С едким смешком шепчет Зимин-младший, беспечно фланируя к кассе мимо меня, и задорно улыбается молоденькой продавщице с родинкой у виска. Недолго с ней флиртует, стреляет номер телефона и возвращается к нам, заставляя мою эйфорию от удачных покупок немного померкнуть. И я хочу поинтересоваться, а может ли он быть со мной так же любезен, как с ней, но мои слова тонут в баритоне Сергея Федоровича.

– Ну, что, в кино?

– Пожалуй.

– С удовольствием!

Соглашаются наперебой Матвей с мамой, и мне не остается ничего другого, как уныло плестись за ними и нырять в темный зал. Располагаться в мягком кресле и делать вид, что происходящее на экране мне хоть капельку, но интересно.

– Расслабься, Саша, – наклоняется к моему уху Мот, обжигая кожу дыханием, и произносит с показным равнодушием: – скоро у отца закончится отпуск, и не нужно будет изображать образцово-показательную семью.

– А, может, ты дашь всем нам шанс, и мы попробуем ею стать?

– Может…

Снова ошарашивает меня Зимин-младший до того, как я вылью на него тонну железобетонных аргументов, и примирительно тянет ведро с попкорном. После окончания сеанса придерживает передо мной дверь, отодвигает стул в кафе, куда мы заглядываем перекусить, и очень советует попробовать шоколадный мокко.

И я расслабляюсь, поверив, что сводный брат отбросил негатив и решил сделать шаг навстречу. С энтузиазмом делю с ним заднее сидение внедорожника, делюсь трудностями с английским в универе и позволяю проводить меня в спальню и сгрузить пакеты на кровать.

– Спасибо, Матвей.

Провожаю Зимина до двери, робко улыбаясь, закрываю замок и снова примеряю выбранное нами платье. А спустя полчаса обнаруживаю, что в верхнем ящике тумбочки нет родительских обручальных колец…

Глава 11

Мот

Пять шагов прямо по коридору, поворот направо, и ручку вниз до щелчка. Нашарить в кармане небольшую прямоугольную коробку, вытащить на свет и спрятать подальше, чтобы не мозолила глаза.

Глупый поступок, мальчишеский. Который вряд ли что-то кардинально изменит, максимум – отсрочит. И то ненадолго.

Шумно выдыхаю и сваливаю пакеты с новым шмотьем в угол, освобождаюсь от серой толстовки с широким воротом, швырнув ее прямо на пол, и падаю в кресло, откатываясь к стене.

Методично разминаю пальцы, щелкая костяшками, мну закаменевшую шею и планомерно давлю в себе проклевывающиеся ростки жалости к Александре. Бариновых здесь быть не должно. Точка.

– Привет, крошка.

Мажу взглядом по ожившему телефону, тапаю на зеленую трубку и окунаюсь в игривые нотки Настиного голоса, настраивающего меня на благодушный лад.

– Привет, Матвей.

Произносит Шарова с придыханием, и я отчетливо представляю, как она ходит по своей спальне в короткой шелковой пижаме, как устраивается на постели, кокетливо запрокинув голову, и как накручивает на палец блестящий локон.

– Как дела?

– Плохо, – с притворной печалью говорит она и, выдержав паузу, поясняет: – по тебе скучаю. Ты на нас совсем забил, тусишь непонятно где, непонятно с кем. Где тебя носит, Мот?

Настя стреляет в меня вопросом, как будто имеет на это право, и я позволяю ей в это поверить, кидая дешевую отмазку.

– Семейные обстоятельства.

– Неужели нельзя было отложить?

С обидой тянет Шарова, и я даже задумываюсь на пару секунд, а что, если бы я опрокинул родителя с поездкой в торговый центр и погнал бы с ребятами на арену – нарезать круги, палить резину и целоваться с девчонками, выплескивая излишки адреналина.

Слышу, как в мозгу скрипят несмазанные шестеренки, только к какому-то конкретному ответу прийти не успеваю, потому что Саша с силой толкает дверь и маленьким смерчем врывается ко мне в комнату, застыв в метре от порога и уперев маленькие кулачки в бока.

– Нельзя. Перезвоню, Настя. Занят.

Нетерпеливо сбрасываю вызов, не обращая внимания на то, что верещит на том конце провода Шарова, и переключаюсь на гостью, впервые ввалившуюся в мое логово так бесцеремонно. Ее волосы длинные рассыпались по спине, белая хлопчатобумажная майка опасно обтянула аккуратную грудь, а мешковатые домашние штаны сползли на бедра, оголив тонкую полоску плоского живота. Фак.

– Что хотела?

Роняю чуть более хрипло, чем нужно, и откашливаюсь, сцепляя руки в тесный замок. Не поднимаюсь ей навстречу и не предлагаю занять одно из валяющихся рядом с кроватью кресел-мешков, нагло скользя тяжелым взглядом по изящной фигурке.

Вижу, как Баринова поджимает пальцы ног, как будто ей холодно или неуютно. Фиксирую лихорадочно бьющуюся венку на шее и румянец, алыми пятнами окрасивший щеки, тоже замечаю.

– Это глупо, Матвей! Неужели ты думаешь, что родители отменят свадьбу из-за пропажи колец?

Сашка привстает на носочки, чтобы казаться выше, но все равно не чувствует себя хозяйкой положения. Возвращается на пятки, взъерошивает густые пряди цвета темного шоколада и упорно пытается найти во мне что-то человеческое.

– Отдай, пожалуйста, Мот.

Выводит меня из себя своей покладистостью, и я резко подрываюсь, вскочив на ноги. Пересекаю разделяющие нас сантиметры и нависаю над Бариновой, задыхаясь от запаха ее кожи, перемешавшегося с едва уловимым ароматом апельсина. Который в считанные секунды заполняет легкие и включает во мне неправильные кнопки, пробуждающие желание впиться выматывающим поцелуем в приоткрытые губы сводной сестры.

И осознание всего этого бардака бесит меня даже больше, чем бретелька, медленно сползающая с плеча девчонки.

– Выметайся отсюда, Саша. Живо!

– Губу закатай, Матвей, – иронично фыркает Александра, до предела натягивая канат моих нервов, и показывает язык, обнажив ровные белые зубы. Ловко ныряет мне под руку и в несколько шагов перемещается к компьютерному столу, засунув свой вздернутый любопытный нос туда, куда ее не просили.

Инспектирует содержимое ящиков одного за другим, натыкается сначала на нетронутые, девственно чистые учебники, затем – на полупустой баллончик для граффити. И, в довершение, обнаруживает вскрытую пачку с презервативами. Торопливо опускает ее обратно, шурша целлофаном, и отпрыгивает к огромному во всю стену шкафу, потупив глаза.

А меня, как ни странно, умиляет ее реакция на нормальную для мужского жилища находку. И ямочки эти на ее покрасневших щеках трогают, заставляя на пару мгновений забыть о собственной злости и скрупулезно составленном плане по избавлению от семейства Бариновых.

– Извращенец!

– Как раз наоборот. Обычный пацан.

С легким азартом вступаю в пикировку со сводной сестрой и возвращаюсь обратно в кресло, закинув нога на ногу. Вальяжно облокачиваюсь на спинку и с предвкушением жду, когда Сашка захочет изучить содержимое моего гардероба и дернет на себя массивные резные ручки.

Что она тут же и делает.

– Ауч!

Только и успевает выдохнуть Александра, прежде чем оказывается погребенной под кучей моих свитеров, футболок и спортивных штанов. И где-то в глубине души я, пожалуй, рад, что борд приземляется в полуметре от ее симпатичной задницы, а не пробивает с грохотом ее макушку. Потому что везти пока еще не родственницу с сотрясением в больницу накануне крутой вечеринки мне совсем не улыбается.

– Ни в голове порядок не можешь навести, ни в шкафу, ни в жизни!

Обиженно сопит младшая Баринова, вместо заветной коробочки получившая ворох мужского нижнего белья, и осекается, встречаясь взглядом с прибежавшей на устроенный нами шум Верой Викторовной. Отодвигает от себя подальше мои белые «Кельвины Кляйны», водит тыльной стороной ладони по ковру и стремительно пунцовеет, силясь выдавить застрявшие в горле слова.

– А Саша пообещала мне помочь убраться, представляете? Так мило с ее стороны.

Поднимаюсь навстречу недоверчиво изогнувшей бровь женщине и вешаю на лицо самую серьезную маску из своего богатого арсенала. Стойко выдерживаю проверку, проглотив рвущийся наружу искрящийся смех, и намеренно закрываю Александру от ее матери. Чувствуя, как пара горящих синих глаз рисует между моих лопаток мишень, а их хозяйка втыкает туда пару десятков воображаемых кинжалов.

– Потом с этим закончите, а сейчас спускайтесь ужинать.

Окончательно успокаивается или же держит при себе закономерные выводы моя будущая мачеха и оставляет нас с Сашей наедине, неслышно выскальзывая в коридор в не издающих ни единого звука мягких пушистых тапочках. Я же убеждаюсь, что дверь плотно закрыта, после чего выдергиваю Александру из вороха ткани.

– Лжец!

Передернув плечами, девчонка тыкает пальцем мне в грудь и умудряется попасть в самое чувствительное место, как будто нарисовала карту тригеррных точек на моем теле и заучила ее наизусть. А я в это же мгновение ее цепляю, до одури желая вывести на эмоции.

– Еще.

– Извращенец!

Охотно ведется на мою провокацию распаляющаяся Александра и моментально ловит очередную подначку, уничтожающую ее показное благоразумие.

– Еще.

– Урод! Козел! Хам!

Теряет поводья ослабшего контроля раскрасневшаяся Сашка, выстреливает в меня пулеметной очередью из едких слов и поливает огнем сверкающих синих озер, только оказывается совершенно не готова к тому, что я поймаю ее за запястья, резко придвину к себе и замру в каких-то жалких пяти сантиметрах от ее губ.

– А на посвяте ты говорила совсе-е-ем другое…

Глава 12

Саша

Брошенная низким шепотом фраза вгоняет меня в состояние, близкое к ступору, и я теряюсь в напоре Матвея и тщетно пытаюсь прочесть в его темно-карих глазах ответы на мучающие меня вопросы.

Что им движет сейчас, когда он так крепко держит мои руки? Что он бы испытывал ко мне, если бы моя мать не собиралась замуж за его отца? И почему я напрочь теряю рассудок, стоит его пальцам коснуться моей кожи?

– Тогда я еще не знала, какой у тебя … отвратительный характер.

Выплевываю Моту прямо в лицо, наивно просчитываю несуществующие варианты отступления и обреченно выдыхаю, не найдя ни одного. А уже в следующую секунду Зимин вжимает меня в стену, запускает по телу мощнейшие электрические разряды и бесит своей фирменной ухмылкой «ты-от-меня-без-ума-детка».

И я могу сколько угодно врать самой себе, что меня не трогает эта опасная близость с привкусом миндаля и карамели. Но от этой лжи вряд ли перестанут подкашиваться колени, а сердечный ритм по волшебству придет в норму.

– Даже если бы и знала, это ничего бы не изменило.

Саркастично хмыкнув, утверждает Мот, и самое отвратительное – он прав. Я упиваюсь его древесным парфюмом, забившимся в ноздри, и превращаюсь в комок нервов в ожидании запретного жаляще-жадного поцелуя.

– Саша! Матвей!

А потом объективная реальность врывается в это полное напряжения мгновение, расталкивает нас по разным сторонам, и я первая вылетаю из комнаты сводного брата и торопливо скатываюсь по лестнице. На ходу поправляю растрепавшиеся волосы, надеюсь, что никто не заметит ярко-малиновых пятен на моих щеках, и занимаю привычное место между мамой и Сергеем Федоровичем за накрытым на четыре персоны столом.

Пропускаю мимо ушей их беззаботную болтовню, кое-как заталкиваю в себя овощную лазанью, запивая ее безвкусным слабым чаем без единой ложки сахара, и избегаю сталкиваться взглядом с Мотом. Который спустился на кухню как ни в чем не бывало и теперь с завидным аппетитом поглощает блинный пирог, заедая его свиной отбивной, как будто наши стычки ни капли его не волнуют.

– Завтра буду поздно, не ждите. С одногруппниками у Насти зависнем.

– Сашу с собой возьми.

Отвлекшись от беседы с моей мамой, Зимин-старший отдает сыну команду не терпящим возражений тоном и тут же возвращается к обсуждению приближающейся скоростным экспрессом свадьбы, а у меня желудок ухает в пятки. Единственное, чего я сейчас хочу – так это провалиться в подвал или еще глубже, лишь бы исчезнуть с горизонта Матвея.