– Я совсем не ожидала от вас настолько высокого уровня, – добавила она. – Даже не подозревала, что вы прокрутите полномасштабную диверсионную операцию.

– Обычно убийцы – не самые кроткие люди на свете. А именно они устанавливают тут правила, – пожал плечами Ричер.

Фролих кивнула:

– И еще я не знала, что вы позовете кого-то на помощь, тем более женщину.

– В общем-то, я вас предупреждал, – отозвался Ричер. – Говорил же, что ничего не получится, если вам останется только сидеть и ждать, пока атака не начнется. Настоящий убийца и не подумает заранее оповещать о своих планах.

– Да, понимаю, – сказала она. – Но я представляла себе одиночку.

– В таких случаях всегда есть кто-то на подхвате, – сказал Ричер. – Одиночки бывают только в кино.

– Значит, докладу комиссии Уоррена^[9] вы не доверяете? – В стекле отразилась ее ироничная полуулыбка.

– Так ведь и вы тоже, – покачав головой, сказал он. – Ни один профессионал никогда в эту чушь не поверит.

– Сегодня я что-то мало ощущаю себя профессионалом, – сказала она.

Нигли встала, подошла к Фролих и села рядом, прислонившись спиной к стеклу.

– Обстановка, – сказала она. – Вот о чем вам нужно думать в каждом случае. Вообще, все не так уж плохо. Мы с Ричером были специалистами отдела уголовных расследований армии США. Нас учили очень многим вещам. В основном нас учили думать. Быть изобретательными. А еще беспощадными, конечно, и уверенными в себе. И куда более жесткими, чем те, с кем мы имели дело, а некоторые из них были люди очень жесткие. Так что мы нетипичный случай. Таких специалистов, как мы, по всей стране наберется не больше десятка тысяч.

– Десять тысяч – это много, – возразила Фролих.

– Из двухсот восьмидесяти одного миллиона? А сколько из них сейчас в подходящем возрасте, свободны и имеют причину заниматься подобным? Статистически доля таких на уровне погрешности. Так что не парьтесь. Ваша работа в принципе невыполнима. От вас ведь, по сути, требуется, чтобы подопечный был уязвим. Потому что он политик. Он должен работать на публику. Нам бы и в голову не пришло позволять человеку делать то, что делает Армстронг. Никогда в жизни. Для нас это совершенно немыслимо.

Фролих повернулась лицом к комнате. Судорожно сглотнула и как-то неопределенно кивнула неизвестно кому.

– Спасибо, – сказала она, – за то, что пытались поднять мне настроение. Но теперь придется о многом подумать.

– Например, о периметре, – сказал Ричер. – Охватывайте площадь радиусом в полмили, никого не подпускайте к охраняемому объекту и следите, чтобы как минимум четыре агента в любое время находились от него на расстоянии вытянутой руки – буквально. Это все, что вы можете сделать.

– Нельзя, – покачала она головой. – Подобные методы сочтут чрезмерными. Даже недемократичными. Таких недель, как эта, в ближайшие три года предстоят сотни. А четвертый год, когда срок подойдет к концу, окажется даже хуже: команда будет надеяться на переизбрание и контролировать все станет еще сложнее. Лет через семь Армстронг сам выдвинется в президенты. Видели, как это происходит? Толпы народа повсюду – от Нью-Гэмпшира и далее. Городские собрания в непринужденной обстановке. Сбор средств. Словом, полный кошмар.

В комнате воцарилась тишина. Нигли отделилась от подоконника и прошла через всю комнату к письменному столу. Из ящика, в котором лежали фотографии, достала две тонкие папки.

– Вот это письменный отчет. – Она указала на первую. – Основные моменты и рекомендации с точки зрения профессионалов.

– Ладно, – поблагодарила Фролих.

– А здесь наши расходы. – Нигли показала на вторую папку. – Все учтено. С квитанциями и прочим. Чек надо выписать на имя Ричера. Все оплачивал он.

– Ладно, – повторила Фролих.

Она взяла папки и прижала их к груди, словно хотела от чего-то защититься.

– И еще. Не забудьте об Элизабет Райт из Нью-Джерси, – добавил Ричер. – Для нее потребуется кое-что сделать. Я сказал, что в качестве компенсации за пропуск недавнего приема ее, вероятно, пригласят на празднование инаугурации.

– Ладно, – повторила Фролих в третий раз. – Празднование так празднование. Поговорю об этом кое с кем. – Она замолчала и несколько секунд стояла не шевелясь, а потом еще раз произнесла: – Это катастрофа.

– Не корите себя, – сказал Ричер. – Ваша работа действительно просто невыполнима.

– Джо говорил то же самое, – кивнула она. – Говорил, что в таких условиях девяносто пять процентов успеха надо считать триумфом.

– Девяносто четыре процента, – поправил Ричер. – С тех пор как Секретная служба взялась за охрану, потерян один президент из восемнадцати. На неудачи падает шесть процентов. Не так уж плохо.

– Девяносто четыре или девяносто пять, – сказала она, – это не так уж важно. Думаю, Джо был прав.

– Насколько я помню, Джо во многом был прав.

– Вице-президента, впрочем, мы еще не теряли, – проговорила Фролих. – Пока.

Она сунула папки под мышку, фотографии сложила на письменном столе стопкой, аккуратно ее выровняла и положила в сумку. Затем окинула взглядом все четыре стены номера, словно хотела запомнить все в мельчайших подробностях. Маленький отрешенный жест. Кивнула, ни на кого не глядя, направилась к двери.

– Мне пора, – объявила она.

Фролих вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Какое-то время в номере царила тишина. Потом Нигли встала у изножья одной из кроватей, зажала в ладонях манжеты джемпера и, вскинув руки над головой, потянулась. Откинула голову назад и зевнула. Волосы каскадом рассыпались у нее по плечам. Край джемпера задрался, обнажив крепкие мышцы над поясом джинсов. Живот напоминал панцирь черепахи.

– Ты все еще хорошо выглядишь, – сказал он.

– Как и ты во всем черном.

– Ощущение, будто на мне униформа, – признался он. – Пять лет прошло, как в последний раз ее надевал.

Нигли опустила руки. Пригладила волосы, поправила джемпер.

– Ну что, мы закончили? – спросила она.

– Устала?

– Не то слово. Выложились по полной, вдобавок испортили бедняжке весь день.

– Что ты о ней скажешь?

– Она мне понравилась. Как мы оба и сказали, такая работа в принципе невыполнима. И в целом я считаю, что у нее неплохо получается. Вряд ли кто-то справился бы лучше. Кажется, Фролих и сама так считает, просто ее раздражает, что она вынуждена довольствоваться девяноста пятью процентами вместо ста.

– Согласен.

– Кто этот парень Джо, о котором она говорила?

– Ее бывший.

– Ты его знал?

– Это мой брат. Они встречались.

– Когда?

– Расстались шесть лет назад.

– Что он за человек?

Ричер опустил голову. Не стал настоящее время исправлять на прошедшее.

– Такой же примерно, как я, только чуть культурнее, – сказал он, глядя в пол.

– Возможно, ей захочется, чтобы и ты с ней встречался. Культурность не такая уж добродетель, ее часто переоценивают. А девушке всегда интересно собрать полный набор.

Ричер ничего не ответил. В комнате стало тихо.

– Пожалуй, отправлюсь-ка я домой, – объявила Нигли. – Обратно в Чикаго. Вернусь в реальный мир. Но признаюсь, было приятно снова работать с тобой.

– Врешь.

– Нет, правда, я серьезно.

– Тогда не торопись. Ставлю десять баксов: не пройдет и часа, как Фролих вернется.

– Чтобы позвать тебя на свидание? – улыбнулась Нигли.

– Нет, – покачал головой Ричер, – чтобы рассказать нам с тобой, в чем ее настоящая проблема.

Глава 4

Фролих вышла на улицу и добралась до «субурбана». Бросила папки на пассажирское сиденье. Завела двигатель, поставила ногу на тормоз. Достала из сумки телефон. Цифру за цифрой набрала домашний номер Стайвесанта, но на кнопке вызова палец замер. Номер отображался на маленьком зеленом экране, телефон терпеливо ждал. Она смотрела вперед через лобовое стекло; в душе шла борьба. Потом опустила взгляд на экран. Снова посмотрела на улицу. Палец все еще лежал на кнопке вызова. Фролих закрыла крышку мобильника и положила его поверх папок. Перевела рычаг коробки передач, выжала сцепление, и, взвизгнув всеми четырьмя шинами, машина рванула с обочины. Свернув налево, потом направо, Фролих направилась в свой офис.

Официант вернулся за подносом, на котором принес кофе, и ушел. Ричер снял куртку и повесил ее в шкаф. Вытащил футболку из-за пояса джинсов.

– Ты голосовал на выборах? – спросила его Нигли.

– У меня в паспорте нет регистрации, – покачал он головой. – А ты?

– Конечно, – сказала она. – Я всегда хожу голосовать.

– Голосовала за Армстронга?

– За вице-президента никто не голосует. Разве что родственники, да и то вряд ли.

– Но за партию голосовала?

– Да, – кивнула она. – А ты бы стал?

– Наверное, да, – ответил он. – Когда-нибудь раньше про Армстронга слышала?

– В общем-то, нет, – ответила она. – То есть политикой я, конечно, интересуюсь, но всю сотню сенаторов перечислить по именам вряд ли смогу.

– А сама стала бы баллотироваться?

– Ни за что. Ты же знаешь, Ричер, я не люблю выделяться. Всегда была сержантом, им в душе и останусь. Офицером стать никогда не хотела.

– А потенциал ведь был.

– Может, и был. – Она пожала плечами и улыбнулась. – Да вот только желания не было. И знаешь что? У сержантов и без того хватает власти. Больше, чем вы, ребята, себе представляете.

– Но-но, я-то все прекрасно представляю, – сказал он. – Уж поверь.

– Послушай, Фролих уже не вернется. Сидим здесь, языками чешем, теряем время… сколько я уже пропустила рейсов домой, а ее все нет.

– Вернется, вот увидишь.

Фролих поставила машину в гараж и пошла наверх. Президентская охрана работала круглосуточно и без выходных, но по воскресеньям атмосфера все равно царила другая. Люди одевались не так, как обычно, телефонные звонки раздавались реже – словом, было тише. Кое-кто вообще весь день проводил дома. Например, Стайвесант. Фролих закрыла дверь своего кабинета, села за письменный стол и выдвинула ящик. Достала то, что ей требовалось, и сунула в большой коричневый конверт. Потом открыла папку с расходами Ричера, переписала цифру в нижней строке отчета в свой желтый блокнот и включила шредер. Листок за листом отправила туда все содержимое папки. За ней последовал и отчет, и фотографии. Затем и сами папки. Фролих перемешала длинные, скрутившиеся спиралями полоски в корзине для отходов, пока они совершенно не перепутались. Выключила шредер, взяла конверт и направилась обратно в гараж.

Ричер увидел ее машину из окна гостиничного номера. Она заехала за угол и затормозила. Никакого движения на этой улице не было вообще. Вашингтон, ноябрьское воскресенье, вечер. Туристы разбрелись по отелям, принимают душ, готовятся к ужину. Местные сидят дома, читают газеты, смотрят по телевизору футбол, оплачивают счета, занимаются повседневными делами… В воздухе уже сгущался вечерний туман. Зажигались уличные фонари. Черный «субурбан» с включенными фарами описал широкий полукруг через обе полосы и остановился в зоне, отведенной для поджидающих такси пассажиров.

– Она вернулась, – объявил Ричер.

– Мы же ничем не можем ей помочь. – Нигли подошла к нему и тоже выглянула из окна.

– А если она не нуждается в помощи?

– Тогда зачем вернулась?

– Не знаю, – ответил он. – Появилось альтернативное мнение? Или хочет в чем-то утвердиться? А может, ей просто нужно поговорить. Сама знаешь, рассказать о проблеме – значит наполовину ее решить.

– А почему именно с нами?

– Потому что мы ее на работу не нанимали и уволить не сможем. И мы ей не конкуренты, на ее место не метим. Ты же знаешь, как все устроено в этих конторах.

– А можно ли ей с нами разговаривать?

– А разве ты сама никогда не разговаривала с теми, с кем не очень-то следовало?

– Бывало, – скорчила гримасу Нигли. – Например, с тобой.

– А я с тобой, что еще хуже, потому что у тебя не было офицерского звания.