Когда я вышла из машины, то от удивления невольно разинула рот: представший передо мной дом не походил ни на один из таунхаусов, что я видела по дороге, – большой особняк в стиле либерти, можно даже сказать, вилла. Просторный сад, в котором я незаметно для себя вдруг оказалась, сверкал пышной зеленью, и аллея, посыпанная гравием, казалась ручьем, который бежал к входной калитке. Арочную галерею террасы поддерживали белые колонны, по ним поднимались вверх маленькие цветочки жасмина, и большой балкон из белого мрамора короновал фасад, придавая всему строению изысканный вид.

– Ты здесь живешь? – спросила я недоверчиво.

Джон поставил чемодан на землю и приложил запястье ко лбу.

– Неплохо, да? – выдохнул он, осматривая дом. – Конечно, он сделан не из бревен, и камин мы никогда не зажигаем, но я уверен, что тебе здесь будет удобно.

Джон улыбнулся, пододвигая ко мне чемодан. Я посмотрела на него косо.

– Ты так говоришь, как будто я выросла в эскимосском иглу.

Хотя я понимала, что мой прежний образ жизни многим мог показаться странным. Я приехала из такого уголка земли, где, прежде чем жить, люди учатся выживать. Для меня странным было все окружающее меня сейчас, а не наоборот.

Джон засмеялся и ласково на меня посмотрел, а потом перевернул мою кепку козырьком назад.

– Я рад, что ты приехала!

Может, мне следовало бы ответить: «И я тоже», или по крайней мере сказать спасибо, потому что он делал для меня больше, чем я могла ожидать: Джон не оставил меня одну.

Однако меня хватило только на то, чтобы поднять уголки губ, изобразив подобие улыбки.

Поставив мои вещи у входа в дом, Джон вынул связку ключей и открыл дверь.

– О, он уже вернулся, – сказал он, входя. – Отлично, сразу и познакомитесь. Заходи, Айви!

«Кто уже вернулся?» – подумала я, следуя за ним.

В лицо дунуло прохладой. Я положила рюкзак на пол и огляделась. Высокий потолок с красивой люстрой в центре, усыпанной капельками из граненого дутого стекла. Огромное пространство открывалось красивым холлом, залитым светом из больших окон, который отражался в блестящих прожилках мраморного пола. Чуть дальше слева две массивные двери вели в великолепную гостиную, а справа виднелись кухня в современном стиле и барная стойка со сверкающими высокими стульями.

В глубине холла прямо напротив меня поднималась широкая лестница с коваными перилами, украшенными завитушками.

Совершенно не похоже на мой родной коттедж.

– Мейсон, мы дома!

Мой мозг отключился. Я стояла неподвижно посреди холла, как чучело енота.

Нет! Как такое могло быть? За все время я ни разу не подумала о сыне Джона. Я схватилась рукой за лоб, с досадой осознавая, что я полная идиотка. Как я могла о нем забыть?

Всю дорогу я только и делала, что думала о том, как изменится моя жизнь. Я как будто забаррикадировалась в самой себе, зациклившись на мысли, что есть кто-то, кто захотел меня приютить. И этот кто-то Джон. Другие мысли мозг просто отменил.

У Джона есть сын, и я об этом знала, черт побери! Когда я была маленькой, он показывал фотографию, которую носил в бумажнике. Гордо говорил мне, что его сын – мой ровесник. «Мейсон – сущий чертенок», – приговаривал он, пока я рассматривала мальчика с беззубой улыбкой, стоявшего рядом с велосипедом, у которого руль был с каучуковой оплеткой. На шее у него висели две боксерские перчатки, он ими явно хвастался. И позже, через несколько лет, помню, пока я готовила горячий шоколад, Джон рассказывал, что Мейсон такой же высокий, как я, что он ненавидит математику и увлеченно занимается боксом. Джон описывал в красках все поединки Мейсона и шутил, что сынок выбрал правильный вид спорта, ведь теперь он сможет защитить не только себя, но и своего папашу.

– Айви! – Голова Джона высунулась из-за стены. – Чего ты там стоишь? Иди сюда. Брось чемодан!

Я неуверенно огляделась и подошла к нему.

В этот момент я поняла, что даже папа никогда не встречался с сыном Джона. И встретиться с ним впервые в жизни мне предстояло уже без папы.

– Мейсон! – позвал Джон, открывая окно в гостиной. Казалось, ради меня он старается сделать дом уютнее и привлекательнее. – Подожди здесь, – сказал он тихо и скрылся в коридоре.

Необъятное пространство дома завораживало. Взгляд скользил по современным картинам и многочисленным фотографиям, развешанным тут и там, запечатлевшим моменты их повседневной жизни.

Я рассматривала большой плазменный телевизор, когда чей-то голос нарушил тишину.

– Эй!

Я обернулась к лестнице, по ней спускался парень в шортах, спортивной майке кирпичного цвета и со стриженными почти под ноль волосами. Коренастый и такой накачанный, что казалось, мышцы у него на руках вот-вот лопнут. В его широком, несколько грубоватом лице не было ничего от Джона, ни одной черточки.

Я внимательно смотрела на парня, пытаясь разглядеть что-то, что напомнило бы мне о человеке, которого я знала всю жизнь. Парень спустился с последней ступеньки и подошел, шаркая шлепанцами. На икре я заметила цветную татуировку.

– Привет!

Он улыбнулся, и я подумала, что от отца он перенял, по крайней мере, веселый нрав.

– Привет! – ответила я.

Я не умею свободно общаться. Когда живешь среди медведей и северных оленей, трудно развивать навыки общения с себе подобными.

Видя, как пристально парень меня разглядывает, я добавила:

– Джон много о тебе рассказывал.

В его глазах пробежал веселый огонек.

– Ой, правда? – спросил он так, будто изо всех сил старался не рассмеяться. – Он тебе обо мне рассказывал?

– Да, – ответила я тихо, – ты Мейсон.

Парень не смог больше сдерживаться и расхохотался на весь дом. Я спокойно смотрела на него и ждала, пока приступ пройдет.

– Извини, просто мне трудновато в это поверить.

Я заметила, что кожа у него неестественного цвета жженого сахара. В лесу я встречала лосей и посветлее, чем он.

Парню понадобилось время, прежде чем он смог что-то сказать, не гогоча мне в лицо. Он выпрямился, в его глазах все еще сияла искорка веселья.

– Думаю, здесь какая-то ошибка. Меня зовут Трэвис.

Я оторопело посмотрела на него, и он откашлялся.

– Видишь ли…

– Я Мейсон.

Я снова повернулась к лестнице, чтобы наконец посмотреть на настоящего сына Джона. Я не знала, чего ожидать. Может, я думала увидеть крепкого парня с бычьей шеей, квадратным лбом и кривым от переломов носом. Но тот, кто спускался по ступенькам, определенно не был похож на человека, занимающегося боксом.

Калифорнийских парней я всегда представляла себе загорелыми плечистыми блондинами с блестящими от солнцезащитного масла мускулами и прокопченной серфингом кожей.

Во внешности Мейсона ничего этого не было. Густые каштановые волосы, вполне себе обычные глаза самого заурядного орехового цвета. Под футболкой угадывался мускулистый торс, на руках и ногах, в отличие от Трэвиса, абрикосовый загар человека, живущего в теплом климате.

С виду нормальный парень, уж точно более нормальный, чем я, которая, казалось, вышла из сказки Андерсена «Снежная королева». Хотя в тот момент, когда он остановился на последней ступеньке и посмотрел на меня сверху вниз, я поняла, что «обычный» – это последнее определение, которым можно его наградить.

Непонятно почему, но, когда я увидела Мейсона, мне вдруг вспомнилась Канада, страна, в которой были не только леса, снег и горы до неба, но и что-то, что делало ее завораживающей, неповторимой, с труднопроходимыми тропами, невероятными восходами и закатами на фоне ледяных вершин. И в красивом лице Мейсона, в его полных губах, четко очерченном подбородке тоже было что-то чарующее. Прямой нос с резным кончиком – явно странный для человека, периодически получающего боксерской перчаткой по лицу.

Его глаза, пронзительные и продолговатые, смотрели мне прямо в лицо.

– О, вот и ты наконец!

К нам подошел Джон и приобнял меня за плечи.

– Хочу представить тебе Айви. – Он наклонился ко мне. – Айви, это Мейсон, ты его помнишь?

Хотелось ответить Джону, что этот парень чуточку отличается от того щербатого мальчика на фотографии и еще несколько минут назад я не помнила о его существовании, но, естественно, я промолчала.

– Айви? – спросил Трэвис, видимо, удивленный редким именем.

Джон, казалось, только сейчас его заметил. Они начали разговаривать, но я едва их слышала.

Глаза Мейсона скользнули по моей клетчатой рубашке оверсайз и медленно поднялись к моему лицу, остановились на моей щеке, и я поняла, что на ней до сих пор виден отпечаток от цепочки. Наконец он уставился на мою бейсболку с вышитой головой лося, одну из немногих вещей, которые я любила. По тому, как он смотрел на кепку, я почувствовала, что наша встреча проходит не так, как должна бы.

Джон что-то нам сказал, и в этот момент Мейсон приподнял уголок губ и улыбнулся мне.

– Привет!

Его настороженный взгляд застыл на моем плече, там, где его отец держал свою руку.

Когда другой парень ушел, мы внесли в дом оставшиеся в машине вещи.

– Комнаты на втором этаже, – пропыхтел Джон, опуская на пол картонную коробку. – Ты можешь потихоньку заносить наверх что-то не очень тяжелое, а я скоро приду.

Джон вынул из кармана ключи от машины, видимо, чтобы отогнать ее с дорожки, и кивнул в сторону лестницы.

– Мейсон, помоги Айви, пожалуйста. Покажи ей ее комнату, ту, что в глубине коридора. – Джон улыбнулся мне. – Гостевая комната, а теперь она твоя.

Я бросила взгляд на Мейсона и наклонилась за маленьким чемоданом. Я увидела, как он поднимает коробку, которую я не смогла бы даже оторвать от пола. В ней лежали мои рисовальные принадлежности. Одни только краски весили тонну.

Я шла за Мейсоном на второй этаж и смотрела на его широкую спину и его уверенные движения. Он остановился у открытой двери и пропустил меня вперед.

Большая и светлая комната была выкрашена в нежно-голубой цвет. Ковровое покрытие сливочного цвета давало ощущение легкости, будто ступаешь по хлопковому облаку. Окна выходили на задний двор и сад, где сейчас маневрировал автомобиль Джона. Простая комната, никаких зеркал в тяжелых рамах с лампами по бокам или других излишеств, и в то же время она сильно отличалась от моей канадской комнаты.

Шум падения какого-то предмета вывел меня из задумчивости. Я обернулась, отпустив ручку чемодана, который упал мне на кроссовки.

По полу катились баночки с красками, из опрокинутой коробки, лежавшей у ног Мейсона, высунулись кисточки. Я подняла на него взгляд. Он стоял, разведя руки, и смотрел на меня равнодушным взглядом.

– Упс…

Потом я услышала эхо его шагов в коридоре.

Немного позже зашел Джон – проверить, все ли у меня в порядке. Спросил, нравится ли мне комната и не хочу ли я что-нибудь переставить. Побыл немного со мной, посмотрел, как я медленно разбираю вещи. Потом ушел, чтобы дать мне время освоиться.

Пока я раскладывала вещи, поняла, что самые летние из них – потертые джинсы и старые папины футболки. Я вынула свой полароид, несколько книг, с которыми не захотела расставаться, и игрушечного лося. Развернула вымпел с канадским флагом и подумала, не повесить ли его над кроватью, как дома, но потом решила, что во вбивании гвоздей есть что-то окончательное и определенное, поэтому отбросила эту идею.

Когда я закончила, солнце уже садилось. Захотелось принять душ. Здесь было ужасно жарко, а я не привыкла к такому пеклу. Я взяла все необходимое и вышла в коридор.

Мне потребовалось время, чтобы найти ванную. Найдя ее наконец, я проскользнула внутрь и собралась запереться, но замка под ручкой не оказалось. Тогда я повесила чистую футболку на дверную ручку снаружи и вошла в душевую кабинку.

Вода смыла с меня пот, усталость, запахи самолета и долгой дороги. Закончив, я завернулась в махровое полотенце и переоделась в чистое.

По коридору витал вкусный запах жареной рыбы.

На кухне я нашла Джона, возившегося с шипящими сковородками.

– А, спустилась! – сказал он, увидев меня на пороге. – Я уже собирался идти тебя звать. Ужин почти готов.

Теперь Джон обжаривал овощи со специями.

– Надеюсь, ты проголодалась. Я приготовил твое любимое блюдо.