Ты – наша. Хэллоуинская ловушка (страница 2)
– Горячая какая, – шипит он, практически насаживая беспомощную девушку на свои пальцы, – давай, расслабься… Камень, она – целка.
– Ебать, – высказывает свое отношение к происходящему Камень, отрываясь от губ Васи и принимаясь покрывать безумными, обжигающе грубыми поцелуями голые плечи и грудь. – Я первый.
Лис ничего не говорит, только ругается и усиливает напор, потирая какую-то невероятно чувствительную точку внизу у Василисы, отчего она, и без того дрожащая от страха и непонимания, начинает еще и выдавать такую стыдную, неправильную физиологическую реакцию на насилие.
Горячо ей становится! Больно! И томительно!
И парни, своими слаженными действиями, только усиливают эти ощущения.
Вася уже не сопротивляется, полностью порабощенная происходящим, просто держится за каменные плечи Лешки, запрокидывает голову и умоляюще стонет, пытаясь все же хоть как-то себя защитить.
Но бесполезно.
Последний теплый день осени становится безумным адским пеклом для нее.
Мир переворачивается снова, и под ее уже голыми плечами и спиной – твердая поверхность стола.
Волосы, окончательно выбившись из прически, волной текут по столешнице, свешиваются водопадом вниз, и Лис, прихватывая их, наматывая на кулак, шепчет восхищенно:
– Охуеть, девочка…
Вася толком не слышит его, ее взгляд направлен на Камня, легко двигающего ее к себе, подхватывающего под ягодицы…
Его глаза, сумасшедшие, черные-пречерные, внимательны и безумны.
Его руки на ее бедрах – жесткие и властные.
И смотрит он вниз, туда, где самое бесстыдное, куда, сама Вася не смотрела никогда в жизни!
А он смотрит!
И задумчиво, не торопясь, ведет пальцами… Прямо там!
Он чувствуется совсем иначе, не так, как Лис. Более жестко, более грубо. Лис, стоящий у лица Васи, перехватывает ее панический взгляд, запечатывает губами умоляющее “нет, нет, не надо”. Долго, с удовольствием целует, ловя малейшие движения уже не протеста. Распаленной, удивленной мольбы.
Вася уже мало что понимает, она горит от стыда и страха. От того, что происходит сейчас и еще произойдет!
Лис своим поцелуем погружает ее в этот безумный жесткий водоворот эмоций, а Камень…
Его внезапно становится много.
Так много!
Так остро!
Горячо!
Тяжело!
Лис отрывается от влажных беспомощных губ, ловит непонимающий напуганный потерянный взгляд и не отпускает. Ему нравится то, что он видит.
Конечно, ему хотелось бы первым взять девчонку, не зря же столько времени смотрел на нее. И не только смотрел…
Но тут уж кто успел, того и тапки.
Камень сказал первым. Ему и рулить. Жаль… Но ничего, так тоже круто. И эти эмоции в ее огромных глазах, этот страх, перемашнный с болью, непониманием, отчаянием и зарождающимся желанием, непроизвольным пока, чисто физическим, вызванным правильными действиями, а действия правильные, Лис знает, как разогреть девочку… Эти эмоции тоже нереально вкусные.
От них одних кончить можно.
Вася непроизвольно выгибается, стремясь облегчить себе участь, но тяжелая ладонь Камня прижимает ее к столешнице.
– Охуенно смотришься, – шепчет Лис, глядя на жесткие пальцы Лешки, властно и разбойно смотрящиеся на бледном, волнующемся животе девушки.
Вася тоже смотрит.
И вздрагивает, понимая, что видит то самое, жутко порочное, безумное…
Застонав от бессилия, откидывается опять назад, и ее тут же ловит Лис. Взглядом, губами, шепотом своим горячим и пошлым.
Камень, мягко и плавно погрузившись в беспомощно подрагивающее тело, так же медленно выходит.
Его едва хватает, чтоб сделать пару аккуратных движений, помня, что Вася – совсем нежная и слабая.
То, что происходит, не укладывается в голове. Он никогда так с ума не сходил. Он сошел с ума в тот момент, когда договорился с Лисом.
Явно сошел с ума.
И нет, ему не жаль.
Не может быть жаль, когда такое.
Она узкая, такая аккуратная и розовая. Слюни текут, не тормознешь. Не забудешь никогда в жизни.
– Потерпи, – шепчет Лис, не отрывая взгляда от Васи, беспомощно цепляющейся за его руки, – сейчас хорошо будет. Уже хорошо, правда, ведь?
Вася хочет сказать, что нет, не хорошо!
Стыдно, страшно, неправильно!
То, что они с ней делают, неправильно!
Камень такой большой в ней, так двигается, скользя жестким горячим взглядом то к ее растерянному лицу, то вниз, по ее груди с напряженными сосками, ниже, к своей руке, все еще лежащей на животе, ниже, к месту их соединения.
И каждое движение заводит все больше и больше!
Заставляет терять контроль над собой, звереть, каменеть пальцами на нежных бедрах и животике, рычать, словно зверь. Хотя, он и есть сейчас зверь. Они оба с Лисом – звери.
Стол шатается все сильнее и сильнее, Вася начинает вскрикивать на каждое его бешеное движение, и Лис, жадно отслеживая эту картину, облизывает губы пошло и похотливо.
У него такая же, как и у Камня, безумная блуждающая усмешка, густая атмосфера вседозволенности и похоти окружает их, сводя с ума еще больше.
– Мне оставь, слышишь, – возбужденно рычит Лис, и Камень, резко выдохнув, выходит из тесной влажности, парой движений доводя себя до абсолютного пика.
Вася, растерянная, не понимающая даже, что он уже не в ней, расширенными глазами смотрит, как двигаются его пальцы по члену, как он кончает.
И вскрикивает, когда ее берет Лис.
Он не щадит, движется сразу сильно и быстро, чувствуя, что немного ему надо. И без того заведен до предела.
Камень наклоняется к Васе, позволяя ей ухватиться за себя неверными срывающимися пальцами, и мягко целует в губы.
– Хорошая какая… – хрипит он, а затем проводит влажными пальцами по нижней губе. – Оближи.
Его взгляд темен и жесток.
Лис ругается несдержанно, наблюдая эту картину и ускоряясь.
Не отрывая взгляда, трет пальцем напряженный клитор, и Вася, сама не понимая, выгибается, закатывая глаза от внезапно накатившей волны непонятного, жуткого удовольствия.
Ее трясет, мотает по столешнице, Лис, сойдя с ума от этого зрелища, дикого, животного, не выдерживает и кончает, едва успевая выйти из нее.
Тяжело дыша, наваливается на девушку.
– Пиздец… Охуенно… Это охуенно…
Вася лежит, закрыв глаза и бессильно отвернувшись от своих мучителей.
Она не сопротивляется, когда ее освобождают, вытирают влажными салфетками, приводят в порядок.
Мнимый, внешний порядок.
Опускают юбку, поднимают вверх лиф платья.
Что-то постоянно бормоча, утешая, успокаивая, гладят, целуют, тискают.
Она только моргает заторможенно, глядя за окно. На осень. Яркую. Золотую.
Там, за окнами, еще день, уже клонящийся к вечеру. Ее однокурсницы и однокурсники празднуют Хэллоуин, нарядившись в нечистую силу, в чертей и вампиров.
– Поехали ко мне, – командует Лис, твердой рукой направляя Васю к выходу из аудитории.
– Надо решить, как дальше, – гудит Камень, подхватывая с пола пушистую курточку Васи и накидывая ее на голые плечи девушки.
– В смысле? – Лис обнимает Васю, тяжело дышит ей в шею, – черт… Хочу опять…
– Я не собираюсь заканчивать, – жестко роняет Камень, властно кладя ладонь на плечо Васи.
Она вздрагивает, сквозь шум в ушах осознавая, что именно значат его слова.
Поднимает на него взгляд.
Они… Они не хотят закачивать? Он хотят… еще?
– И я, – говорит Лис.
Парни останавливаются, смотрят друг на друга тяжелыми ревнивыми взглядами поверх головы Васи.
Их ладони лежат на ее плечах.
И прибивают к полу так, что голову не поднять.
– Будем решать, – рычит Камень.
– Будем, – соглашается Лис, – но потом.
– Да, – после паузы отвечает Камень, – потом. Ночь впереди. Хэллоуин, мать его…
Они, явно достигнув какого-то безмолвного соглашения, тянут Васю дальше, к выходу.
И она не сопротивляется.
Идет, зажатая с двух сторон горячими, жесткими телами.
Хэллоуин – раз в году.
А вампиры и оборотни – навсегда.
Теперь для нее – навсегда.
5
Я моргаю, как всегда, чуть заторможенно, привыкая к реальному миру. Возвращаясь с Изнанки.
Это редкость, на самом деле, когда изнанка настолько близко.
Настолько неотвратима.
Девушка, так доверчиво протянувшая мне ладонь для пустяшного, ярмарочного гадания, непонимающе таращит на меня круглые глазки. В них страх и надежда.
Она верит в то, что все будет хорошо.
Я смотрю на нее и вижу отпечаток будущих страданий на лице. И тот вариант будущего, что сейчас так ярко проступил, совсем даже реальный.
У нее необычно переплетены нити судьбы, такое редко увидишь. Эти парни… Они ей по судьбе. Оба. Связаны до конца дней.
А еще – боль, страх, обида…
Это все никуда не денешь, к сожалению. Это – то, что не поменять.
– Что? – не выдерживает девочка, доверчиво хлопая ресницами, – что-то… – она сглатывает испуганно, – что-то не так?
Я держу ее за руку, машинально поглаживая, и страшно жалею, что вообще пришла сюда сегодня. В этот балаган.
Ведь знала же, нечего мне тут делать!
Но сестра все ныла и ныла: “Ярмарка, бабки… Посидишь пару часов в этой будке, поизображаешь ведьму, с тебя не убудет! А у меня клетка ясновидящей закроется! Премия, опять же. Тебе не надо? А мне надо! Что ты за близняшка, что на меня плевать?”
Короче, донылась, зараза.
Дурацкая ярмарка, зачем-то необходимая департаменту городского хозяйства, где близняшка трудится руководителем, была на редкость выматывающей.
Открытие новой линии набережной, какой-то рыцарский турнир, море лотков с уличной едой… И толпа народа.
Откуда тут, летом? В каникулы?
Я уже закрывалась, до смерти устав от ряженых, ведьм, вампиров и привидений, собравшихся на этом слишком уж ограниченном пространстве. Мечтала о теплом пледе и моем мягком мурлыке, лежащем в ногах.
Парень и девушка окликнули, когда уже уже, практически, на низком старте была.
Хотела отказать, ну какое там гадание! Но глянула на девушку… И согласилась.
И вот теперь не знаю, что делать.
Ветвистое будущее у девочки. Странное. И тут, как в сказке, налево пойдешь – в беду попадешь. Направо пойдешь – горе узнаешь. Прямо пойдешь… А не надо ей прямо.
Парень стоит позади девушки, и я вижу отчетливую красную нить грубого влечения от него к ней.
И нить эта – неправильная. Вампир энергетический. А эти твари – похуже настоящих, ей-богу. Те как-то честнее, что ли… Крови попил – и гуляй дальше.
Энергетики – дело другое. Тут пока до пустой оболочки не высосут душу, не тормознут.
Этот парнишка – то самое “прямо”, куда точно не надо ходить. Лучше уж направо или налево.
Есть такое “прямо”, которое убивает. Медленно и неотвратимо.
Но и “направо” с “налево” тоже нехороши.
Кто ж тебя так проклял, девочка?
У нее чистые ясные глаза. Нежное красивое лицо. Длиннющая золотистая коса. Сама невинность и хрупкость.
Щурюсь, выискивая источник.
Да…
Вот оно.
Искажение в ауре. Проклятие, сильное, неоформленное, неосознанное. То, что заставляет окружающих людей сходить с ума, желать делать больно, подчинять.
Парнишка жадно втягивает ноздрями эту сформировавшуюся темень. Вкусную для него. Не исправить. Да и не из тех он, что захочет исправления. Натура такая, тут ничего не поменять.
А вот девочка…
Не повезло тебе с родными, малышка. С матерью не повезло.
6
Надо будет сестре сказать, неоформленная темная, стихийно прорывающаяся вот такими жесткими сгустками – ничего хорошего. Надо присматривать. Хоть и не по ее ведомости, но пусть там скажет, кому нужно.