– Я с радостью отвечу на все ваши вопросы позже, сэр. Сейчас я бы хотел рассказать, что намерен предпринять Оллин. – Экскурсовод улыбнулся и продолжил заранее подготовленную речь: – Оллин сделал определенные выводы и догадался: повлиять на свое нынешнее положение все-таки можно. Изменив ход событий в переломные моменты жизни, он сумеет предотвратить создание машины времени. И таким образом освободит себя от невыносимого существования в замкнутом круге.

В этот момент Бернард Оллин исчез с платформы.

– Никогда не забуду лицо этого человека, – сказала Ган.

– Он вернется к нам примерно через пять минут, – предупредил гид. – А пока длится пауза, я буду рад ответить на ваши вопросы.

– Можно мне? – поднял руку Веерд.

Десятилетний Бернард Оллин сидел на корточках в своей комнате перед аккуратно расставленным рядом пробирок.

Он проводил эксперимент, описанный в прилагавшемся к набору юного химика буклете. Правда, внес в формулу кое-какие изменения: что-то подсказывало, что опыт выйдет куда интереснее, если вместо большого количества того использовать небольшую массу этого.

Ух ты, вот это реакция!

Оллин во все глаза уставился на пробирку, а затем принялся искать в буклете, что же он такого нахимичил.

В книжечке о полученном результате не говорилось совсем ничего. Тем временем раствор в пробирке вел себя очень странно: он постоянно менялся. Юному Оллину оставалось только дивиться. Он чувствовал, что готов открыть нечто новое.

Так, сказал он себе, а что, если…

В этот момент в комнату неслышно вошел отец. Мистер Оллин справедливо считал, что мальчику положено играть на улице, а не возиться целый день с химикатами в душной комнате. Вмешиваться он не хотел, только наклонился поближе, чтобы разглядеть…

Но вдруг его будто кто-то толкнул. Мистер Оллин повалился вперед и, выпростав руку, опрокинул пробирку с раствором.

– Ну пааааап! – отчаянно взвыл маленький Оллин. Он и слышать не хотел отцовских извинений. Его мысли были заняты несостоявшимся опытом. Успокоившись и немного подумав, Оллин кивнул сам себе.

Пройдет время, и он воссоздаст реакцию.

Четырнадцатилетний Оллин заперся в семейном гараже и заново смешал тот самый раствор. На сей раз он опустил в него контакты аккумулятора и, нахмурившись, – как всегда будет хмуриться в будущем, – следил за реакцией.

Достав из лотка с инструментами магнит, юноша установил его рядом с пробиркой. Затем повернул его раз, потом еще раз…

Результат получился неожиданный. Оллин записал его в школьную тетрадку и подвинул магнит на четверть дюйма ближе к пробирке.

Внезапно его отвлек непонятный звук. Оллин задрал голову. Гараж семья Оллинов использовала как склад: на стропилах лежали лыжи, брезент, пылились старые инструменты и мебель – в общем, все, чему отец не мог найти применение в доме. По непонятной причине стул провалился в промежуток между стропилами, и подросток завороженно следил, как этот предмет мебели падает…

В последний момент он успел отскочить в сторону, и металлический стул рухнул на пробирки с аккумулятором. Раствор расплескался, залив и наскоро составленные записи.

Злобно выругавшись, юноша хлопнул себя по губам.

«Нет, – сказал он себе, – это неспроста! Отнюдь неспроста».

Схватив чистый лист бумаги, он по памяти записал результаты опыта.

Так родились первые уравнения для путешествия в другие эпохи.

Двадцатилетний Бернард Оллин особой популярностью среди однокурсников не пользовался. Все свободное время он проводил в лаборатории, проверяя бредовые идеи. Преподаватель физики терпел его, позволяя бить пробирки и разливать препараты, – до тех пор, пока Оллин платил за ущерб.

Правда, сегодня физик не был настроен столь же терпимо: жена за завтраком наградила его саркастичным замечанием, декан прошел мимо, не удостоив даже обычным сдержанным кивком, а входя в лабораторию, преподаватель ударился ногой и рассадил лодыжку.

Он с отвращением взглянул на оборудование Оллина, захламляющее практически все свободное пространство.

– Приберись-ка здесь, – раздраженно велел он студенту, задаваясь про себя вопросом: почему же декан не кивнул ему? Может, из-за какой-то ошибки? Проступка?

– Я почти закончил одну стадию опыта, – не выпуская из руки паяльника, ответил Оллин. Он как раз припаивал к непонятной машине какие-то провода.

– Не знаю, зачем ты… – Преподаватель взвыл от боли: Оллин уронил разогретый паяльник прямо ему на руку.

– Выметайся из моей лаборатории! – заорал он. – И свой хлам забирай, пока все не взорвалось!

– Но, сэр… – начал было Оллин. Как объяснить, что паяльник выдернули у него из руки? Как рассказать о невидимых существах, преследующих Оллина? О Них?

– Убирай всю эту дрянь, – приказал преподаватель твердым голосом, каким должен был ответить час назад своей жене.

– А сейчас, – комментировал гид, – Оллин переместился в собственное настоящее. Все попытки остановить себя в прошлом потерпели неудачу, и вот он пытается столкнуть электронную лампу со стола. Это последний шанс. Он вырвал провод из пульта машины и хочет замкнуть его с другим проводом.

– Разве он еще ничего не понял? – спросил кто-то из гостей.

– Он не дал себе шанса, – ответил гид. – Оллин слишком сильно увлечен насущной задачей. Правда, скоро он поймет ошибочность своего устремления. Тогда и обретет понимание.

На глазах у публики человек из прошлого вновь материализовался на платформе.

– Он устал, – заметила Ган.

– Правда, – согласился Веерд. – Взгляни на его лицо!

В этот момент все видели в Оллине первобытную версию самих себя, карикатуру на истинного человека.

– В прошлом все так выглядели, – напомнил Веерд жене, и та снова взяла его за руку.

– Мы вновь можем видеть его мысли, – сказал экскурсовод. – Смотрите. Они обретают связность.

По экрану проносились слова: «Я сам… все это время… сам… замкнул… не изменить…»

– Гляди, – сказал Веерд супруге. – Настал решающий момент: он догадался, что сам себя преследовал, и теперь абсолютно убежден в этом.

– Вообще-то, я умею читать, – напомнила Ган и тут же стиснула руку мужа, как бы извиняясь за резкость.

Окруженный серой дымкой будущего, Оллин понял: не было никаких невидимых преследователей. Это он сам пытался остановить свои эксперименты. Не пускал себя в будущее.

Но чем все закончится? Неужели он навечно заперт в бескрайней серой пустоте?

Нет. Кое-что он упустил.

– Я пытался попасть в будущее, – вслух произнес Оллин, – и встретил на пути сопротивление. Что это за сила?

Через секунду он сам же и ответил:

– Это я сам. Я – в попытке вытащить себя из будущего – сводил на нет собственные усилия попасть туда. Сейчас сила бездействует.

Гм, как сложно. Оллин попытался представить ситуацию в виде диаграммы: было три неудачные попытки попасть в будущее. Представим три параллельных вектора. Дальше: навстречу, останавливая их, идут другие три вектора – три случая, когда Оллин пытался из будущего вернуться в прошлое.

– Эти три вектора уравновешивают друг друга, – понял он. – На каждое действие в прошлом находит противодействие в будущем. И наоборот.

Оллин почесал в затылке. Все это, конечно, хорошо и правильно, но как он здесь очутился?

– Проведем четвертый вектор, которому ничто не препятствует. Он идет вокруг трех противопоставленных векторов и замыкается на первом, направленном в будущее. Это я – в тот момент, когда первый раз пытаюсь вернуться в прошлое.

Точно!

– В четвертом случае я сам себе не препятствую – ни в будущем, ни в прошлом. Четвертый вектор и приведет меня домой!

Засмеявшись, Оллин нажал на кнопку.

Человек из прошлого исчез.

– Бедняга, – сказала Ган.

– Пока мы здесь, давай осмотрим остальные экспонаты, – предложил Веерд. – Есть неплохие экземпляры: катамаро, три-в-трех…

– Ну конечно, – ответила Ган, – я так и думала.

– Ну вот и все, уважаемые, – произнес гид. – Полное объяснение этого феномена вы можете найти в путеводителе. Плюс детальный анализ теории времени Оллина. А в общем…

– Обещаю, будем танцевать ночь напролет, – сказал жене Веерд. – Отправимся в турне по Солнечной системе. Если только ты…

– Я с радостью взгляну на три-в-трех, – ответила Ган, хотя даже понятия не имела, о чем речь.

– …а в общем, – договорил гид, – на ваших глазах замкнулась неизменяемая петля времени. Кто знает, когда этот человек из нее освободится. Пожалуй, раньше износится сама ткань времени!

Ган взглянула на Веерда и позволила себе роскошь – мысль сексуального содержания. Приятную, но недолгую. О сексе можно подумать после, а сейчас нужно сосредоточиться на трех-в-трех.

За спиной у молодой четы экскурсовод вещал:

– Человек из прошлого вернется через два часа шестнадцать минут. Эта экспозиция открыта все дни, кроме воскресенья. В субботу – до двух часов дня.

Полчаса электронная лампа спокойно лежала на столе и вот теперь покатилась. Бернард Оллин успел поймать ее у самого края. Задумчиво взвесил в руке и убрал в ящик стола. Фигушки, на этот раз его не остановят!

То, во что ты веришь^[12]

– Простите меня, пожалуйста, – сказал мистер Арчер, и его губы снова растянулись в улыбке. – Я не должен улыбаться… тем более смеяться. – Он громко расхохотался. – Сейчас это пройдет. Я просто не ожидал… даже на смертном одре…

– Ничего страшного. – Человек за столом ободряюще кивнул. В огромном зале были только мистер Арчер, стол, перед которым он стоял, и мужчина, сидевший за столом. Сводчатый потолок уходил далеко ввысь – так же далеко, как голубое небо, которое Арчер видел при жизни. Стены терялись во мгле. И в центре всего этого он – Эдвард Моран Арчер.

– Самая обычная реакция, уверяю вас. – Человек за столом разглядывал лацканы своего пиджака, давая Арчеру время справиться с эмоциями. – Мы делаем скидку на текущие обстоятельства. В вашем просвещенном мире не осталось места ангелам и бесам. Люди больше не верят в рай и ад, для вас это выдумки проповедников и поэтов. Естественно, когда люди умирают и оказываются здесь – или там, – у них начинается истерика. Одни рыдают. Другие смеются.

– Ясно. – Мистер Арчер уже взял себя в руки, но усмешка все еще подергивала уголки его широкого рта. – Что ж, меня не назовешь хорошим человеком. Я нарушил некоторые из десяти заповедей, в том числе самые важные. Ну и где ваши огонь и сера? – Он поджал губы: усмешка грозила вырваться в любой момент. Подумать только! Его поджарят в старом добром аду! Дедушка любил описывать это в мельчайших подробностях. И все же Арчер не мог принимать происходящее всерьез. Ситуация была не только причудлива, но и комична.

– Вы желаете огня и серы? – спросил человек за столом.

– Вообще-то, не очень, – признался мистер Арчер. – А что, есть выбор?

– Конечно! – Человек за столом выглядел как-то совсем не по-дьявольски в сером деловом костюме и с гладко зачесанными волосами. – Свобода воли – краеугольный камень в конструкции Вселенной, и данное место – не исключение. У вас есть несколько альтернатив.

– Разные варианты адских мук? – опять усмехнулся Арчер. – Выбор между вырыванием ногтей и испанским сапожком? Дыбой и раскаленным железом?

– Это все входит в одну категорию, – объяснил человек за столом. – Позвольте, я вам покажу.

И в тот же миг Арчер принял форму бестелесного разума и оказался в небольшой комнате с низким потолком. Свет чадящих факелов ложился на каменные стены неровными красно-желтыми полосами.

«Ну чисто Эдгар По», – подумал Арчер и похвалил себя за хладнокровие.