Затянувшись, Ника блаженно закрыла глаза. Надо бы раздобыть денег и выяснить, есть ли здесь супермаркет…

– Или отдать распоряжение прислуге, – мужчина снова хохотнул. Ника закатила глаза. Никакой приватности с таким! – Дочь оклуса и все такое, да еще и восставшая из ада, если верить слухам. Вам принесут что угодно, лишь бы побыстрее отделаться.

– Хорошо быть дочерью оклуса. Не придется убивать за фиш-энд-чипс^[3]. Я Ника, кстати. – Она, конечно, понимала, что все и так знают ее имя, но решила сразу задать правила игры. Потому что еще одну «Николину» или «госпожу» она не выдержит. – И можно на «ты», лады?

– Инакен Фернусон, воин отряда Алой Розы, – мужчина протянул ладонь, и Ника пожала его длинные изящные пальцы. Кожа у него была горячая и шершавая. – Мы по пятницам зависаем у демона, картошечка там вполне неплохая.

– У какого еще демона?

– «У Де Мона», – повторил Инакен по слогам и снова рассмеялся. – Это название такое.

Прищурившись, Ника выдохнула дым. Мужчина опять рассмеялся и внезапно поднялся, протягивая ей пачку сигарет:

– Мой вклад в твое безоблачное будущее в стенах этого прекрасного замка. А к «Де Мону» советую заглянуть. Картошечка хороша, эль отбивает желание жить или умереть, а уж сплетни, сплетни… – Инакен поднес к губам сложенные щепотью пальцы и смачно поцеловал воздух над ними. – Тебе не помешает послушать.

– С чего ты взял, что мне это интересно?

– Поспорим?

Засунув пачку в карман джинсов, Ника поднялась. Какой непробиваемый, самоуверенный сукин сын!

– И как я туда найду дорогу? Вряд ли кто-то рот при мне откроет.

– О, это ерунда. Я проведу, – Инакен самодовольно улыбнулся и протянул ей руку. – Лады?

Ника фыркнула, но на рукопожатие ответила. Ну нравятся ей фамильярные придурки! Что поделать, у всех свои слабости… Пообещав ждать ее завтра здесь в одиннадцать вечера, Инакен откланялся и ушел через сад, на ходу прикурив сигарету, которую прятал за ухом, и насвистывая незнакомую ей мелодию.

«Я проведу», – пообещал Инакен Фернусон и следующим вечером с видом школьника, нарисовавшего портрет матери, протянул Нике розовый парик до плеч с длинной челкой.

– Мне просто любопытно: в какой момент я дала понять, что люблю розовый? – прошипела Ника, брезгливо держа вещицу двумя пальцами на почтительном расстоянии от своего лица.

– В этом-то вся суть! Никто и никогда не поверит, что дочурка оклуса из ада надела это. Даже при всех слухах о ее поехавшей крыше.

– Смотрю, у вас тут не принято церемониться с правящей семьей. – Ника собрала волосы резинкой и нахлобучила на голову розовое безумие.

Фернусон поправил парик, беспардонно дернув его вправо, и, отступив, присвистнул:

– В оправдание своего бесстыдного поведения спешу заметить, что теперь ты просто ожившая эротическая фантазия половины обитателей «У Де Мона». Еще бы живот оголить, а то есть там один, который с ума сходит…

– Захлопнись, – прорычала Ника, тем самым наконец развеяв в пух и прах остатки формальности между ними.

Фернусон хохотнул и застегнул рот на воображаемый замок.

Вглубь Огненной земли от ворот замка вела дорога, обрамленная высохшими деревьями и статуями гаргулий. По земле стелился туман, а темное небо, затянутое грязно-серыми облаками, словно грозилось рухнуть на голову.

Так могла бы выглядеть дорога в ад, по которой я вернулась из мертвых…

Фернусон курил, беззаботно что-то напевая себе под нос. Ника молча шла рядом, засунув руки в карманы черной толстовки и периодически запуская пальцы под парик, чтобы почесать раздраженную кожу головы. Внезапно «адская» дорога вывела к проспекту. Современные многоэтажки тонули в городских огнях, неоновые вывески призывно мигали, бликуя в панорамных окнах и отражаясь в лужах, оставленных вечерним дождем. Гудки машин, гул голосов прохожих – перед ними вырос город, которому точно здесь не место: уж слишком контрастным он выглядел на фоне мрачного замка, в котором Ника упрямо заперла себя. Она застыла, растерянно моргая.

– Мы же не…

– Нам сюда.

Фернусон кивком указал налево, и Ника свернула за ним в переулок – безлюдный и плохо освещенный, как и несколько других, которые им пришлось пройти, прежде чем Ника наконец увидела разрекламированный бар «У Де Мона». Кем бы ни был этот Де Мон, он явно питал страсть к американскому кантри, потому что в своем баре воплотил мечту любого техасского ковбоя класса люкс: это было массивное здание из кирпича и дерева с арками и огромной, ярко освещенной террасой у входа, на которой стояла компания мужчин с пивными кружками и сигариллами.

– Через пару часов здесь будет не протолкнуться, – сообщил Фернусон, на ходу давая пять одному из мужчин.

Ника поймала на себе несколько заинтересованных взглядов и невольно вжала голову в плечи. Они поднялись по лестнице, ее спутник толкнул входную дверь и закинул руку ей на плечо. Ника дернулась, но воин только усилил хватку. Она ткнула его локтем в бок, а потом поймала за ворот куртки:

– Прекрати трогать меня, а иначе я отрежу твои наглые яйца и заставлю сожрать при мне!

На мгновение на щербатом лице Фернусона отразилось недоумение, а потом он вдруг расплылся в широченной улыбке:

– Рекомендую сначала пройти мастер-класс у Домора. Малыш у нас спец в скармливании чужих яиц.

– Чего?

Фернусон наклонился к ней и заговорщически прошептал на ухо:

– А ты как-нибудь спроси между делом, за какие такие заслуги эта благородная птичка попала на службу к твоему отцу. Зуб даю, удивишься.

Ника тряхнула головой, и Фернусон отступил от нее.

Внутри играла негромкая музыка – гитара и клавишные, что-то приглушенное, ни на что из слышанного ранее не похожее и, судя по эху, словно записанное на живом выступлении. Стены из камня и дерева, низкий потолок с открытыми балками, кожаные диваны с потертыми подушками, пледами и шкурами и россыпь столов всевозможных высот и размеров – будто здесь ждали всех, от гномов до великанов. Народу было немного: три компании в разных углах да несколько одиночек за баром. Ника машинально потянулась к парику, но Инакен шикнул на нее:

– Хватит дергаться.

– Я выгляжу как дура. И чешется так…

Фернусон скорчил рожу и кивнул в сторону барной стойки: мужчина за ней с энтузиазмом натирал пивной бокал, качая головой в такт гитаре. Головой с яркими синими волосами. Завидев воина, он махнул ему, а потом улыбнулся Нике.

О-оке-ей.

Инакен повел ее к компании, занявшей дальний стол с массивными деревянными креслами. Лицом к ним сидел здоровяк, телосложением, объемной рыжей шевелюрой и бородой напоминавший викинга. Рядом – худощавые близнецы, коротко стриженные и русоволосые, курносые и с раскосыми глазами, такими черными, что зрачков было не видно. Напротив них расположился смуглый мужчина – статный, подтянутый, с орлиным носом и осанкой, которой позавидовала бы любая начинающая балерина. На шее каждого красовалась татуировка-роза – такая же, как у Инакена.

– Дамочки, смотрите, кого я к вам привел! – торжественно объявил Фернусон, и Ника метнула на него уничтожающий взгляд. Она думала, их план – слиться с местным контингентом, а не объявлять во всеуслышание о визите легендарного исчадия ада.

– Розовый – цвет королей, – заключил рыжий здоровяк, с видом эксперта осмотрев ее с ног до головы.

– Это каких таких королей?

– Которых мы сами выберем, – ответил смуглый и поднялся, отодвигая для нее свободное кресло возле себя. – Добро пожаловать.

Его неожиданно теплая улыбка немного сняла напряжение. Ника с благодарностью кивнула и села за стол.

– Это Агвид Берси, – упав в кресло рядом с близнецами, сказал Фернусон, лениво указав пальцем на рыжего. – Вот эти цыпочки…

Один из близнецов сжал кулак и с жутким прищуром покосился на Инакена. Тот округлил глаза и показательно прокашлялся:

– Вот эти достопочтенные уважаемые джентльмены – Броди и Кайло Райкеры. По сей день им предлагают самые высокие проценты в домах удовольствий, потому что, ну, сама понимаешь, на вкус и цвет, но близнецы всегда в… Ой!

Один из близнецов воткнул вилку в стол в пугающей близости от пальцев Инакена, и тот откинулся на спинку кресла, хватаясь за сердце. Ника хмыкнула и почувствовала, как расслабляется. Если Фернусон – местный шут гороховый и ведет себя так не только с ней, можно не переживать. Так только лучше: его много, он шумный и отвлекает всех от ее загадочной персоны. Вон даже подозрительные близнецы, поначалу сверлившие ее убийственными взглядами, видимо, забыли про свою враждебность, переключившись на коллегу.

– Я Давид Дофин, отец и мать этого балагана, – воспользовавшись заминкой, представился смуглый.

– Я вас видела на…

Он кивнул, предупреждающе выставив ладонь; и, поджав губы, Ника кивнула в ответ. Его она тоже видела на новогоднем балу – в компании смешливой женщины с ярко-рыжими волосами, – но Давид прав, вслух об этом здесь говорить не стоило.

– А та-ам, – вдруг воскликнул Фернусон, – наша сладкая розочка воркует со своей дамой сердца и всячески делает вид, что не имеет к нам никакого отношения!

Проследив направление его взгляда, Ника обернулась и за маленьким столиком возле окна увидела пару: блондинку в элегантном светлом платье, с блестящими локонами и кожей, белой и гладкой, как фарфор, и мужчину в черной рубашке и классических брюках, с вьющимися светлыми волосами, собранными в низкий хвост. Поймав ее взгляд, он замер, не донеся до губ бокал. В светло-серых глазах мелькнуло удивление. Ника отвернулась. Илан Домор был единственным из всех присутствующих, кто знал о ее секрете, и ей оставалось лишь надеяться, что он будет держать язык за зубами не только перед ее семьей, но и перед воинами Розы.

– Значит, за встречу! – вдруг воскликнул рыжий здоровяк Берси и пододвинул к ней рюмку с бордовой жижей. Ника принюхалась и тут же закашлялась: крепкая дрянь, аж глаза заслезились. – Фирменная настойка Де Мончика. Один раз за вечер, но залпом. – Ника скептически посмотрела на него, и широкое лицо Берси растянула утонувшая в бороде улыбка. – Смелее, мисс. Вечер только начинается!

И это был очень странный вечер. Впервые за последние дни Ника нормально поела и умудрилась не думать о том, почему вообще оказалась здесь, на этой земле. Настойка хоть и опалила горло, но бдительности не усыпила, и Ника ни на секунду не забывала, что сидит инкогнито в компании незнакомых ей людей, хоть те вроде бы и служат ее отцу верой и правдой. И она наблюдала за каждым, но делала это украдкой, фальшиво улыбаясь и гримасничая. Не заметила, как бар наполнился гостями, как новоприбывшие компании запестрели цветными волосами и нарядами под стать детищу «Де Мончика». Смеялась, когда Берси с десятого раза докричался до кого-то, чтобы сыграли его самую любимую песню, и искренне удивилась, когда этот кто-то оказался карликом-гитаристом с пухлыми пальцами и орлиным носом – музыкантом из плоти и крови, все это время сидевшим за их спинами в тени фикусов в напольных кадках.

Первые звучные аккорды зависли над головами, наступила мертвая тишина. Ника невольно ощетинилась, готовясь к худшему, но вдруг гитарист проворно забренчал лихую мелодию, и посетители бара взорвались криками, свистами и смехом. Несколько мужчин в ковбойских шляпах подсадили своих спутниц на барную стойку. Девушки вскочили на ноги и заплясали вразнобой, размахивая подолами длинных юбок и горланя слова, которые Ника в жизни бы не разобрала.

– Давай! Тебе тоже надо!

Фернусон вдруг забрался на стол и с широкой улыбкой, осветившей щербатое лицо, протянул ей руку. Ника вытаращилась, запротестовав, но Инакен наклонился, бесцеремонно поднял ее за талию и поставил на стол.

– Не глупи, принцесса. Просто повеселись и покажи нашим, что ты здесь не надзиратель, – шепнул ей Фернусон и, расхохотавшись от недоумения на ее лице, схватил за руку и покружил.