Наши взгляды скрестились и со всей силой взаимной неприязни. Наконец он пожевал губками и объяснил:

– Вы мне очень нравитесь, Оленька. И поэтому, в знак прежнего расположения, я включил вас в список на овощебазу. Надеюсь, не посрамите родной коллектив.

Гремит музыка, сидим в ресторане, разодетые в пух и прах, из себя красивые и счастливые, сбылась мечта идиоток.

Лариске подкинули премию, так что продавать ничего не пришлось. Заказали крабов под майонезом, ассорти рыбное, мясное, овощное, горячее еще не придумали, шампанское. Гулять – так гулять по-королевски.

Столик наш на виду, мужчины не сводят глаз, но мы прекрасны и недоступны, живем самостоятельной жизнью, у нас – своя беседа. Жаль только, что из-за ревущей музыки беседовать приходится криком.

– Что? – ору я через стол.

– …и вызвали на пустырь, за стройку, – кричит Лариска, – где автобусная остановка…

– Где?

– Где остановка! – Лариска безнадежно машет рукой: все равно ничего не слышно.

– Разрешите, снегурочки? – подходит толстый дядька и просительно смотрит на нас по очереди.

– Снегурочки на каникулах, Дедушка Мороз!

Едва он отходит, катимся со смеху от этой немудреной Валюшкиной шутки. А за соседним столиком притихли, с интересом за нами наблюдая, трое моряков, совсем молоденьких, с недавно пробившимися усами.

Музыка умолкла.

– Ну так вот, – спешит рассказать Лариска. – И говорим: не волнуйтесь, Кирилл Иванович, пока это только беседа. Сигнал на вас поступил, Кирилл Иванович.

– Ларис, ну хватит разыгрывать, это что – правда?

– Чистая. Есть, говорим, мнение, что вы не по-товарищески относитесь к своей сотруднице…

– Ну вы даете… – Я слушаю, верю и не верю.

– …мешаете ей продуктивно работать, создаете в коллективе нервозную обстановку…

– …а у вас жена, Кирилл Иванович, – подхватывает Валюшка, – взрослые дети у вас. Придется поставить в известность общественные организации!

Похоже – правда, Валюшка сама таких слов не придумает.

– Ну, – вздыхаю я, – теперь мне конец.

– Ты дальше слушай! Он побледнел, сразу ручонками замахал: не надо! не надо!

– А мы ему: клянитесь!

– Клянусь, отвечает, партбилетом. Я свободен?

– Пока… Но если ты, паразит, гад ползучий, еще хоть раз, тра-та-та… – И я вижу, что Валюшка не выдерживает, плывет, вот-вот захихикает. Гляжу с надеждой на Лариску.

– Врете?

– Врем, – улыбается Лариска. – Но готовься – мы все равно твоему крысенку как-нибудь устроим веселую жизнь!

Тут музыка снова заиграла. И новый кавалер к нашему столику не замедлил явиться в виде одного из морячков, у которого усы были погуще и храбрости побольше.

– Извините, девушки, – вежливо обратился он. – У нас тут возник спор…

– В Крыму не отдыхали, – отвечаем мы.

– По другому поводу. Вы не танцуете, потому что не хотите или потому что нет достойных кавалеров?

– Не хотим, – говорит Лариска.

– …потому что нет достойных кавалеров, – говорит Валюшка.

Моряк говорит:

– Может, это оттого, что вы не обращаете внимания на нас?

– А может быть, поэтому мы на вас не обращаем внимания, – говорю я.

Детский сад. Но все равно весело. Он не нашелся что ответить. Басистый друг пришел ему на помощь:

– Вы так думаете оттого, что не знаете наших достоинств.

– Ну и какие же ваши достоинства? – по-матерински сжалилась над ними Лариска, и первый морячок снова оживился:

– Во-первых и в-главных, мы холостые.

– Хотите предложить нам руку и сердце? – говорю я.

– Для начала – руку. Разрешите?

Вытянулся передо мной – в новеньком, с иголочки, кителе, тоненький, совсем мальчик, лет двадцать.

Встаю. И остальные морячки, как по команде, шагнули к Лариске и Валюшке.

Танцуем. Где-то среди голов, неподалеку, колышутся прически моих девчонок. Когда же я в последний раз танцевала в ресторане? До замужества, наверное. В замужестве не до танцев было, а с Вадимом… Но про Вадима не надо вспоминать сегодня. И вчера. И завтра. Никогда…

Морячок, который танцует со мной, смущается, но держится отважно, ведет разговор.

– Разрешите представиться: мичман Суворов Николай, выпускник Мурманского ВМУ. В Питере проездом к месту действительной службы. Между прочим, в район Крыма.

– Оля.

– Вы отменно танцуете.

– Вы тоже.

– Форма обязывает.

– Усы – тоже форма обязывает?

– Усишки, конечно, не боцманские… Но знаете, в нашем с вами возрасте хочется выглядеть солиднее.

Я спрятала улыбку, он ее истолковал по-своему:

– Простите, вы, наверное, моложе. Учитесь?

– Как сказать… Учусь.

– Чему, если не военная тайна?

– Жить.

– Значит, работаете. Будь я вашим мужем – я бы настоял, чтобы вы учились.

– А что, чувствуются пробелы в образовании?

– Нет, если честно – просто думал, вы ответите: я не замужем.

– Провокация? – улыбнулась я.

– Разведка боем.

Он ждет ответа, а я оцепенела и молчу, потому что вдруг увидела…

В соседнем маленьком зале уже давно гудел банкет. Когда музыка стихала, оттуда доносились тосты, какие-то научные, мудреные. А теперь я этот стол увидела! И с краю стола – рыжеватый затылок и ухо, которые узнала бы с закрытыми глазами.

Господи, за что же мне и здесь, когда раз в жизни обо всем старалась забыть, снова такая мука?..

Сидит Вадим тихо, молча, а кто рядом с ним – я сразу догадалась. Она. Юлия Ивановна. Хотя я представляла себе ее совсем иначе. Старше и в виде рыбы такой замороженной. А у этой, настоящей – длинные светлые волосы распущены по плечам, лицо нормальное, даже было, наверное, когда-то красивое, и ведет себя нормально: смеется, поднимает бокал. И это меня больше всего, до тоски пронзило: обыкновенная. Не уродина, не баба-яга…

Вот она к нему наклонилась, что-то сказала, мило улыбнулась. Он обернулся, и я увидела его лицо. И тут хоть немножко полегчало. Грустное лицо. В глазах скука и тоска собачья – до лампочки ему эти улыбки и этот банкет.

Сейчас бы подойти, взять за руку, сказать «мое» и увести. Навсегда.

Мечты. «Брызги шампанского», у отца такая пластинка была.

– Не слышу ответа, – доносится голос морячка как сквозь сон.

Очнулась, оттанцевала его до банкетного зала, чтобы скрылось видение из глаз. О чем он? А, провокация, разведка боем…

– В моем возрасте – и уже быть замужем? – отвечаю я. – Обижаете.

Под мелким дождичком идем от ресторана к троллейбусной остановке. Как в школьные годы: девчонки – впереди, а сзади, ни на шаг не отставая, печатают шаг наши мальчики, то есть морячки. Разговаривают громко, для нас:

– Коля, разве это климат?

– Нет, Валера, это не климат.

– Вот у нас на Черном море – климат!

Мы шагаем молча, у меня – настроение соответственное, а девчонки молчат из солидарности.

– Женя, девушки не знают, они ж не отдыхали в Крыму.

– Коля, а как тебе нравится такая картина: приезжают к нам в Крым три замечательные ленинградки и говорят: нас тоже не устраивает питерский климат. Мы хотим загорать и купаться круглый год.

– А мы скажем: зачем размениваться на один год – оставайтесь насовсем!

– И что, Коля, нам отвечают?

Мы остановились у остановки и обернулись:

– Наш троллейбус.

На лицах морячков разочарование, а у моего – даже усики дрогнули:

– Мы лично свободны до двадцати трех ноль-ноль. Может, продолжим знакомство, сходим в кино? «Любовь земная». Лучше бы, конечно, неземная, но…

– Ребята, – говорит Лариска, – нам правда пора.

– У вас мамы такие строгие?

– Нас дети ждут.

Приняли за обнадеживающую шутку, обрадовались:

– И сколько у вас детей? У вас, например? – указывает морячок на Валюшку.

– Ой, – она всплеснула руками, – у меня – штук пятьдесят!

Морячки засмеялись.

– А у меня – один, – отвечает Лариска.

– И у меня один, – говорю я и вижу, что мой морячок, не спускавший с меня глаз, все понял и окончательно загрустил.

– Ну вот, – печально пробасил его товарищ. – Я ж говорил, Коля, что такие девушки не могут быть не замужем! Это против законов природы! Не повезло.

– Повезет, мальчики, не отчаивайтесь. – Лариска подсаживает меня в подошедший троллейбус. – Нас на свете много. Привет Крыму.

Троллейбус тронулся, удаляются наши морячки, понурившиеся на остановке. И мы снова замолчали.

– Ну и что такого? – рассудительно произносит наконец Лариска. – Что случилось? Ты что, не знала? Данный факт существовал всегда, просто ты его увидела – вот и все дела. И потом, вы же расстались, или я неверно поняла?

– Верно поняла, – отзываюсь я и думаю: хорошо бы еще и мне понять…

– А волосы у нее крашеные, – сообщает злорадно Валюшка. – Я ходила поближе поглядеть. Вот тут морщины и вот тут. Поганка она, а ты – королева!

– Девки, – вдруг говорит Лариска, – если морячки нас за своих приняли, может, мы все и вправду еще королевы?

– А я что говорила! – завопила Валюшка. – Ой, давайте сегодня не расставаться!

– У меня сухое есть. – Лариска поворачивается ко мне, смотрит на мою кислую физиономию. – А? Ау! Олька, очнись. Ну их всех к черту! Мужики приходят и уходят, а мы остаемся. И дети остаются. Ну? Улыбнись! Покажи зубки! Ну покажи, красавица…

Толкает меня в бок, Валюшка наваливается с другой стороны, мы возимся на широком сиденье, я поначалу вяло отбиваюсь, но вот уже не улыбнуться нет сил, барахтаюсь и смеюсь вместе со всеми – и мчится по Ленинграду наш повеселевший троллейбус…

Глава шестая
Дом с палисадником

Чудо, но в списке на овощебазу я себя не обнаружила. Подумала даже, что девчонки не шутили в ресторане. Но Кирилл Иванович держался со мной обыкновенно – не хуже, не лучше, чем всегда. Так или иначе, угроза миновала, и я забрала Антошку с пятидневки.

И снова со мной мой сынуля, мой бурундучок, мой солдатик при сабле и доспехах. Мы помирились на всю жизнь. Нам хорошо и весело вдвоем, и солнышко светит, и за окнами плывут осенние поля. Мы едем на электричке в Приозерск к моим родителям, к его бабушке с дедушкой.

Дом на улице Дачной, номер 20, старый наш дом с палисадником, из которого я отчалила в самостоятельную жизнь вот уже двенадцать лет назад. Соседские старушки на лавочке со мной чинно поздоровались. Просовываю руку к щеколде, отпираю калитку, поднимаюсь на крыльцо.

Встречает нас отец, загорелый, моложавый, несмотря на свои шестьдесят пять, старая рубашка хаки без погон вся забрызгана белой краской.

– Это кто к нам явился? Что за солдат, какого полка?

– Здлавствуй, деда!

– Не по форме. Как я учил?

– Здлавию жела… вию!

Антошка взлетает на его сильные руки, отец целуется со мной.

– Витька приехал, мы ремонт затеяли.

Витька, брат, стоит в такой же, как у отца, рубашке, весь заляпанный, с кистью под потолком:

– Привет, чувырла.

– Привет, амбал.

– Детей нарожали, а ума не прибавили, – с укором констатирует отец. – А Витька у нас со вчерашнего дня – капитан!

– Капитану, – достаю я из сумки бутылку.

– Опять навезла? – Отец сердится, но тем не менее заглядывает с любопытством в сумку, из которой я достаю гостинцы. – Ну даешь: огурцы! Мать их целую кадушку уже насолила. О, селедочка.

– А где мама?

Лицо отца мрачнеет, он ссаживает Антошку на пол.

– В церковь отправилась. Совсем твоя мать с ума спятила. За двадцать километров в автобусе ездит, это надо придумать…

– Деда, а что такое целковь?

– …а мне как прикажешь к этой блажи относиться? Офицеру!

– Ты же в отставке, – отвечаю я примирительно.

– Из партии меня никто не отставлял. И сын у нас не в отставке!

– Да ладно тебе, отец. – Витька спустился, стоит у порога, вытирает руки, вид озабоченный. – Так что… я за Нинкой сбегаю?