– Тысяцкий, княжьи люди собираются вышибать двери в тереме и идти на приступ, – с нотками паники сообщал прибежавший десятник, должный следить за входом в дом боярина. – Нам как? Бить их? Али как? Прикажешь будем биться!

– Мой выход, – сказал я и, поправив кольчугу, надев шелом, поспешил на двор.

Два десятка воинов присоединились ко мне на выходе из терема. Это все те же ратники Фомы и десяток Боброка, без самого десятника. Главный вход в терем распахнулся и моему взору открылась толпа ратников, которые ощетинились копьями и мечами, направленными на воинов Братства.

– Уберите оружие! – выкрикнул я, добавляя в свои слова максимум властности, насколько только мой нынешний голос способен.

Подействовало лишь частично. Оружие княжьи люди не убрали, но пыл несколько поумерили и оставались на своих местах, молчали, давая возможность говорить без надрыва.

– Мне нужно переговорить с князем, а пока вы оставите меня и моих людей в покое, – говорил я решительным тоном.

– А ты кто таков? – прозвучал вопрос, я даже не заметил кто спрашивал, будто это был озвучен коллективный интерес.

– Я тот, кто право имеет и говорить и требовать. Я тысяцкий Братства Владислав Богоярович, – не без доли пафоса заявил я.

Пошли шепотки. Слухи разносятся в этом времени быстро, даже удивительно как именно. И о том, что в Братстве, почитай, третьим по значимости человеком является некий отрок, явно знали многие. Знали, но я своим лицом особо не торгую, чтобы узнавали, как киноактера какого. Но есть еще нюанс – в существующей реальности просто невозможно приписывать себе чужое имя. Это выходит за рамки понимания и восприятия людей. Может подобное явление и стало, станет, в будущем залогом успеха всякого рода лжедмитриев. Так что если я сказал, что являюсь тысяцким Братства, так оно и есть.

– Что происходит? – послышался голос, который я узнал, несмотря на то, что слышал его лишь раз.

На красивом вороном коне к нам поскакал княжич Андрей Юрьевич. Юноша, но полный величественности и важности, прогарцевал между воинами Братства и княжьими, взирая то на одних, то на других. Заострил он свое внимание и на мне.

– Мне не по душе хитрости всякие, тысяцкий Владислав, и думаю я, что ты решил обмануть и боярина Кучку, ныне почившего и отца моего. Нам нужно говорить, моему отцу нужно с тобой говорить. Следуй за мной, тысяцкий! – сказал княжич и направил своего коня к воротам.

Коня я нашел быстро, просто отобрал у одного воина из сотни Геркула. Андрей Юрьевич не оставил возможности ему возразить, ускакал и нужно было догонять княжича.

Проезжая двор, а после и выезжая из ворот детинца, я видел множество трупов или же корчащихся в предсмертной агонии людей. Даже сотня погибших – это уже ужасающая картина, а тут было не менее трех сотен воинов. Кто-то нашел свою смерть на лестнице, штурмуя ее, кто-то лежал с обезображенным лицом и головой, опаленной до черепа из-за действия кипящего масла.

Вот и потеряла Русь еще три сотни убитыми тут, у ворот, да не менее двух сотен в иных местах в Кучково. Если прибавить к тому, что три сотни загублено было во время ловушки, устроенной старшему сыну бояринаКучки, Ивана, то чуть ли не серьезная часть потенциального общерусского войска погибла. А возьми эти ратники, да пойди на мордву, черемисов, даже булгар или помогать остаткам славян, которых уничтожают германцы… И не надо убивать, не обязательно кровью действовать. Большие и сильные армии могут быстро принуждать к миру, нужному Руси миру и фактом своего присутствия.

А князь… трусоват. Ну а как еще можно расценивать то, что он стоял с частью своих войск в полуверстве от Кучково? Ну или осторожен не в меру, по нынешним-то временам. Он так и не ввел часть своей дружины в бой. Возможно даже опасался того, что Степан Кучка прорвется и нападет на его, на князя.

– Что за игру затеяли вы? – спросил князь Ростовский, как только я лишь обозначил ему поклон. – За кого ты и твое Братство? Вы против меня? Того, кто дал вам приют?

– За Русь и христианство православное стоит и будет стоять Братство, – отвечал я.

– Ты за кого принимаешь меня, отрок? Нечаговорить, как византиец какой, не оплетай меня словесами! – взъярился Юрий Владимирович.

Я выдержал и взгляд княжий, полный гнева, и его напор. Ну не действуют уже на меня такие вот крики да оры.

– Говори! – потребовал князь.

– Ты знаешь, Юрий Владимирович, на чем Кучка обогащался? На что войско нанял такое, что тебе большую часть дружины взять пришлось? – спрашивал я князя, но его ответы мне не нужны были, я продолжал говорить. – На Братстве он нажился. Пусть твои люди полоняных поспрашивают, и те скажут, что многие воины и обозы шли к нам, в христианское Братство, но Кучка людей перекупал. Даже скажу чем заманивал людей – обозами, теми, что князья русские слали нам, снова же Братству.

– И ты хочешь забрать все себе? – рассмеялся князь, а ему вторили иные люди, что так же присутствовали в княжьем шатре на разговоре.

– Все ли? Нет все я забрать по правде и чести не могу. Но забрать свое, при том не обидеть сирот боярских – это мой долг христианский. И кто я такой, чтобы сомневаться в своем долге, или не исполнять его?! Между тем, утварь столовая, злато и серебро – они твои. Коней поделим, припасы так же. Только мой отец прислал мне из Галича пятнадцать возов всякого, прежде соль, но и оружие и коней и ткани. Это один из многих обозов.

– И что будет, если я все заберу? – усмехнулся князь. – И коней, оружие, соль твою?

– Прежде я не могу отдавать своего, как не могу отдать и то, что принадлежит Братству. Что скажет митрополит, что скажут князья, которые присылали помощь нам? Твой брат присылал так же. Они присылают нам, а забираешь ты… И ты, княже, сам понимаешь, что Братство не так и беспомощно нынче. У нас больше пяти сотен воинов… БОЛЬШЕ пяти сотен, – сказал я, приготовивший к самому худшему.

Прозвучали, пусть и завуалированно, но угрозы в адрес властителя Ростово-Суздальской земли. Ну а как иначе? В ином случае никто с тобой считаться и не станет, если за тобой нет силы, если ты сам не часть большой силы. Тут не грех и прикрыться митрополитом, намекнуть, что можно и сторону изменить и вместе с рязанско-муромскими князьями обрушиться на Юрия Владимировича, если тот поведет себя по-скотски. Даже припугнуть тем, что политический вес ростовского князя упадет, когда узнают, что он, как тать лесной, перехватывал обозы Братства христианского.

– Ты заберешь часть… Никакого серебра, ни утвари домашней не возьмешь себе. Коней делим тебе треть от всех, – скрепя зубами говорил князь. – Я вижу, что сделано Братством для моей победы, которая и так бы состоялась, но не быстро и большей кровью, чем нынче. Но ты и твои братья на МОЕЙ земле. Это следует помнить. Я жду воеводу к себе на разговор. Все…

– Что с людьми, князь, с кучковскими, и теми воинами, что закрылись в домах? – спросил я.

– Что? Тебе милости моей мало? Каких людей ты забрать собрался? – заорал князь. – Мне Братство поперек горла становится. Дождусь еще, что василевс и патриарх Константинопольский ответит на этот Орден ваш. Не ересь ли это. Пока живите, но я жду ответа. Людей хочешь спасти? И это не по-христиански, а выгоды ради! Забирай! А дале посмотрим еще…

Чего только человек во гневе не выдаст! Оказывается, Юрий написал в Константинополь, чтобы спросить про отношение к Братству у патриарха и василевса-императора? Какой молодец! Не решается обрушиться на нас, так как Братство вроде бы под защитой русской церкви. Но русской то она еще не стала и Климент Смолятич-митрополит, по сути, узурпатор митрополичьего стола, пусть и поддержанный епископами Руси, но нет у него благословления константинопольского патриарха.

В таком ключе, весьма возможна религиозная война на Руси, инициатором, вернее, первопричиной которой станут мои действия. Возьмет, да подымет знамя истинной, греческой, церкви Юрий Владимирович, к нему присоединиться вассал Византии – Галич, там еще найдутся желающие. Те же черниговские и новгород-северские Ольговичи обиженные на Изяслава пойдут за Юрием Ростовским. Опять Смута… Нет, кончать нужно с Долгоруким.

Через два часа большой обоз из почти пяти десятков возов и более чем четырех сотен людей уходил из Кучково. Люди оставляли свои дома для полного разграбления княжескими воинами. Я забирал всех ремесленников, которые только остались в живых и не додумались вступать в ряды боярских дружинников. Забрал я и почти шесть десятков ратников, которые поспешили дать клятву Братству, пусть я и был против такого. Эти воины даже предоставили грамоту от Волынского князя, который и послал их для вступления в Братство. Пусть пока идут со мной, но без серьезных испытаний на верность и прочность, они не станут братьями.

А еще… в крытой повозке, на манер используемых в этом времени половцами, ехали три человека, явно не военных, да и с такими руками, что и в ремесленники их не определишь. Эти руки может только веретено, да иголку держали. Это была тетка Марфа, взять которую слезно попросила Улита, сама дочь убитого боярина ну и наследник Кучково – Яким. Земельное право на Руси сильное. Если наследник есть, а еще есть за ним сила, то можно и обратно усадить представителя рода Кучки в Кучково, даже если тут уже будет Москва.

На выходе из городка, нас не проверяли, хотя при погрузке вещей и ценностей споры возникали. Я демонстративно запрещал брать серебро и золото. Был же уговор об этом с князем. Но вот шкуры, бронзовые предметы, свечи, ткани, одежды, в том числе и сундуки боярина, это оставлять не могли, забирали. А еще много комплектов вооружения, доспехов, стрел и луков.

Князь не удосужился попрощаться, лишь прислал своего наручного, чтобы тот передал небольшой пергамент, на котором было написано, нет… предписано воеводе явиться пред ясные очи князя и объясниться. Это можно было бы счесть и за унижение, так как Иван Ростиславович ни разу не вассал, не боярин Юрия. Но точно пока обострять не нужно.

Забрать всех людей мне не дали. Какого-то оружейника, видимо, прославленного, княжич Андрей Юрьевич сам вытянул из обоза, чуть ли не начиная битву с моими братьями-ратниками. Но и без такого мастера, даже на вскидку, было немало ремесленников, которых еще нужно пристроить к делу, да жилье предоставить. Придется рубить избы прямо зимой.

– Были среди боярских ратников, кто сбежал? – спросил я, поравнявшегося со мной Боброка.

– Были, – отвечал десятник.

– Это хорошо, на них, если что и подумают. Сделай, наконец, что должно! Но только уйти, если что от погони, или подожги свое лицо, чтобы не признали, если провалишься, – сказал я Боброку и оставил его, поспешил высказать свое «самое-самое» удовольствие Улите.

Мы уже в четырех-пяти верстах от Кучково, можно особо и не скрываться в повозке. А так ли эта девушканужна воеводе? А так ли он нужен ей? А мне? Нужна ли?

Глава 4

* * *

Боброк был из людей, которые не могут служить, если не понимают за что и во имя чего это делают. Пытливый ум парня требовал разъяснений, почему именно так нужно поступать, а не иначе. Между тем, о чем сам десятник не особо догадывался, он был внушаем, поддавался уговорам и манипуляциям. Достаточно было затеять с Боброком разговор, с толикой пафоса, выразительности фраз, приправленный аргументами и фактами, и десятник быстро проникался, становился ярым сторонником того, что ему внушают.