Согласно предсказанию Гелена (брата-близнеца Кассандры и тоже ясновидца), Троя была неприступна, пока в ее стенах хранился палладиум. Узнав о пророчестве, хитроумный Одиссей под видом нищего проник в город и выкрал божественный артефакт. Далее следы палладиума теряются. Однако, по представлениям римлян, он каким-то образом оказался в Вечном городе (т. е. в Риме), где хранился в храме Весты. А согласно позднеантичным историкам, Константин Великий перенес палладиум в новую столицу империи (будущий Константинополь), и артефакт до сих пор погребен под колонной Константина, в основание которой император собственноручно замуровал его во время церемонии освящения столицы. В 1204 году в ходе боев с крестоносцами форум Константина весь выгорел, но колонна устояла. Впрочем, это уже не про минералогию.

В 1893 году на заснеженном побережье Норвегии был обнаружен новый минерал. Его зеленовато-черный цвет напоминал холодные глубины северного моря, а стеклянный блеск кристаллов – обледеневшие скалы побережья. Новый самоцвет назвали эгирин – в честь скандинавского морского божества Эгира.

Само имя «Эгир» происходит от древнескандинавского слова «море». Этот великан живет на морском дне и повелевает стихией. В отличие от теплолюбивых греческого и римского собратьев, он появляется не с трезубцем, а с копьем. Эгир символизирует спокойное море. Кроме того, он известен как самый искусный пивовар Скандинавии. Эгир водит дружбу с богами и часто закатывает веселые пиры, которые неоднократно упоминаются в мифологических поэмах «Старшей Эдды».

Практически одновременно с эгирином и в том же районе был найден и описан еще один минерал. Сначала и ему хотели присвоить имя какого-нибудь персонажа из скандинавской морской мифологии. Однако их не так много – разве что сварливая и корыстолюбивая жена Эгира, Ран, но и она не подошла. Причина даже не в ее скверном характере. Дело в том, что в XIX веке минералы женскими именами практически не называли. Так что пришлось подыскивать другую кандидатуру. Удлиненные кристаллы нового минерала насыщенного темно-красного, почти черного цвета решили назвать в честь римского морского божества Нептуна – нептунит. Выбор, прямо скажем, не слишком удачный, ведь римляне, в отличие от греков, да и скандинавов, не были народом-мореплавателем. В римской мифологии Нептун отвечал не только за моря, но и за воду во всех ее проявлениях: родники, озера, реки, даже туманы.

В среде геологов Нептун более известен не в минералогии, а в общей геологии. В XVIII веке в познании Земли возникло два главных течения. В образовании горных пород и формировании рельефа Земли одни исследователи видели решающую роль воды^[13]. По имени Нептуна их стали называть нептунистами. Другие отдавали первенство, по выражению Ломоносова, «господствующему жару в земной утробе», который в то время приписывали подземному горению каменного угля. Это были плутонисты, названные так в честь бога подземного царства Плутона.

Эгир и Ран на дне морском. Иллюстрация из книги В. Вагнера «Северно-германские боги и герои», 1882 г.

Wilhelm Wagner, Jakob Nover. Nordisch-germanische Götter und Helden. 1882 / Wikimedia Commons

Дебаты велись не только между геологами. Например, Иоганн Вольфганг фон Гёте в четвертом акте «Фауста» представляет дискуссию, где доктор Фауст отстаивает идеи нептунистов, а Мефистофель объясняет происхождение гор с точки зрения плутонистов:

Раскашлялись тут черти целым адом,
Тяжелый дух пуская ртом и задом.
От вони ад раздулся. Серный газ
Давил на стенки каменистых масс.
Росло давленье. От его прироста
Потрескалась кругом земли короста.
Взрыв тотчас вызвал общий перелом,
И стало верхом то, что было дном.
Геологи, наш опыт разработав,
Ввели теорию переворотов^[14].

Эта полемика продолжалась и в XIX столетии, но затем интерес к ней постепенно спал, хотя противостояние идей плутонистов и нептунистов окончательно не угасло. Оно сохранилось и сегодня, в частности, в виде концепции рудных магм, наследующей взгляды плутонистов, и концепции фильтрационного рудообразования, возрождающей идеи нептунистов.

Герои и антигерои Древней Греции

В 1965 году в Родопских горах (Болгария) был найден бледно-зеленый минерал, который было решено назвать в честь легендарного певца и музыканта, героя древнегреческих мифов и уроженца здешних мест – орфеит. Действительно, Орфей родом из Фракии. В отличие от большинства греческих богов и героев, он прославился не воинским искусством, а умением петь. Тем не менее в душе он оставался авантюристом. Иначе как объяснить его участие в экспедиции аргонавтов, где собрались самые брутальные герои Эллады: гордость Афин – Тесей, сыновья Зевса – Кастор и Полидевк, крылатые герои Каланд и Зет, могучий Анкей и сам Геракл.

Самый известный подвиг Орфея – посещение царства мертвых, чтобы вернуть безвременно умершую жену Эвридику. Пение Орфея было настолько пленительным, что его еще живого Харон перевез через Стикс, забыв даже взять положенный обол. Орфею удалось убедить повелителей преисподней отдать ему Эвридику с условием, что он ни разу не оглянется на нее, пока не выйдет из царства мертвых. Но певец нарушил этот договор, и Эвридика осталась в подземном мире. Орфей не почитал Диониса, считая величайшим богом Гелиоса, и разгневанный Дионис наслал на него менад^[15], от рук которых и погиб певец^[16].

В честь Гелиоса, которому поклонялся Орфей, названо два минерала: гелиодор и гелиотроп. Гелиодор был известен еще древним грекам, но свое современное название он получил относительно недавно. В 1910 году в Юго-Западной Африке (современная Намибия) открыли месторождение золотисто-желтых бериллов, и кто-то предложил назвать эту разновидность самоцвета «гелиодор», что с греческого переводится как «дар Гелиоса». Этот минерал имеет ту же химическую формулу, что аквамарин и изумруд, и, по сути, является их «родственником». Сегодня он признан одним из самых красивых драгоценных камней. Это солнечный камень веселья, талисман беззаботной жизни.

Гелиотроп же получил свое название в древнейшие времена и описан еще Плинием Старшим. Но с этим камнем случилась запутанная история. Его название буквально означает «поворачивающийся за Гелиосом» или же «поворачивающийся вместе с солнцем». Считалось, что при погружении в воду самоцвет способен отклонять солнечные лучи.

Название камня связано с историей несчастной любви нимфы Клитии к солнечному богу Гелиосу. Не будем здесь пересказывать миф. Упомянем лишь, что отвергнутая девушка много дней подряд провожала взглядом солнечное божество, поворачивая голову вслед за ним, пока не превратилась в цветок под названием гелиотроп. С XVI века европейские скульпторы и художники часто изображали Клитию, превращающуюся в цветок подсолнечника. Только вот незадача – греки не знали этого цветка, ведь до открытия Колумбом Америки было еще далеко. Под названием «гелиотроп» имелся в виду другой цветок – сегодня остается только гадать какой именно.

С минералом гелиотропом случилась похожая путаница. Плиний, говоря о гелиотропе, описывает красивый камень, который способен изменять и преломлять солнечные лучи, если его погрузить в воду. Сегодня гелиотропом называют темно-зеленую яшму с кроваво-красными пятнами. Преломлять солнечные лучи яшма ну никак не способна. Возможно, под «гелиотропом» Плиний подразумевал празем, или плазму, – полупрозрачную разновидность кварца. Достоверно установить, что это за минерал, не удается. Академик Василий Михайлович Севергин при переводе «Естественной истории» Плиния предпочел заменить термин «гелиотроп» несколько сказочным названием «солнцеоборот»^[17]. Вообще, перевод и «опознание» минералов в «Естественной истории» Плиния напоминает распутывание детективной истории. Многие современные исследователи берутся за это сложное, но интересное дело, и порой выходят научные статьи под замечательными названиями вроде: «У Плиния и хризопраз не хризопраз, и топаз не топаз, и сапфир не сапфир».

На самом краю Ойкумены, за рекой Океан и Страной Заката, там, где небесный купол опускался на земной диск, находился вход в царство мертвых – место последнего упокоения усопших душ, где бестелесные призраки бесконечно бродили по серым полям асфоделей^[18]. Все тени – и герои, и злодеи – обретали покой во мраке Аида. Еще глубже находился Тартар, он так же далек от Аида, как земля от небес. По утверждению Гесиода, наковальне потребовалось бы девять дней, чтобы долететь с земли до дна этой бездны. В самой глубине Тартара томились титаны и циклопы, поверженные Зевсом. Но были среди узников мрачной бездны и люди. Правда, не много – обычный человек не попадет в Тартар. Как же надо было оскорбить богов, чтобы удостоиться такой «чести»! Познакомимся с парочкой этих особо злокозненных правонарушителей, чьи имена получили ни в чем не повинные минералы.

Сизиф, Иксион и Тантал. Ш. Гриньон, 1790 г.

Wellcome Collection

Иксион был царем одного из народов Фессалии и «прославился» тем, что первым из людей совершил убийство, связанное с родственниками. Чтобы выгодно выдать дочь замуж, обещал за ней богатое приданое, но, когда после свадьбы новоиспеченный муж пришел за обещанным, Иксион столкнул его в пылающую пропасть. Это было настолько ужасающее преступление, что никто из людей не соглашался взять на себя ритуальное очищение Иксиона. Зевс по какой-то прихоти своей властью сам очистил его и даже предложил разделить трапезу богов на Олимпе. Перебравший амброзии Иксион прямо на пиру начал приставать к жене Зевса. Заинтригованный такой наглостью провокатор-Громовержец решил посмотреть, как далеко зайдет дело. Из проплывающего под Олимпом облака Зевс соткал образ Геры, с которой захмелевший Иксион провел бурную ночь. Позже от этой связи на свет появились кентавры, но это другая история.

Если бы не его длинный язык, Иксиону, может, и удалось бы отвертеться и даже посмеяться вместе с Зевсом – он стал хвастаться перед друзьями, что провел ночь с богиней, да не абы с какой! В наказание Зевс поразил его молнией и привязал к пылающему колесу, которое постоянно вращалось. Колесо сначала забросили под самые небеса, а потом оно ухнуло в Тартар, где будет крутиться до скончания веков.

Другим узником Тартара оказался Тантал – внебрачный сын любвеобильного Зевса и фригийской царицы Плуто. Отец наградил его и силой, и богатством, и здоровьем – живи и радуйся! Время от времени Тантала даже приглашали на Олимп, пообедать. Но за столом он начал приворовывать – то амброзию^[19] утащит, то нектар. Его просто распирало от гордости, какой он великий, равный богам, пирует вместе с ними, знает их тайны. Дома он собирал друзей, потчевал их божественными напитками, да еще похвалялся секретами и сплетнями, что краем уха удавалось услышать за столом небожителей. Это была неслыханная дерзость. Боги видели это, роптали, но Зевс смотрел на проказы сына сквозь пальцы, хотя и высказал ему претензии богов.

Тантал решил загладить свой промах и созвал олимпийцев на пир, пообещав приготовить блюдо, которое они доселе не пробовали. И сдержал обещание: убил своего сына и приготовил из него угощение, подав его на золотом блюде. Ужаснувшиеся боги собрали мясо и кости и оживили юношу. Как ни любил Зевс Тантала, последняя выходка непутевого сына переполнила чашу отцовского терпения. Тантала сбросили в Тартар, где он стоит по горло в прохладной воде, но стоит ему наклониться, как вода тотчас же исчезает. Над ним свисают сочные фрукты, но стоит протянуть руку, как порыв ветра отклоняет ветки. Жажда и голод терзают Тантала, он испытывает несказанные муки. Но и это еще не все. Над самой его головой высится громада скалы, которая едва держится и, кажется, вот-вот упадет. Так что к голоду и жажде добавляется еще и постоянный страх.