только о мелкой думал. Не сохрани я её, меня бы Парето на месте пристрелил. Разбираться бы не стал.

– Гриш, ты не обязан…

– Обязан. – Его голос становится увереннее и жёстче. – Мы знаем, на что соглашаемся. Каждый пункт детально прописан в договоре, который мы подписываем с открытыми глазами. Главное, Тася не поняла, что случилось, и не успела испугаться, а я через неделю буду здоров и полон сил.

– Ещё раз спасибо.

Благодарность, которая томилась внутри, наконец вырвалась, достигнув цели. Опасалась, что Гриша будет обвинять меня в случившемся, но он, кажется, вполне спокоен и настроен доброжелательно. Радует, что он свободно со мной общается, в то время как другие охранники обходят стороной, потупив взгляд и сдержанно приветствуя. Первые недели в этом доме каждый из них открыто улыбался и даже позволял делать мне комплименты, но в какой-то момент мужчины дистанцировались, и сейчас я удостаиваюсь лишь односложных фраз.

Вряд ли это из-за связи с Островским, потому что мы оба не заинтересованы в огласке и открытости. Я не желаю афишировать наши отношения по причине их недолговечности, он не признает, что связался с прислугой. К тому же после последнего разговора остаться наедине не получилось, а приглашения зайти в соседний коттедж я не получала. Разочарование сменилось радостью, когда я поняла, что, закончив эту связь в зародыше, спасу себя от болезненных надежд и разочарования. Такие, как Парето, способны лишь уничтожать, оставляя после себя выжженный полигон, а чтобы возродить в этой пустоте что-либо новое, понадобится не один год.