Вот не зря он чувствовал, что будут от этой девчонки проблемы! Рано расслабился… И что делать? Доложить руководству о факте саботажа, опираясь только на подозрительные взгляды одного из комсомольцев? Нет, надо доказать это, а еще лучше взять с поличным вредителя. Это очень хорошо отразилось бы на его карьере…

***

Москва.

Александр никому не рассказал о своих догадках, что это Аня что-то сделала с линией, но чувствовал себя от этого очень паршиво. Ещё больше его беспокоило, что кто-то ещё может догадаться о том, что это не просто поломка, а целенаправленная диверсия и что тогда будет, страшно представить… Главное, Александр не мог понять, на что Аня рассчитывала, решившись на такой шаг?

Проторчав весь Первомай на работе, их небольшой коллектив окончательно раскис. Линию они так и не запустили, причину не нашли и даже, предположений не было, что с ней могло случиться. Воздвиженский весь день первого мая провёл с ними, ходил мрачный и злой. Орехов предложил ему не пороть горячку, дать людям отдохнуть один день второго мая, глядишь, выйдут со свежей головой и всё сразу обнаружат.

Главный инженер отказался сначала, но потом согласился, махнув на всё рукой.

Промучившись весь выходной, вместо того, чтобы отдыхать, Озеров решил в открытую поговорить с Анной. Приехав в гостиницу «Мир», он вызвал её в холл через портье. Озеров знал, что рискует, его предупреждали, что за каждым шагом иностранцев следят. Но что еще сделать, ему в голову не пришло. Если получится то, что он задумал, то уже и неважно…

Анна сразу спустилась. Он предложил ей прогуляться. Они шли рядом молча, и он всё не мог решиться.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – наконец проговорил он, взглянув на неё.

Она ничего не ответила.

– И что ты планируешь делать дальше? – снова спросил он.

– Не знаю, – ответила она.

– Ну, а зачем ты это сделала?

– А что, надо было дать комиссии принять линию, сесть в самолёт и улететь?

– Послушай, я сразу понял, что это твоих рук дело. Ты думаешь, больше никто не догадается? Ты, вообще, представляешь, что будет если кто-то ещё поймёт?

– Мне плевать, что будет, – решительно ответила она. – Главное, что я осталась, а не улетаю в Америку.

– Аня, Аня! Так нельзя! – остановил он её и развернул к себе. – Ты хочешь остаться в СССР?

– Хочу, – прошептала она.

– Тогда надо действовать по-другому! Нельзя вредительством заниматься. Если это всплывёт, как ты потом к Воздвиженскому придёшь и будешь просить тебя на работу взять? Думаешь, он простит тебе свой провал перед большим начальством?

– И что мне делать?

– Давай, завтра к Орехову подойдём и скажем, что ты хочешь попросить в СССР убежище. Я что-то такое про это слышал или читал. И спросим, как это сделать? Мы ничего не теряем… За спрос денег не берут, – задумчиво проговорил он.

– Политическое убежище? – испуганно посмотрела на него девушка.

– Ну, а какие у нас ещё есть варианты, чтобы тебя не выдворили из СССР, как только виза закончится?

– Страшно… Это ж я никогда не вернусь в Америку? Не увижу родителей? Друзей? – с отчаянием в голосе спросила Аня, хотя, вроде бы, и воодушевилась, услышав от него «мы». – А с линией что? Пускай заработает?

– Вот, с этим, точно, не надо спешить. Во-первых, ещё неизвестно, что нам ответит Орехов, а во-вторых, надо ее отремонтировать так, чтобы тебя никто не заподозрил.

– Не заподозрят, – равнодушно ответила она. – Ну, нашла я неисправность, наоборот, буду молодец… Я боюсь просить убежища.

– Ань, я не вижу другого выхода… Как нам ещё остаться вместе? – спросил он, заглянув ей в глаза, и она не смогла сдержать счастливой улыбки.

Он обнял её за плечи и притянул к себе, поцеловав. Она нисколько не возражала…

***

Москва.

– Запомнил пассажира? – спросил Галкин, принимая из рук Кудрявцева бинокль и наводя его на окна съёмной квартиры Быстровой в доме напротив. – Дуй во двор, жди в машине и проводи его, когда выйдет. А я машину его срисую, пойду Юричу доложу и вернусь, если успею.

– Успеете, что он, на полчаса всего к ней пришёл? – усмехнулся Кудрявцев. – С таким букетом? Часа на полтора, не меньше.

– Дохохмишься сейчас и сглазишь, так он ночевать здесь останется, – снисходительно посмотрел на него более опытный Галкин. – И будем тут с тобой до утра в машине куковать.

– Не, неохота… Давайте я по дереву постучу?

– Тут из дерева только твой лоб. По нему и стучи…

***

Вернулись домой в среду вечером, Галия занималась домашними делами, а я играл с мальчишками. Подхватывал, по очереди, и поднимал над головой, осторожно опуская обратно на диван. Ну заодно и мышцы неплохо так подкачал…

– Как вы отъелись, братцы, – заметил я, отгоняя от ног Тузика, которому тоже приспичило со мной поиграть.

Так этот дурень не придумал ничего лучше, когда я прилег к детям, как забраться мне на туловище мордой к детям, задницей ко мне и давай молотить хвостом мне по лицу! Блин, пока от него избавился и от шерсти отплевался, дети в таком восторге были, ухохотались.

– Вот, значит, как? Отца тут мучают, а вам весело? – спросил я и хотел изобразить рассерженного тигра с рычанием и оскалом, как мальчишки любят, но тут зазвонил телефон.

Пришлось подняться и подойти к телефону. Звонил Воздвиженский. По его намёкам на интересный материал, понял, что у них в пятницу что-то случилось. Пообещал заехать по возможности. А сам минут через двадцать пошёл с псом гулять и перезвонил ему из дальнего телефона-автомата. Он сообщил, что их американская чудо-линия не прошла приёмную комиссию.

– Как? Почему? – удивился я, подумав, первым делом, что с документами какая-то лажа, потому что с технической точки зрения там должно быть всё в порядке.

– Она не включилась при комиссии, – устало ответил Воздвиженский. – Мы весь день вчера потратили, так и не нашли причину. А до приезда комиссии прекрасно себе включалась… Три раза запускали, работала, как часики.

– И что, так и не включается? – удивился я.

– Нет. Перебираем все подряд, ищем неисправности…

– Ну и дела… А американцы что говорят?

– Плечами растерянно пожимают, – ответил он. – Ищут вместе со всеми причину, и не находят.

– Так… Ну, Глеб Николаевич, обидно, конечно, – заметил я. – Причина этому, наверняка, есть, просто, вы её ещё не обнаружили. Надо всем успокоиться. У них виза до которого числа?

– На месяц, до девятого мая. Придётся, похоже, им задержаться…

– Будем надеяться, всё решится до этого времени. А нет, так продлят им визы. Уверен, этот вопрос можно решить.

– Ну, это понятно. Просто хотелось уже принять оборудование и начать спокойно работать…

– Прекрасно вас понимаю, это всё, конечно, досадно, но не смертельно, – ответил я. – Главное, успокойтесь все… А причина поломки, вот увидите, быстро обнаружится.

***

Москва. Камвольно-отделочная фабрика.

После майских вся интернациональная команда, включая главного инженера фабрики, занимались поисками неисправности.

– Всё самое плохое, что могло случиться, уже случилось, – сказал им утром Воздвиженский, – так что давайте все успокоимся, и найдём причину нашего фиаско.

Наладчики разбрелись кто куда. Капитан Орехов наблюдал за всеми, но особенно он присматривался к Анне Юрченко. Сегодня она вела себя на удивление спокойно и уверенно. Совсем не была похожа на несчастную и потерянную девчонку, которой выглядела ещё неделю назад.

Трудно себе представить, что всё это происки ЦРУ, – думал Орехов, наблюдая за Юрченко, – мы с ними, конечно, враги, но здесь же не оборонный завод. И текстильная линия, хоть и современная, но далеко не новейшая. Иначе американцы и не продали бы нам её ни за какие коврижки. Пришлось бы через подставные фирмы в той же Канаде покупать и через полмира везти, как сослуживец рассказывал, мы иногда делаем с новейшей американской техникой. А тут все официально… Получается, это всё личная инициатива Юрченко? Но зачем ей всё это? Она так СССР возненавидела в этой поездке? За что? А главное, чего ещё от неё ждать?

***

Москва. Лубянка.

– Юрий Владимирович, – убеждал зампред Вавилов Андропова о необходимости поголовной проверки на полиграфе всех сотрудников комитета, лекция Павла Ивлева его достаточно впечатлила, чтобы решиться на этот шаг, – мы всё равно будем вынуждены к этому прийти рано или поздно. Во всём мире это стало уже общепринятой практикой. Причем, что показательно, не только в госучреждениях, но и в коммерческих структурах. Мало того, что мы уже отстаём в плане технологий, так у нас и специалистов своих нет по этой части. И захотели бы кого-то проверить, а нечем и некем. Проверкой личного состава мы убьём сразу двух зайцев. Дадим возможность нашим специалистам руку набить и, возможно, выявим действующих или потенциальных врагов.

– Что вы конкретно предлагаете, Николай Алексеевич? – спросил Андропов.

– Сейчас у нас этим вопросом только МВД занимается…

– К ним мы, точно, за опытом не пойдём, – с недовольным видом отрезал Андропов.

– Я предполагал такой ваш ответ, – поспешно ответил зампред. – К счастью, у Штази уже есть определённый опыт в этом направлении. Если вы дадите команду, можно отправить несколько психологов на стажировку в ГДР. Там же закупим и самую современную аппаратуру. Ту, которую после стажировки наши друзья из Берлина посоветуют.

Андропов откинулся в кресле с задумчивым видом и, сняв очки, устало помассировал переносицу.

– Хорошо, Николай Алексеевич, действуйте, – ответил он и было очевидно, что ему нелегко далось это решение.

Главное, что он согласился, – думал Вавилов, уже выйдя из кабинета председателя КГБ. – Понятно, что опасается, как это могу выставить в Политбюро наши конкуренты. Мол, всякой фигней вместо работы уже занимаются, удивительно, что еще астрологов к работе не привлекают. Ну а что же делать, определенный риск всегда имеется, если хочешь идти в ногу с прогрессом. Предатели были, есть и будут.Особенно пугает, если они есть, и прямо сейчас сливают секретную информацию американцам… Это было бы ужасно… А ведь Ивлев был абсолютно убежден, что так дело и обстоит…

***

Утром в четверг, возвращаясь с прогулки с собакой, проверил почтовый ящик и забрал газеты. Начал приучать себя к этому ритуалу. Автоматизм ещё не выработался, но спасало то, что вторая газета создавала объём в почтовом ящике и притягивала взгляд торчащими уголками. Газету Загита сразу перекидывал теперь в почтовый ящик к Анне Аркадьевне. А «Труд» просматривал дома сам на предмет собственных публикаций. Второй мой фельетон «Бег с препятствиями», наконец-то вышел. Надо звонить Захарову.

Закончился апрель, чувствую, скоро нас всех опять соберут в сауне «Полёта». Сел полистать свой ежедневник, вспомнить, с какими фабриками на чём мы остановились? На камволке линию комиссии не сдали, но моё присутствие им сейчас ничем не поможет. Я не механик, и не инженер. Съезжу, но через несколько дней, авось к тому времени уже наладят линию и предъявят товар лицом. На обувной фабрике обсудили в прошлый раз открытие магазин для продажи некондиции в розницу. Вот, может к ним съездить, узнать, как дела? А потом сразу и на швейку заглянуть.

Таксопарк ещё две машины подготовил в апреле, но я об этом докладывал Бортко, более глубоко влезать в эту тему мне совсем не хочется из соображений безопасности… Вот! Мне же список оборудования должны были подготовить на комбинате железобетонных конструкций! Две недели прошло, а ни слуху, ни духу. У них же там главный инженер так в бой рвался, так хотел оборудование новое…

И сегодня же ещё лекция от общества «Знание». Столько предприятий уже объездил за два года. Одни магазины «Дары природы» чего стоили в том году… Всю Москву с ними облазил. Полезно, конечно. Москвич-то я москвич, но, как и большинство других москвичей, редко вылезал из своего района. Работа недалеко от дома, пешком можно было ходить. А сейчас, конечно, Москва совсем иначе выглядит, множества зданий, к которым я привык в будущем, еще и в помине нет.