– Перестань делать лицо, как у прилежной ученицы на лекции.

Саваи заговорил небрежно, даже грубовато:

– Мне неудобно все время тебе тыкать, могу я обращаться к тебе Касуми-тян? А меня можешь, как Тиэко, называть Кэй-тян.

– Разрешаю, – согласилась Касуми. – Ну, что там с гейшей?

– Неприятно это все. Знаю ее со студенческих лет, в последнее время надоела, разонравилась. Поехали в Атами^[12], я сказал, что расстаемся, а когда вернулись, на вокзале в Токио она опять начала ворчать, злиться. Да еще сказала, что уж если расставаться, то в Атами, куда мы когда-то впервые поехали вдвоем, она хочет в ту же гостиницу. Обычное дело. Все бы ничего, если поехать в свободный от работы день, но надо было ехать, когда она согласилась, а то другой случай может и не представиться. В конце концов один день прогулял. Отцу только не говори.

– Ясно. И вы правда окончательно расстались?

– Расстались.

– А как ты познакомился с этой гейшей?

– Ну, тогда много чего было. Я студентом как-то поскандалил по глупости в ночном клубе. Кому-то на ногу, что ли, наступил, ерунда, в общем, но началась драка, я выбежал на улицу, а там уже пять человек. Ну, думаю, пропал, а тут появилась гейша, схватила меня за руку – я и ахнуть не успел, как втолкнула в машину. А там еще две гейши и их толстый покровитель – занятный он был человек, сказал, мол, понравилось ему, как я дрался. Так и довезли меня до Атами, там и ночь провел. С той самой гейшей, которая меня за руку схватила. Не устоял. Но стоит ли барышне рассказывать такие вещи? Гейшу звали Бэнико.

Касуми захватила эта история – все прямо как в кино. В их добропорядочной семье ничего подобного не услышишь.

– А что потом… потом? – Она хотела знать мельчайшие подробности. – А после того, как вы с ней расстались, был у тебя кто-нибудь?

– Я это тоже должен рассказывать?

– Конечно! Все без утайки, приказываю!

Касуми слушала, подавшись вперед, и гордилась, что совсем не ревнует.

– Давай на этом остановимся. Сегодня, во всяком случае.

– Нет-нет. Рассказывай все. Думаю, теперь ты станешь моим советчиком. У меня совсем нет предрассудков.

– Да какой из меня советчик. Хотя я тоже хотел бы в подруги девушку твоего возраста, понимающую, чистую, искреннюю, которой можно было бы открыть что угодно. У меня и в компании нет близкого друга, не с кем поделиться наболевшим. Я и не думал, что ты, Касуми-тян, способна такое выслушать. Ты ведь всегда холодная, сдержанная.

– Это ты плохо смотрел, – самодовольно парировала Касуми.

В шапках пыльной листвы расставленных в кафе деревьев путались клубы табачного дыма.

– Может, открыть окно? Весна ведь, – предложила Касуми.

– Сейчас. – Саваи распахнул окно. – Смотри-ка! – И он показал ей ладонь, черную от пыли с оконной рамы.

– Ты прямо как ребенок, который играл в грязи и перепачкал руки! – расхохоталась Касуми.

И пока она смеялась, он, пожимая плечами и скривив рот, словно актер в пантомиме, стоял, показывая всем черные ладони.

6

Увлекшись рассказом Саваи, Касуми совсем забыла о времени. Саваи уже не казался ей недалеким, каким она до сих пор считала и отца; теперь она прочувствовала, что мужчина – серьезное, загадочное явление.

Будь Саваи скрытным, легкомысленным красавцем, сердцеедом, Касуми, пожалуй, смотрела бы на него другими глазами и не заинтересовалась бы им настолько – прежде всего из брезгливости. Но Саваи говорил искренне, открыто и совсем не походил на человека с двойным дном.

К тому же свойственная ему «легкость» была особенной. Собеседника он озадачивал тем, что в любом серьезном высказывании у него непременно проскальзывала шутка. Женщины никогда не чувствовали, что Саваи к ним равнодушен, – им постоянно казалось, будто по телу ударяет мячик от пинг-понга. Это ведь совсем не больно. Маленький легкий мячик не может навредить. Вот тяжелый мяч может сильно поранить, а если заденет волан, то вздрагиваешь и портится настроение.

Саваи предложил пойти в кино, но Касуми было куда интереснее слушать его рассказы.

– Тебе сегодня к которому часу нужно домой?

– Да уж пора обратно. Сказала, что пойду послушать подругу на музыкальном вечере и сразу вернусь.

– Жалко тебя, как птица в клетке. Ну, такая птица…

– Хочешь сказать, домашний скворец? Ладно, пусть так. Но у меня не было проблем с тем, чтобы выйти из дома. Мама сказала, на музыкальный вечер надо надеть кимоно. Представь, что мы вдвоем, и я в кимоно, идем по Сибуе. Все сразу начнут глазеть.

– Хотел бы посмотреть на тебя в кимоно!

– Ну нет. В нем я выгляжу куклой.

– Не может такого быть! – серьезно возразил Саваи. – Уверен, тебе очень идет.

Касуми задумалась, как бы найти возможность показаться Саваи в кимоно, но одернула себя: «Нельзя!»

– Да, Касуми-тян, такие дела… – Саваи продолжал говорить, без стеснения называя ее так, как она разрешила. Это привычное «Касуми-тян» было как прирученная им белочка. Белочка, которая еще вчера принадлежала ей, а сегодня легко скакала с плеча на колени почти чужого мужчины. – Ну и хитрая же ты, Касуми-тян. Меня заставляешь рассказывать, а про себя ни слова. Поведай-ка свою историю. Когда ты в первый раз поцеловалась? Какой была первая любовь? А теперешний парень?

Касуми покраснела и замолчала. Она еще не знала, что такое первый поцелуй. На самом деле, она ничего этого не знала – из-за прекрасного воспитания и робости.

Она попыталась сделать еще глоток из давно пустой чашки, но, увидев на дне вязкую смесь растаявшего сахара и кофейной гущи, поставила чашку на место. Коричневый осадок чем-то напоминал залив на морском берегу. Как будто стоишь у полосы прибоя. Среди красновато-коричневых скал скопились выброшенные бурые водоросли, и мелкие волны, перекатываясь через них, лижут белый песок. Касуми подумала: а где он, этот берег? Может, она там ни разу не бывала, может, пейзаж с этим берегом мелькнул во сне. Вдруг крошечное море и темная кромка берега в чашке исчезли из виду.

Касуми знала, что кофе там уже нет, и все-таки, злясь на себя, опять поднесла чашку к губам. Саваи, конечно же, заметил. Заметил, что она растеряна.

Касуми не выносила, когда ее считали ребенком, и решила перейти в наступление. Если Саваи думает, что она растерялась, надо показать, что, наоборот, она женщина с большим опытом, просто не знает, с чего начать. Поглядывая краем глаза поверх крыш за окном на пригородные электрички, со скрежетом подъезжающие к остановке, Касуми произнесла:

– Да всякое бывало. Но если женщина открывает всем свои тайны, то это не женщина. Вот подружимся поближе, – может, и расскажу. А что насчет вас, господин Саваи? До сих пор я все спрашивала. Но где доказательства? Может, ты надергал отрывков из разных книжек и так сочинил свою историю. Что-то я не знаю, можно ли тебе верить.

Этот отпор принес свои плоды: по лицу Саваи стало понятно, что Касуми серьезно уязвила его самолюбие.

– Вот как? Ты мне не веришь? А как же Бэнико и другие девушки? Не говори о том, в чем не разбираешься. Ты велела рассказывать, и я все честно рассказал. С чего бы мне врать? К тому же на станции «Токёэки» ты видела Бэнико своими глазами.

– Ну и что? Может, ты утешал, например, любовницу друга.

– Черт! Черт! – Потрясенный Саваи без раздумий ринулся в наступление. – Ладно! Я прямо сейчас тебе покажу, как умею подцепить девушку.

– Неужели? – Касуми напустила на себя холодный вид, глянула свысока. – Ну тогда я сейчас же хочу это увидеть своими глазами.

– Хорошо, идем!

Саваи схватил чек и вскочил с места. Ветер из окна раздувал его небесно-голубую куртку.

7

Касуми специально не спросила, куда они идут, – посчитала, что ей выгоднее молчать. Если она что-нибудь скажет, Саваи ухватится за это и переменит решение.

Когда они влились в толчею перед станцией «Сибуя», обтянутые курткой плечи, которыми он прикрывал Касуми, чтобы та не потерялась, закаменели от досады. «Что я делаю!» – читалось в этом отчаянном напряжении. Саваи молча пробирался сквозь толпу. Касуми была спокойна, невозмутима, душу ей грело чувство победы. Они добрались до другого выхода со станции, и очутились перед высоким и современным общественным зданием.

– Знаешь здесь кофейню на пятом этаже? – спросил Саваи.

– Опять кофе? – злясь на саму себя за неосведомленность, вопросом на вопрос ответила Касуми.

– Сегодня воскресенье, середина дня, – может, ничего и не выйдет. На пятом этаже кинозал, показывают все старые фильмы. Перед началом последнего сеанса, где-то с половины восьмого до восьми вечера, эта стоячая кофейня рядом с кинозалом забита битком. Около музыкальных автоматов толпятся подростки, забавное местечко.

– А ты, Кэй-тян, что там делал?

– Меня когда-то друг сюда привел, и я подцепил девчонку. Мы слушали музыку, пили кофе, так и познакомились. Она спросила: «Ты студент?» – ну я и решил сказаться студентом. Служащие так не выглядят.

– И что с той девочкой?

– Короткое знакомство на один вечер. Хорошая девочка была, но мы больше не виделись.

– Если бы опять пришел сюда, встретил бы ее.

– Да ладно, ей тоже было все понятно. Мы друг у друга имен не спрашивали. Меня она называла Дзиро-тян. Наверняка имя ее первой безответной любви.

Касуми сильно нервничала, но не показывала этого, старалась выглядеть непринужденно.

– Давай договоримся. Нам надо разделиться. Зайдем в лифт, а потом будем делать вид, что мы друг другу чужие. Иначе это кого-нибудь насторожит. Во всяком случае, смотреть в мою сторону или ухмыляться нельзя.

Касуми молча кивнула.

Светлое здание надвигалось, нависало своей громадой. Здесь были всяческие развлечения для детей, места, куда ходили отдохнуть семьей, на одном из этажей располагалось помещение для брачных церемоний. В двери первого этажа входили и выходили дети, которых вели за руку матери. Все внутри наполняла мирная послеполуденная атмосфера воскресного дня, привычная для людей, живущих в пригороде.

Но у Касуми, когда она вошла сюда следом за Саваи, сердце бешено колотилось: ей казалось, будто она погружается в опасный водоворот темной безнравственности.

Они зашли в лифт и сделали вид, будто незнакомы друг с другом.

«Как не к месту эта одинаковая небесно-голубая одежда», – вдруг подумала Касуми, спокойно сняла пальто, вывернула его наизнанку и повесила на руку. Под пальто на ней было серое платье; теперь она могла не беспокоиться, что их заподозрят в знакомстве.

Снимая пальто, Касуми задела воздушный шар, который держала стоявшая рядом девочка; шар отскочил, словно по нему ударили, а девочка зло уставилась на Касуми. Саваи сохранял равнодушное лицо, но чувствовалось, что он едва сдерживает смех.

Лифт остановился на пятом этаже, и сразу громко зазвучал рок-н-ролл, перед глазами замелькала нарядная многоцветная толпа. В центре находилась большая стойка с натянутым над ней ярким полосатым тентом, вроде тех, что бывают на курортах. В основном здесь собрались молодые люди, мало кто пришел с детьми. Кроме парней в джинсах и кожаных куртках, густо накрашенных девушек в обтягивающих капри, со звенящими металлическими браслетами на руках, столь же неприятных, как завсегдатаи «Пасадены», было немало обычных молодых людей. Все они просто слонялись туда-сюда. Настроение у Касуми, пробиравшейся сквозь эту толпу, испортилось, но, следуя на некотором отдалении за Саваи, она в глубине души понимала, что во всем полагается на него.

Саваи обошел стойку и остановился около музыкального автомата, который оглушительно ревел и рассыпал вокруг завораживающий радужный свет. Возле автомата собралась молодежь в джинсах и капри – все слушали с серьезными лицами, отбивая такт ногой. Высокий, заметный издалека Саваи в небесно-голубой куртке смотрелся среди них как-то одиноко.