Золотой миллиард (страница 5)

Страница 5

– Смешарики, – сказала довольная Анюта и понеслась приятная, веселая история. Иван не смотрит новости: после того, как в прямом эфире камни сожрали ведущую передачи «откровенно с Собчак» новости стали с привкусом катастрофы, особенно учитывая то обстоятельство, что под раздачу попали все члены съемочной группы. Вечером он просматривает на телефоне короткую сводку новостей, чтобы быть в курсе и не тратить время на болтовню диктора. На телефоне Иван обнаружил пропущенные звонки и перезвонил мэру Исты- соседу через две улицы и потратил минут пять, чтобы обрисовать зачем прилетал Серов. Мэр имеет право знать – о секретности указаний не было, а мэр все-таки глава гражданской администрации, к тому же уже всё знавший про круг в стене.

Остальным Иван перезванивать не стал – раз уж он пропустил эти звонки днем, значит, Санек с братьями уехали на охоту без него. А какая теперь охота с медвежонком. Его в садик не примут. Иван написал сообщение на странице новостного канала с просьбой дать контакты медвежьего приюта, достал из сейфа в спальне на первом этаже дробовик, аккуратно разобрал и чистил, когда Аня неожиданно появилась в дверь и спросила: – Пап, а что значит: красота спасет мир.

Иван вздохнул, подумал и не оборачиваясь ответил: – Ничего не значит. Красота не справилась: теперь вся надежда на генерала Калашникова.

– Аааа… жалко, – протянула девочка и убежала. И как раз когда дробовик был почищен и собран, в кухне-гостиной что-то брякнуло, и Аня завизжала: – Ааааа…

Иван схватил оружие и в три шага оказался в дверях гостиной. Аня расстроенно смотрела на красные куски ткани на полу и возмущенно воскликнула: – Ну вот! Мама собирала, собирала костюм по выкройке, а я уронила и всё напутала!

– Женщины!, – фыркнул Иван, убрал дробовик за спину и спросил: – Что за костюм?

– А ты что это по дому с ружьем ходишь?, – удивленно ответила она вопросом на вопрос.

– Времена такие дочь, – пошутил Иван и, судя по настороженному взгляду, она шутки не оценила и молча принялась собирать куски ткани. Напугал ребенка. Он вернул дробовик в сейф и приторно-мягко переспросил: – Ну так что там за костюм шьют мои любимые девочки?

– В садике будет праздник цветов. Мы все будем цветами. Я – маком. Мама говорит: я буду самым красивым цветочком. Да, папа?, – спросила Аня, с удовольствием заметив, что отец стал в планку и начал отжиматься.

– В этом нет никаких сомнений, – ответил Иван, когда на него взобрался худенький, светловолосый «утяжелитель» и принялся считать: – раз, два, три…

Через час Иван уложил ребенка спать, на ночь как обычно прочитав выписку из устава для мирного населения, на этот раз пункт пятый: «поведение мирного населения в случае вхождения камней в жилые зоны». К сожалению, Аня засыпает очень быстро и Иван никак не может хоть раз дочитать до конца, а в конце лета она должна всю инструкцию рассказать наизусть! По этому поводу у них с Джеки родительское разногласие: она говорит, что у Ани по расписанию детство. Но вот скажите, пожалуйста, как это детство поможет в случае вторжения камней? Иван решил с утра провести беседу по повышению сознательности и мотивировать на изучение материала домиком на дереве. Она увидела в какой-то книжке и давно просила. Что ж: если так хочет, пусть приложит усилие. Иван на ночь навестил медвежонка, дал курам и пошел спать. Родительская спальня на первом этаже находится напротив детской. Он оставил свет в коридоре и быстро уснул, но ночью проснулся от жары и отправился в кухню освежиться. Свет из коридора освещал только кухонную зону, а та часть, где стоит диван и телевизор с тяжелыми гардинами слабо освещена уличным фонарем. Он выпил воды и уже развернулся, чтобы вернуться в кровать, как заметил тень возле штор. Иван замер, напрягая глаза и чувствуя, как улетает сон. Тень отделилась от штор и поплыла в центр комнаты. По коже поползли мурашки, и знакомый холод жирным змеем заполз в самое нутро.

– До сейфа не добегу, – подумал Иван, глядя как тень плывет к свету.

– И не надо, – снова подумал Иван, – потому что этого! Нет! Лицо камня выплыло на свет привычным кошмаром. Камни сохраняют черты лица людей, которыми когда-то были. В оживших кошмарах капитана Суровина часто являлся его младший, родной брат и всегда он вынужден был убить его. Убить того, с кем вырос и кого всегда защищал, кого кормил с ложечки и решал задачки. И если в реальности камня голыми руками не взять, то во снах, а то и наяву, обезумевшее подсознание выкидывало немыслимые трюки. Иван всегда побеждал. Он закрыл глаза, в надежде, что схлынет и досчитал до трех и открыл. Заросшее камнем лицо брата смотрело на него.

– Тебя нет, – сквозь сжатые зубы сказал Иван, резко ухватился за грудь камня и наваждение схлынуло. Как себя ни уговаривал, что только почудилось, он достал ружье, обошел дом, проверил двери, окна и сел на пол в Аниной комнате. Этот кошмар с Витькой любит приходить вот именно в эту ночь, когда они остаются одни. Может быть это предупреждение? Что там убить камня отдаленно похожего на брата. Прочувствовать, что не можешь защитить свое дитя – вот это бодрит. У Ивана тряслись руки, на лбу пробился пот и сам не свой он еще долго шарил взглядом по детской комнате, переводя взгляд от двери на окно. В этот раз затянулось. Наверное, так люди и сходят с ума. Вот именно так им что-то мерещится и искры разгораются, пока пламя иллюзий не затмит реальность. С первыми лучами солнца, когда пропели соседские петухи, Иван поймал себя на том, что начал дремать, вернулся в свою спальню, спрятал дробовик под кровать и уснул.

А утром они решили прогулять садик: день выдался светлым, теплым, а дома есть медвежонок. Как ни крути медвежонок – серьезная причина прогулять садик и кружась вокруг него, они переделали много домашних дел. Дети постарше, пережившие в сознательном возрасте купир-35 помнят все ужасы побега и становления нового общественного устройства и с удивлением и наслаждением прислушиваются к летнему теплу и простым радостям. Аня вроде как ничего не помнит, не просыпается от кошмаров, не сходит с ума от воспоминаний, а все равно сильно отличается от истовских ровесников. Вот бегает, играет, как простая шестилетняя девочка, а потом так взглянет, ровно старая ведьма и как выдаст что-нибудь такое, чего никак не ожидаешь от шестилетнего ребенка. И глаза у нее в такие момента даже вроде как темнеют, как сваренный кофе черные, проницательные. Джеки говорит, что таких детей называют дети-индиго, а Иван рад, что эти заскоки в последнее время происходят всё реже и реже, особенно после того, как она стала ходить в садик и больше общаться с детьми. Глядишь, само израстется.

Жизнь в деревнях и поселках вроде Исты организована примерно одинаково. Запас прочности рухнувшего мира позволил сохранить (или вернуть) костяк цивилизованных благ, таких как тепло и сытость. Машина из средств передвижения превратилась в роскошь и теперь есть только у офицеров, мэра и ученых. В Исте ученых нет: все в своих городских центрах остались и шлют оттуда изобретения. На всех электрических столбах висят красные коробки с большой черной кнопкой, чтобы ни в каком случае не промахнуться. Это сирены. Такие кнопки есть в половине домов. Короба в темноте светятся. Вместе со слышимым человеческим ухом звуком сирены раздаются такие звуки, которые люди слышать не могут. Камни по заверениям ученых тоже эти звуки не слышат, но тем не менее этот никем не слышимый звук угнетает активность камней. В обучающем видео по УчТэВэ показано на примере, как после нажатия кнопки камни становятся похожи на потерявших внутренний компас птиц: ходят туда-сюда среди добровольцев-людей, натыкаются на столбы, двери, углы и вообще на всё, на что можно наткнуться или просто стоят, будто бы вслушиваются во внутренний голос. И длится их такая потерянность по времени от пяти до пятнадцати минут. Такую коробочку в уменьшенном размере и мирное население, и военные берут с собой на любые вылазки.

К сожалению, магия кнопки распространена на ограниченной территории и всего лишь усиливает природную аномалию на купир: самый максимум в Тюмени – там даже без кнопки камни не смогли толком завершить превращения. От Тюмени во все направлении двести километров держится такая защита, и по мере удаления начинает сходить на нет. Возле стены поможет только усиливающие устройства.

В поселке есть интранет, куда подключены только жители поселка и где обсуждаются повседневные дела. Если, к примеру, из города привезли одежду, или заказанные товары или наоборот, машина отменилась, то мэр обязательно предупредит. В этот день мэр анонсировал вылазку «за забор» к ближайшему водохранилищу. Отец с дочкой прочитали об этом минут за десять до начала события и как-то импульсивно собрались, покидали вещи в пляжную сумку (да, такая имелась) и вместе с мэром взялись вести всю группу желающих искупаться. Вернуться нужно было до шести, в восемь начинается комендантский час, когда без сильной надобности выходить из дома нельзя, не говоря уж о том, чтобы быть за воротами.

Виктор Подбережный – мэр Исты, после ампутации левой руки, уволен из армии в звании прапорщика, захватил двух своих пацанов и вместе с капитаном Суровиным собрал человек сто пятьдесят-сто семьдесят. Точно пересчитали только детей. Уединенные пикники теперь вроде фантастики. До водохранилища Круглое километра четыре пешком за забор в сторону северо-запада. У второго главного выезда они захватили еще человек пятьдесят во главе с отцом Семеном. Беспокойный отец, несмотря на военное прошлое, отказался служить в армии и пошел пекарем в поселковую пекарню, ибо никаких поблажек для религиозных деятелей теперь нет. Не прокормить. Батюшка как-то к этому приспособился и два раза в неделю ведет службы под открытым небом, а с полгода назад у них с мэром случилась ссора.

Отец Семен самовольно занял пустой дом на окраине поселка под молитвенный дом или церковь. Что у них там Иван точно не знает, некогда ходить. Казалось бы занял и занял, дом-то пустой, если б понадобился человеку, то можно было бы и попросить освободить помещение. Но у мэра было другое мнение. До потери руки Витя был совсем другим и что касается Ивана, то он от дружбы не отказывался. Сложно ожидать, что потеряв конечность, человек испытает приступ радости и счастья: Витька же просто осатанел, даже лицом почернел. Гнал отца Семена с ружьем, палил в воздух и ругался на всю Исту: раз бог допустил купир-35, то молиться на вверенной мэру территории такому богу не дозволяется. Вроде как на бога разозлился. С друзьями, товарищами по службе со многими общение прекратил совсем или жестко урезал. С неприятным удивлением в один момент Иван понял, что больше нежеланный гость в доме Подбережного. В Витьке поселилось чувство неполноценности, и он начал жутко ревновать жену ко всему мужчинам Исты, хотя повода Марина не давала: тут все на виду.

Дело осложнилось тем, что от запаха алкоголя, от пары рюмок на него стало так накатывать: бегите кто куда. Последний раз он отшвырнул сына, что тот полетел со ступеней дома и ходил месяц с синюшной рукой и надавал Марине пощечин. Неприятная картина: самому с утра противно было, поклялся больше не пить. Так два года и ходит «сухой» и злой, боится один остаться: без руки и без характера кто на такого посмотрит.

У Ани горели глаза. Для однообразных дней Исты такая прогулка определенно развлечение и событие, которое будут обсуждать. Будучи по натуре скромным и рассудительным ребенком, она никогда не подойдет первой к играющим детям. Будет как старушка сидеть на скамейке , хотеть играть, смотреть и даже тихонечко вздыхать, но не подойдет. Сколько раз они с Джеки тихо хихикали, наблюдая, как кто-нибудь из соседских детей позовет ее в игру и тогда маленькая леди потушит довольную улыбку, взглянет куда-то вдаль и скажет в собственной манере: – Можно, можно…, – ну и будет носиться, как обычный ребенок. Для Ивана это как бальзам на сердце. По правде он опасается, что Аня что-то выдаст при посторонних, засмеют ведь ребенка, наговорят, а то и посчитают нездоровой и запретят своим детям играть с ней. И будет все детство сидеть одна и вздыхать. Раньше говорили, что дети жестоки, а сейчас, когда взрослые в принципе на взводе и в постоянном напряжении тоже особого добра ждать не стоит. К Ане подбежали девчонки Тимохина, взяли ее за руки и потащили с собой, вперед, к другим детям. Она взглядом попросила разрешение и, получив его, убежала с сестрами.