После ухода доктора Эрик закрыл дверь, вернулся в комнату, в которой на кровати лежала Есения. К приезду «Скорой» он переодел Есению, привел в порядок ее волосы и вытер следы грязи и крови с кожи. Сейчас Есения выглядела лучше. Эрику казалось, что она уснула и вот-вот проснется. Решив не тратить время впустую, Эрик взял ее сумочку, высыпал содержимое на небольшой диванчик напротив кровати и стал все внимательно изучать. Документы, которые он решил надежно спрятать подальше от ее глаз, пока все ей не объяснит; косметика и наушники, немного мелочи и блокнот, который Эрик тоже решил убрать пока с глаз; клубничная жвачка и парочка сливочных леденцов; ручка, шоколадный батончик, бутылка воды; и на самом дне сумочки он обнаружил ее небольшую фотографию. Точнее, не только ее, а Есении и Ивана, мужчины, которого Эрик ненавидел до зубного скрежета.

Убрав все лишнее и оставив необходимое, он сел на край кровати и, почти не моргая, смотрел на Есению, наблюдал за ней. Глупо улыбался собственному счастью, надеялся на то, что она не подскочит и не сделает себе же хуже.

Есения окончательно пришла в себя глубокой ночью через семь дней после аварии. К ней каждый вечер приходил один и тот же доктор, проверял ее состояние, вкалывал необходимые препараты, получал деньги и уходил. Эрик ждал и верил в то, что все будет хорошо. Ведь она уже приходила в себя пару раз, бодрствовала несколько часов и снова засыпала.

Светлые занавески задернуты, и сквозь них в комнату вливается свет уличных фонарей. Окно слегка приоткрыто, прохладный ветер гулял по квартире, из-за чего Есения слегка вздрогнула. Этим она и разбудила Эрика, лежавшего у ее ног. Сонно потирая глаза, Эрик поднялся и мигом пришел в себя, понимая, что Есения очнулась.

Сама же Есения нахмурилась, подняла руку и провела ею по голове. Шипя от легкой боли, она внимательно осматривала темную комнату, в которой могла различить лишь тени предметов и парня, находившегося так близко к ней. Она видела его тень, чувствовала тепло его тела, но больше ничего. Ни страха, ни паники от одного лишь вида, как было тем утром. Есения снова сфокусировала внимание на незнакомце. Раскрыла губы, чтобы что-то сказать, спросить, где она и что произошло, но поняла, что не может сказать и этого. Неожиданный страх сковал ее тело, не давая даже пошевелиться.

– Ты проснулась, – прошептал Эрик, наклонив голову. Вытянув руки, он осторожно поправил одеяло на Есении, не давая ей замерзнуть. Ему самому было жарко и душно, он готов был прыгнуть в сугроб, чтобы остыть, нырнуть в ледяную воду, но не мог сейчас ни на шаг отойти от нее. Своей девочки.

– Да, я проснулась, – тихо отозвалась Есения, боязливо поглядывая то на парня, то на слегка дрожащие руки. Руки-ледышки, ведь она все еще не могла согреться. – А где я? Кто ты и… кто я? – Последний вопрос она задала так тихо, что Эрик ликовал. Как и говорил врач, у нее возможны проблемы. Легкая потеря памяти. Эрик не верил в это, но сейчас внутри его все вздрогнуло, врач не ошибся. Хотя то, что происходило сейчас, никак не походило на легкую потерю.

Не зная, что ответить, он облизнул губы, отвел взгляд в сторону. Эрик собирался с мыслями, ведь это его последний шанс. Другого точно не будет. Она – его девочка, не помнила даже себя и своего имени. Почему бы не сделать так, чтобы все встало на свои места именно сейчас? Она станет его по собственной воле, он ей лишь слегка поможет. Подтолкнет.

Четвертая глава

Она сидела в своей старой комнате в квартире матери. Есения понятия не имела, как скоро сможет переехать в другое место, но пока сил на поиск квартиры и новой работы не было. Есения только-только расплатилась со старыми счетами за их двухкомнатную квартиру с Иваном, за ремонт своей машины. Ради этого Есения распрощалась с некоторой своей одеждой, которую покупала в Италии или Франции во время совместных путешествий с бывшим парнем или небольших гастролей. Она не была большой звездой, но в городе ее узнавали и любили; каждый знал кареглазую шатенку как солистку танцевальной команды Рapillon, основателем которой и считался Иван Максимов – молодой и подающий надежды хореограф. «Его бабочки», как он любил называть девушек, порхали на сцене так изящно и грациозно, что влюбляли в себя всех и вся. А Ивану лишь льстило, что все эти девушки его, а самая красивая – Есения, его любимая. Но спустя четыре года отношений пара рассталась. Есения больше не была для него лучшей, да, она все еще была молода и красива, но не так изящна, как та, которую он полюбил.

– Доченька, я там запеканку сделала. Твою любимую. Творожную. С яблоками, – пробормотала Валерия Владимировна, приоткрыв дверь в комнату. – Пойдем, чаю выпьем. Потрещим о чем-то, как в старые добрые.

– Да, мамуль. Сейчас, – кивнула Есения, осматривая старые апартаменты с кучей коробок на полу. Она их перевезла только сегодня утром и даже не притрагивалась к распаковке. Одежда, обувь, книги, посуда и прочая мелочь – все находилось в коробках. Все было разложено аккуратно, а коробки подписаны.

Услышав утвердительный ответ, женщина вышла из комнаты, оставляя дочь. Есения посидела еще несколько секунд, после поднялась и подошла к самой большой коробке с надписью «одежда верхняя». Вздохнув, она отрезала скотч, раскрыла коробку и достала из нее вязаный кардиган и бежевое пальто, купленное прошлой весной. Слегка улыбнувшись, Есения подошла к стене у двери, где висело около десяти крючков. Повесила на них одежду, давая себе тем самым понять, что из этой комнаты она теперь так просто не уйдет. Вплоть до тех пор, пока не сможет накопить денег и снять отдельное жилье. Снова вернуть свою жизнь в прежнее русло.

Ближе к вечеру того же дня в их дверь позвонили. Открыла Валерия Владимировна. Женщина поправила короткие темные волосы, нанесла на губы немного красной помады. После встретила курьера, державшего в руках шикарный букет белоснежных фрезий. Расписавшись, где требовали, Валерия Владимировна притянула букет ближе к себе, прикрыла глаза и вдохнула легкий цветочный аромат.

– Доченька! – крикнула она, ступая по ковру в комнате Есении. – Тебе подарок.

– Что там? – спросила Есения, не выходя из своей комнаты. Переодевшись в домашнюю одежду, она уже вовсю распаковывала вещи, сортировала их, разбирала по шкафам и полкам, что-то выносила в кухню или гостиную.

– Ты только посмотри, какая красота, – с улыбкой протянула Валерия Владимировна, отдавая дочери букет. – Сразу видно, что молодой человек знает, какие цветы твои любимые.

Увидев цветы, Есения лишь слегка улыбнулась. Она догадывалась, от кого эти цветы, но не знала, права ли. Это заставляло ее нервничать. Единственное, в чем она была уверена, – это не Ваня. Ее поклонник сам во всем признался. «Это не он осыпает тебя цветами, моя девочка», – было написано на одной из записок. Больше Есения не получала никаких записок, только цветы.

Есения поставила букет в воду, перед этим подрезав концы стеблей. Вазу с ними перенесла на деревянную тумбочку у кровати. Теперь в комнате было намного уютнее, чем утром. На полках стояли ее книги и безделушки. Несколько фото в рамках – вот Есения только родилась и лежит на руках у отца; вот восьмилетняя Есения на своем первом занятии в школе танцев в ярком красном костюме; вот она с мамой на вручении аттестата в школе; вот она с одноклассниками на море после выпускного; здесь Есения вместе с Дашей Флеер, лучшей подругой, с которой дружила со времен детской танцевальной школы, а сейчас они вдвоем танцевали в Рapillon.

Танцевали.

В шкафах и на вешалке висела ее одежда, а на прикроватной тумбочке были цветы от ее тайного поклонника. Здесь все принадлежало Есении, но она, казалось, не была рада этому.

Пятая глава

– Где я? – спросила Есения, натягивая на себя одеяло. Она чувствовала себя беспомощной, смотрела то на парня, то осматривала комнату, пытаясь найти что-то знакомое взгляду, ухватиться за что-то. – Кто ты?

– Ты… ты не узнаешь меня? – Он читал, что человек может потерять память после подобной аварии. Даже слова врача не были способны полностью убедить во всем Эрика. Не верил в то, что подобное могло произойти и с Есенией. Точнее, не могло так повезти самому Эрику. Неужели судьба услышала его и сжалилась? Позволила ему быть рядом с той, которую он так сильно любил?

– Кто ты? – повторила Есения немного увереннее, но голос все же предательски дрожал. Не знала, кто она и где находилась, кто сидел перед ней и смотрел так, будто сама Есения что-то значила для него. – Где я нахожусь?

– Эй, это же я… – неуверенно ответил Эрик, внимательно наблюдая за ее реакцией на свои слова. Но ничего не менялось – она так же с непониманием смотрела на него, с незнанием того, что творится. – А свое имя ты помнишь?

– Кто ты? – Есения сильнее сжала края одеяла пальцами, впиваясь в него ногтями. – Меня зовут… меня зовут… – бормотала она, опустив взгляд и пытаясь вспомнить свое имя. Одно слово, которое решило бы все и расставило на свои места. У Есении ничего не выходило. Нужное имя никак не появлялось в ее сознании. Не знала, что ответить.

– Прости. Я… я не хочу тебя напугать, – Эрик поднялся с кровати и попытался снова подобрать правильные слова, до сих пор не в силах переварить все случившееся. – Давай я выйду, позволю тебе собраться с мыслями. У тебя не болит голова?

Она подняла на него карие глаза, цвет которых он всегда называл цветом карамели, посмотрела на него снизу вверх, почти не моргая. Ей было страшно, и Эрик это понимал, но сейчас ее страх был вызван не им, а тем, что она ничего не знала. Совершенно ничего. В ее мыслях было пусто, сознание не отвечало на какие-то банальные вопросы, будто и жизни у нее раньше никакой не было. Сплошные вопросы вроде «какое у меня имя?», «сколько мне лет?» или «кто этот парень напротив меня?» оставались без ответа, и это радовало самого Эрика, но наводило на плохие мысли саму Есению.

Есения помнила себя маленькой – невысокая худая девочка с непослушными волосами, которые вечно были заплетены в тугие косы. Видела рядом с собой женщину, красивую и статную. «Скорее всего, мама», – подумала Есения, пытаясь вспомнить хоть что-то. Но в голове больше ничего было, а любая попытка отзывалась тупой болью в голове.

Ей было страшно, ведь, кроме малютки с косичками, она ничего не помнила о себе. Из головы пропала добрая половина ее жизни, а то и больше, ведь собственный возраст для Есении Чеховой был загадкой.

– А вы… ты… ты можешь сказать мне мое имя? Пожалуйста.

Когда она снова посмотрела на него, сердце Эрика сжалось. Он увидел в ее глазах надежду и боль, страх, смешанный с непониманием. Взгляд Эрика тоже был далек от спокойного, но он держался и не хотел заставлять ее волноваться еще сильнее. Есения смотрела на него, нервно покусывая губы и ожидая ответа. Она ни разу не отвела от него взгляда, надеясь, что этому человеку можно доверять. Хотя других вариантов у нее не было.

– Я… эм… Олеся, ты чего, не помнишь? – спросил он, слегка улыбаясь ей и направляясь в сторону двери. Эрику нужно было срочно умыться, освежиться и прийти в себя, придумать план для дальнейших действий.

– Я, – ответила она немного заплетающимся языком. Снова задумалась и попыталась вспомнить хоть что-то, кроме своего имени. Может, возраст? Или какой сегодня день? Может, дату рождения? Кличку собаки? А у нее вообще была собака? – Не помню.

– Тогда подожди здесь немного, хорошо? – Эрик сбегал от нее. Ему было страшно, и он ликовал одновременно. – Только не вставай. Тебе нужно отдохнуть.