Неожиданно для самого себя Итан осознал, что придумал новый способ прятать за ужином ненавистные овощи. Конечно же, карманы! И как только раньше ему не приходила в голову эта простая мысль!

Дверь комнаты скрипнула и начала открываться, так что Итану пришлось спешно сунуть книгу под подушку, а самому – распластаться под одеялом. Вошла мама.

– Ты уже ложишься, малыш? – примирительно спросила она, садясь на краешек кровати. – Вижу, зубы ты почистил.

Итан провёл рукой по своим губам, с досадой понял, что не смыл зубную пасту, и тут же стёр её рукавом пижамы. Мама поправила одеяло, свисавшее почти до пола, и добавила:

– Итан, врать нехорошо. Я уже давно заметила, что ты прячешь еду, а потом выкидываешь, но надеялась, что одумаешься.

Она всё знала! Мальчик покраснел от стыда, а мама продолжила, разглаживая складку на простыне:

– Я просто хочу, чтобы ты понимал одну вещь. Если тебе что-то не нравится, ты можешь мне об этом сказать. Я не буду заставлять тебя делать то, что тебе неприятно, но ты должен мне об этом рассказать, а не обманывать меня. Когда человек привыкает врать, ему очень сложно остановиться. Он говорит неправду, глядя прямо в глаза, и не считает себя виноватым. А начинается эта привычка с мелочей, например с выкидывания еды.

Итан почувствовал себя вдвойне виноватым. Мало того что он врал про салфетку, так он ещё и утаил от матери книгу. Ему было так стыдно, что он не смог сдержать обжигающих слёз, которые тут же потекли по щекам.

– Не надо плакать, просто знай, что ты поступил неправильно и впредь так вести себя не нужно. Обещай, что ты больше не будешь меня обманывать, – сказала мама и погладила сына по курчавой голове, распутав несколько золотистых завитков.

Так нельзя, надо сказать маме о книге. Итан уже открыл было рот, чтобы во всём сознаться, но слова раскаяния застыли на губах. Если он сегодня сознается в пусть и случайной, но краже книги, мама очень сильно разозлится и в наказание отберёт у него самое ценное, что у него есть, – телефон. Она всегда так делает, когда хочет максимально строго наказать Итана. А он ведь так и не одолел тот злополучный уровень в игре! Все мальчишки в классе уже наверняка его прошли и обязательно будут завтра хвастаться. Что же теперь, Итану стоять в стороне и молчать? Нет, нет, сегодня точно нельзя рассказывать про книгу!

Еле слышно он пообещал матери, что не будет врать, и нахмурился. Было очень неприятно лгать вновь. Поразмыслив, мальчик решил, что, как только пройдёт игру до конца (и желательно быстрее других, чтобы в классе все обзавидовались), он тут же во всём сознается, и будь что будет.

Пожелав спокойной ночи, мама ушла, оставив Итана одного среди мерцающих звёздочек ночника. Он достал из-под подушки книгу и засунул её обратно в рюкзак, решив, что спрячет в своём школьном шкафчике. Немного помедлив, он положил в рюкзак и лупу. Вещь нужная, мало ли, потребуется где-нибудь.

Закутавшись поуютнее в одеяло и убедившись, что ноги не свешиваются с постели, мальчик обнял большую пушистую подушку. «В конце концов, я наврал только про брокколи, – подумал он. – Про книгу я просто ничего не сказал. Вот если бы мама спросила меня: „Итан, не взял ли ты в библиотеке какую-нибудь книгу?“ – а я бы ей ответил: „Нет“, то я бы солгал. Да я и не хотел её с собой забирать, это вышло случайно… Но мама мне теперь не поверит и всё равно будет ругаться. Что за несправедливость?»

С этими мыслями он провалился в неспокойный сон, в котором всё тут же перемешалось: физиономии на картинах с выставки, музей, деревянные полки, странные буквы и цифры, безумные учёные и колдуны…

Посреди ночи Итан неожиданно проснулся и настороженно прислушался: ему показалось, будто возле двери его комнаты громко скрипнула половица. «Кто-то ходит по коридору?» – мелькнуло в его сонной голове. Но больше звуков не последовало, в комнате стояла тяжёлая, звенящая тишина. Мальчик сел на кровати, лениво потянулся и покосился на настольные часы. Была глубокая ночь.

Отбросив одеяло в сторону, он аккуратно запустил ноги в мягкие тапки, подкрался к двери и жадно припал ухом к холодной поверхности. Было так тихо, что щелчки стрелки на циферблате больших часов в гостиной, обычно едва уловимые, сейчас гулким эхом прокатывались по пустому коридору. Итан медленно нажал на ручку двери и выглянул в коридор, подозрительным взглядом окинув тёмные стены.

Наконец набравшись смелости, он прошмыгнул на кухню и, стараясь издавать как можно меньше шума, налил в стакан воды. Мама всегда ругалась, если кто-то будил её посреди ночи, поэтому от всех требовалось двигаться совершенно бесшумно, словно ниндзя.

Направившись затем в ванную комнату, Итан потянулся к выключателю, но – странное дело – лампы не зажглись. Мальчик в недоумении продолжал щёлкать выключателем до тех пор, пока не осознал, что придётся довольствоваться светом, скудно сочившимся сквозь узкое окно над ванной. Наскоро помыв руки, Итан огляделся: в темноте все вещи приобретали острые и недружелюбные очертания. Нечаянно его взгляд упал на большое зеркало в углу. Оно таинственно мерцало, отражая слабый ночной свет. Но что-то было не так. Итан настороженно приблизился к гладкой зеркальной поверхности, вглядываясь в тёмные блики, как вдруг ахнул. За его спиной вместо белоснежного кафеля на стенах в отражении виднелись мрачные мраморные панели, а в противоположном углу, где обычно стояла ванная, сейчас громоздились тяжёлые перила широкой лестницы. Это был огромный холл с высокими расписными потолками и несметным количеством зеркал на стенах, в одно из которых, судя по всему, и всматривался изумлённый Итан.

Не веря собственным глазам, он обернулся, однако в самой ванной комнате ничего не поменялось: всё те же белые кафельные стены, всё тот же деревянный пол и мягкий коврик у ванной. Вернувшись вновь к зеркалу, Итан вдруг испуганно отшатнулся. В отражении на него смотрел бледный мальчик с зачёсанными назад иссиня-чёрными волосами, одетый в странную полосатую рубашку с голубым воротником. Его ясные голубые глаза с любопытством скользили по Итану, будто изучая его.

Сделав нетвёрдый шаг вперёд, Итан слабо помахал мальчику, но тот не шелохнулся. Тогда Итан протянул дрожащую руку и боязливо коснулся зеркала. Но его гладкая поверхность оказалась ледяной. Словно ужаленный, Итан с криком отдёрнул руку, с ужасом глядя на покрасневшие пальцы. Неожиданно ночная мгла зашевелилась, и откуда-то издалека донёсся голос мамы:

– Итан! Итан, малыш, просыпайся! Иначе опоздаешь в школу!

Мальчик распахнул глаза и резко сел в кровати. Утренний свет весело струился сквозь окна комнаты и играл в едва покачивавшихся шторах. С кухни доносился звон тарелок: очевидно, мама готовила завтрак. Закутавшись в одеяло, Итан сполз с кровати и опасливо взглянул на руку. Ожога не было видно. Мальчик с облегчением вздохнул: неужели это был всего лишь дурной сон?

Глава 2

Сентябрь 1913 год

Солнце настойчиво проглядывало сквозь щёлку в плотных гобеленовых шторах и упрямо светило прямо в лицо. Юный Ксанди поморщился и с головой накрылся одеялом. Блаженство. Но не успел он насладиться утренним сном, как где-то возле его кровати зазвонил колокольчик. Ксанди, зажмурившись покрепче, недовольно перевернулся на другой бок лицом к стене. Ему снился чудесный сон, в котором он будто бы бежал по большому зелёному лугу, усеянному бесчисленным количеством ирисов – любимых цветов мамы. Да вот же и сама мама на краю луга! Она была в белом платье и одной рукой придерживала шляпку, которую озорной ветер пытался сорвать с головы, а второй махала Ксанди. Завидев её, он тут же бросился к ней со всех ног. Но мама вдруг перестала улыбаться, и он в недоумении остановился.

Вновь зазвонил колокольчик. Луг, платье мамы и ирисы закружились, завертелись и наконец исчезли. Ксанди, всё так же не открывая глаз, откинул одеяло и лениво потянулся. Со стороны двери послышалось: «Тише-тише, просыпаться изволят», и сразу после этого кто-то резко раскрыл шторы, накинул на хрупкие плечи Ксанди утреннюю рубаху и помог выбраться из кровати.

– Ну-с, доброе утро, Ваше Высочество, – сказал неприятный скрипучий голос, в котором Ксанди узнал главного медика королевской семьи, господина Ове. – Как вы сегодня себя чувствуете? Ничего не болит?

Сухо поздоровавшись с доктором, Ксанди поморщился, пока холодные пальцы господина Ове ощупывали его лоб.

– Как ваш живот? – проскрипел медик и, не дождавшись ответа, добавил: – А ну-ка, посмотрим.

Длинные ледяные пальцы резко надавили на живот и под рёбра, так что Ксанди от неожиданности ахнул и раскрыл глаза. Прямо перед ним оказалось морщинистое лицо доктора. Господин Ове был высоким худощавым человеком, а также счастливым обладателем пышных усов, которыми он очень гордился и которые часто (даже слишком часто) расчёсывал специальной щёткой. Как и все другие важные медики, господин Ове носил большие очки, в которых глаза казались неестественно маленькими, но чрезвычайно умными.

Как только Ксанди ахнул, все в комнате – а здесь оказалось человек пять прислуги, помимо господина Ове, – тоже ахнули и с испугом посмотрели на доктора, который хитро сощурился и совершенно спокойным голосом спросил мальчика: «Неужто так же, как вчера, болит?» Ксанди отрицательно помотал головой. Честно говоря, вчера его живот не болел, но он специально пожаловался на плохое самочувствие, надеясь на то, что его отпустят с урока географии. Однако занятие не только не отменили, но вдобавок заставили мальчика выпить целый стакан отвратительной микстуры. И тогда Ксанди про себя решил, что отныне, даже если у него по-настоящему заболит живот, он всё равно никому не скажет. Уж лучше пойти на урок географии, чем снова пить эту чудовищную микстуру, от вкуса и запаха которой станет дурно даже здоровому человеку.

Доктор выпрямился, кивнул и отступил, махнув рукой слуге с колокольчиком, который тут же испарился в дверях. Ксанди умыли, с трудом зачесали назад его прямые непослушные волосы, одели и проводили в столовую. Ксанди, проснувшийся к тому моменту окончательно, сел за длинный стол, застеленный белоснежной кружевной скатертью. Стол был накрыт только на одну персону – Ксанди, – но мальчик привык, что крепкий утренний чай приходилось пить в одиночестве. Поправив салфетку на коленях, он взглянул на большие напольные часы с внушительным блестящим маятником и вздохнул: было всего семь утра. Солнечные зайчики уже смело прыгали по светлым стенам столовой и резвились в многочисленных гранях хрустальных подвесок люстры. Через полминуты в двери изящно проскользнул старый добрый Лука, ответственный за сервировку стола и подачу блюд. Несмотря на свой пожилой возраст, он настолько ловко управлялся с работой, что многие молодые слуги с восхищением и даже некоторой завистью наблюдали за его движениями. Лука всю жизнь прослужил во дворце и был ответственным за подачу блюд королю. Но почти год назад Ксанди исполнилось десять лет, и Луке был отдан приказ лично подавать блюда мальчику. Ксанди нравился Лука: он был приветлив, в его манерах никогда не читалось подобострастное желание угодить, и даже если он не улыбался губами, то в его светлых глазах всегда горел добродушный огонёк. Ксанди было строго-настрого запрещено разговаривать со слугами без особой на надобности (кроме нянюшек, разумеется), но он всё равно тайком заговаривал с Лукой.