– Отчим? – выдвинул новое предположение барабанщик. – То-то я смотрю, вы не похожи. Трудно с таким папочкой?

– А почему он королеву сестренкой называл? – спросил и Кей, первым усаживаясь на свое место.

– Считает своей сестрой, – отвечала я, все сильнее раздражаясь собственной глупостью и непонятливостью этих двух, – вы же слышали, она «правильная девчонка».

Новоявленный крестник Нинкиной мамы не спешил залезать обратно в машину. Он с неподдельным изумлением уставился мне в лицо и начал нудно выяснять, зажав сигарету в пальцах:

– Он твой неродной отец и брат моей принцессы?

– Ты с ума сошел? Сплюнь!

– Да не может он быть отцом подруги твоей демоницы, – тихо произнес Кей, заводя мотор, поэтому синеволосый парень не расслышал ни меня, ни его и продолжал:

– Моя девочка Нина чего, твоя тетка, что ли? Не, какой-то бред. А ты сама, получается, своего папашу боишься? Ну, я бы тоже боялся.

– Своего папашу я не боюсь, – сделала я акцент на первом слове. Теперь я понимала Нинку! Вот почему она злилась, когда я никак не могла взять в толк, кто такой Папа и почему он приезжает. Оказывается, тупых людей всюду хватает. И это не только я.

– Садитесь, – раздался недовольный голос Кея, – поехали. Или вы ждете, что они вернутся и проведут с вами остаток ночи?

Нас мигом задуло в салон. Но и там Келла не прекращал попыток узнать, кто такой Папа и состоим ли мы с Нинкой в родственных отношениях с этим бугаем. А я наконец сумела объяснить, что Папа – это всего лишь кличка. Потом мне пришлось пересказывать историю знакомства Ивана и Нинки, а потом отвечать на радостные вопросы барабанщика, заключавшиеся в следующем: «Какого зайца королева помогает гопникам?» и «Она совсем не знает, что такое чувство страха?»

Глава 6.

Когда мы прибыли наконец к моему дому, чьи многочисленные окна были темны, часы на моем мобильном телефоне показывали, что сейчас половина третьего ночи. Это то самое время, когда мне снятся самые красивые сны. Любимое время. А сегодня оно было потрачено зря. Почти зря.

Я открыла подъездную дверь, пропуская гостей вперед. Хорошо еще, что около лифта и на всех лестничных площадках горит свет, – наши бдительные соседи на каждом этаже даже дежурство установили по смене перегоревших лампочек.

Пройдя в гостеприимно распахнутую мною дверь, Келла едва не ударил Нинку головой об косяк и воровато о лся – не видел ли кто? Кей не заметил, а я ничего не сказала. В моей душе поселились определенные подозрения насчет точности метода Альбины. Наверное, этот синеволосый не всегда Нинку так сильно любит, как ей говорил. Ну что поделать, ненастоящие чувства никогда не смогут перерасти в искреннюю привязанность.

– Нам наверх по лестнице, – проинструктировала я парней.

– Вот она, слава, – изрек вдруг дурашливым тоном барабанщик, глядя вправо, на стену.

Второй музыкант последовал его примеру, но сразу же отвернулся, будто увиденное его ни капельки не заинтересовало. Но я знала, что и Кей тоже польщен.

– Круто быть известным, – очень нескромно изрек неугомонный барабанщик, – и быть известным рокером – круто в кубе! – И он довольно засмеялся.

Ну-ну, рокер несчастный.

Причиной очередного роста самолюбия у обладателя эксцентричных волос являлась надпись: огромная, почти во всю стену, очень корявая и с подтеками внизу, но выполненная с душой. Почему? Да потому что она была посвящена его собственной и, видимо, очень любимой группе. «Банда „На краю“ – the cool!» – было намалевано багряно-красной краской на первом этаже. Каждый, кто проходил к лифту, видел этот шедевр наскальной живописи и, так сказать, имел возможность насладиться его видом.

– Я тоже такие граффити раньше оставлял, – похвастался Келла и стал перечислять непонятные и незнакомые мне названия групп, – только мы с мужиками писали Metallica, Guns N Roses, Korn, Marduk, Wolves in the Throne Room…

– А я думал, ты Бритни Спирс слушаешь, – серьезно заметил поднимающийся впереди Кей.

Келла посоветовал ему правильнее выбирать выражения, а также засунуть мисс Спирс в некое отдаленное местечко, проделать с ней пару таинственных манипуляций и больше не вспоминать об этой знаменитой певице, чьи интимная жизнь очень, по его, Келлиному, мнению, весьма и весьма разнообразна.

– Вы о чем? – дернуло меня спросить.

– Он проиграл пари и на квартирнике исполнил партию одной из ее песенок, – ответил Кей, и в голосе его слышался откровенный стеб, – жаль, что в Интернете видео так и не появилось.

– Чего стоим? На какой этаж? – спросил проигравший, делая вид, что ему все равно.

– На последний, – жизнерадостно отозвалась я, подумав про себя, что было бы очень смешно соврать, что лифт не работает, – тогда кое-кому пришлось бы тащить кое-кого на самый последний этаж. А этот факт точно не добавит хорошего настроения этим полузвездным мальчикам.

Лифт казался рабочим, и его скрипучие двери открылись сразу же, как я нажала на кнопку вызова. В лифт я зашла первой, следом за мной синеволосый, которому, судя по всему, надоело таскать свою королеву. Кей почему-то оглядел лифт задумчивым взглядом и вошел последним.

Жалобно простонав, средство перемещения по этажам неспешно поехало вверх. Скоро будем дома. Счастье. Я наконец улягусь в свою мягкую кровать, забыв всех этих людей, стоящих сейчас около меня. И «Горизонт» забуду. Только красавца менеджера забывать не хочу. Может быть, он мне приснится?

Лифт опять вздохнул и стал ползти медленнее.

– Давай, давай, «бентли», набирай скорость, – скомандовал Келла. И пнул одну из стен. Взамен лифт злорадно затрещал и выключил лампочку. Наверное, на «бентли» обиделся.

– Ну и домик, – почему-то обрадовался синеволосый, – главное, чтобы ваш домашний «Феррари» не остановился. Мне принцессу держать надоело. Я же не ваш Папа-качок.

Может быть, наш лифт был очень эмоциональным и не смог стерпеть такого наглого оскорбления, а может быть, просто так захотела шутница-судьба, но лифт действительно замер, напоследок пару раз натужно кашлянув.

Мы застряли неизвестно на каком этаже и в полной темноте.

– Вашу мать! Чертов лифт! – взвыл Келла, поняв, в каком он оказался положении. – Чтоб я еще кого-то провожать поперся! Фак мой мозг!

В отличие от синеволосого Кей сохранял относительное спокойствие. Конечно, он очень обозлился, потому что вообще мало кто любит сидеть в поломанном лифте, но не ругался и не извергал проклятия. Он тут же достал зажигалку (а певцам курить вредно – так и хотелось сказать мне) и осветил лифт. Я последовала его примеру и достала телефон, в котором, слава Всевышнему, был встроенный маленький фонарик.

– И часто он у вас ломается? – почти что спокойным тоном спросил блондин, пытаясь приоткрыть створки лифта, – это у него получалось плохо.

– Часто, – кивнула я, нажимая на кнопку вызова лифтера, но никто нам не отвечал, – очень.

И с телефонами тоже была проблема – связь отсутствовала.

– Проклятые операторы! – не преминул отметить этот факт барабанщик. Вообще-то вместо слова «проклятые» он произнес кое-что другое, очень неприличное. – Халтурщики тупые. Чтобы вас перетаращило.

Мне было неловко, что мы застряли в лифте именно в моем доме. Так неловко – словно в этом была моя вина. Почему-то Келла считал иначе – он, поудобнее взяв спящую Нинку, метнул на друга злой взгляд и заявил, что «во всем виноват этот придурок». А потом добавил, чуть поразмыслив:

– Это все потому, что тебе заняться больше нечем, чувак! Я бы мог эту ночь провести с тел… – тут он посмотрел на меня, – ну не важно, с кем и где провести, но что с пользой – это факт. А твои тупые идейки…

– Закройся, – вновь подал ему очень добрый совет Кей, и я так и не узнала, в чем заключаются его «тупые идейки». Этот парень прямо как моя Нинка – она тоже любит при любом удобном случае велеть всем молчать.

– Ну а что нам делать? – вскинулся барабанщик. – До утра лифтера ждать?! Этот лось обкуренный, менеджер, нам все мозги про…, – он опять покосился на меня и сказал, – проест. Ну что делать? Что?

Не нервничать. Ты же мужчина, возьми себя в руки.

– Лифтера ждать, – ответил Кей, еще больше приоткрыв створки лифта, и попросил меня посветить телефонным фонариком в образовавшийся небольшой проем, чтобы узнать, где конкретно мы застряли.

Я с готовностью выполнила просьбу блондина. Вместе с дверьми лифта я осветила и его руки. Красивые, надежные, аристократичные, что ли… Да чтоб ему эти руки прищемило, зачем я о них в такой момент думаю? Аристократичные, ага, как же. Лучше бы я подумала, сколько женских тел перелапано этими руками! Все более-менее известные рок-звезды жуткие бабники и алкоголики. И хотя эти двое на вид кажутся нормальными, все равно в них что-то должно быть не так. Что-то, отличающее их от обычных, здоровых людей. От таких, как я, например. Нинку в расчет брать нельзя – она, по рассказам ее мамы, в детстве много ударялась головой. А такие удары бесследно не проходят.

– Ну что там? – недовольно спросил Келла. Тяжело, наверное, бедненькому. – Надеюсь, можно ваш «ламборджини» разжать и пролезть?

Оказалось, что нельзя, – мы застряли между этажами. Узнав это, барабанщик тут же поспешил выразить свое драгоценное мнение по этому поводу. Кей же молчал, прислонившись спиной к стенке и пробуя набрать чей-то номер на своем навороченном мобильнике. Слабо-фиолетовый свет от экрана падал на симпатичное лицо, придавая ему какие-то вампирские черты: заострил нос и скулы, щедро добавил глубоких кругов под глазами, увеличил яркость оранжевых радужек и придал общее хищное выражение.

– Связи нет и, думаю, не будет, – спокойно ответил Кей.

– Красота! – взревел Келла таким басом, что я вздрогнула. – Вы что, издеваетесь?! Лифт, тварь, чтоб его…

– Веди себя нормально. Испугаешь девушку, – раздраженно ответил ему одногруппник.

Конечно, ему-то лучше, всякие тяжести на руках держать не надо.

– Может быть, он сам поедет попозже, – устало сказала я, следуя примеру фронтмена группы «На краю», и привалилась к прохладной кабине, одновременно освещая кабину экраном своего телефона. Только сейчас я начала чувствовать, что устала от этой бесконечной ночи. Это Нинка сова – ей в темное время суток не спать в удовольствие, а я так не могу.

– Чувак, дай куртку, я королеву положу на пол, – попросил Келла после очередной порции ругательств.

– Где ты видел на мне куртку?

– А, черт. Ну, тогда я ее так положу. Мне надоело.

Нет, чары Альбины-экстрасенса все-таки не сильно эффективны. Или, может, ночью их действие уменьшается?

– Не надо Нину на холодный и грязный пол бросать! – возразила я, представляя, какой скандал учинит Журавль, если вспомнит, что валялась на грязном полу, где не только люди в уличной обуви ходят, но и кое-кто еще и малую нужду изредка справляет…

– Не буду, – проворчал синеволосый. Он успокоился, но ему становилось все скучнее и скучнее. Поэтому он предложил:

– А давайте на спор кто-нибудь разденется? Тогда на его одежду мы королеву и положим.

А давай ты ерундой страдать не будешь? Но вслух этого я, конечно, не сказала. Я не такая дерзкая, как Ниночка, безмятежно спящая на чужих руках. Хорошо, что Кей проигнорировал слова друга. Представляю, как я орала бы, если бы сомнительная честь раздеться ради Нинки и рук барабанщика досталась мне.

– Ну? – гнул свою линию Келла. – Давайте повеселимся, что ли?

– Как? В бутылочку поиграем? – с досадой спросил фронтмен «На краю».

– Можно и в бутылочку, – плотоядно отозвался второй музыкант, глядя на меня. – Во взрослую бутылочку.

– Катя, лифтеры у вас когда на работу выйдут? – не слушал его Кей.

– Часов в девять. Или в десять. Или в одиннадцать… – со вздохом ответила я. – Но бывает, что этот лифт сам по себе начинает работать.

– Прекрасно.