Измена. За гранью доверия (страница 2)
– Влад, – протянула хитрым лисьим голоском его бывшая жена Алиса, – у тебя воротничок сорочки с моей стороны испачкан губной помадой! Так вот почему ты так опоздал! Признавайся! Целовался?
И она игриво хмыкнула. Я бы сказала, мерзко хихикнула, при этом сверкнув взглядом в мою сторону.
– Милая, ты всё ищешь подтверждения своей идиотской теории о моей неверности. – открыто засмеялся на этот выпад мой муж, продолжая, – знаешь, с возрастом это становится у тебя навязчивой идеей. Ты смени репертуар, дорогая. Колея уже протоптана до мезозоя.
Алиса снисходительно выслушала Влада, понимающе улыбаясь и покачивая головой. Словно слушала лепет ученика младшей школы. И, улыбаясь, спросила:
– И всё же, Володя, признайся, с кем ты целовался сегодня?
– Сегодня канун Нового года, Алиса! Я целовался вначале со всеми дамами у отдела проектировки, затем в офисе. Представляешь, милая, я работаю среди людей и среди них больше половины сотрудников женщины! Так что не ревнуй, бывшая! С тобой я целоваться не буду. У меня есть рядом магнит попритягательнее тебя! – с улыбкой проговорил мой муж таким тоном, как говорят с психически нездоровыми людьми.
И, взяв мою руку, приложился обжигающе горячими губами к пальцам.
Я вздрогнула от странного ощущения. Некой скованности и натянутости этого жеста. От слишком горячих губ. Словно чужих.
Поглядела на Влада внимательней, замечая злость на дне его серых от волнения глаз. И губы сомкнул…
Его задела шпилька Алисы?
– Папа, я видела тебя сегодня в университете! Даже крикнула тебе! Но ты был так занят с Анастасией Вячеславовной, что совсем не отреагировал на меня! – подняла взгляд от телефона Лиза и уставилась на Влада.
Девочка всё больше и больше стала походить на свою мать. Нет, не внешне. Внешне ей достались папины выразительные меняющие цвет от настроения глаза и рыжеватые волосы. Правильной формы красиво очерченные губы и брови вразлёт. Красивая девочка.
Была бы, если бы не капризное и немного высокомерное выражение на лице. Если бы не обозначившаяся уже брюзгливая складка у губ.
Раньше, когда мы только поженились с Владом, Лиза подолгу пропадала в нашей семье. Грелась о тепло моего дома. Ещё в прошлом году, только поступив учиться, она искренне радовалась, и в ней не было этого… Вот даже не знаю, как подобрать верное слово… Снобизма?
– Дочь, а позвонить ты мне могла? Я не реагирую на всякие окрики, тем более в публичных местах! – тем временем ответил ей мой муж.
– С нашей Настенькой ты тоже целовался? – игриво спросила Лиза.
– И с Людмилой Прокофьевной из учебной части тоже! – засмеялся Влад, продолжая, – но меня больше интересует, а что это за хмырь ошивается всё время рядом с тобой в универе?
Внимание переключилось на Лизу и её нового парня, а Влад, махнув ещё рюмку, набросился на салаты. Как мне показалось, с облегчением.
И я заметила странный взгляд старшей дочери Николая на моего мужа. Она смотрела, словно прицеливаясь. Словно выжидала и рассчитывала момент.
Или мне это вновь только кажется…
Но только от мужа до сих пор остро пахнет чужими яркими духами. И от этого запаха першит моё горло.
– Владимир, вы знаете, у вас очень запоминающийся автомобиль! – дождавшись очередной паузы за столом, проговорила эта девушка.
Хотя уже не девочка. Молодая женщина двадцати пяти лет. Она выразительно посмотрела на Влада и продолжила:
– Я недавно видела похожую машину в центре. Но там водитель так вызывающе себя вёл со своей спутницей, что это не могли быть вы. Успешный предприниматель и человек, читающий лекции студентам так себя публично вести не может!
Третья глава
– Милая, ты такая красавица выросла! Расцвела! Похорошела! Замужем? А парень-то хоть есть? Ну не сверкай глазами, не злись! Очень похожа на свою матушку ты стала теперь. Как она поживает? Замуж вышла? А почему не присоединилась к нашему милому застолью? Это она ведь наставила ветвистые рога моему старшему брату? Красотка! Ты общаешься с ней? – завалил вопросами племянницу Влад, вычерчивая зажатой в руке вилкой невидимые узоры в воздухе над своей тарелкой.
И улыбается так широко и празднично! Скаля белые зубы и сверкая глазами.
Весело ему! Знает ведь, что эта тема неприятна для Николая. Но всё равно с удовольствием делает больно родному брату! Заодно задевая племянницу и ставя в неудобное положение маму.
Дурдом! В общем, курантов я ждала как никогда! И нашему президенту на фоне Кремля обрадовалась словно родному. Как избавителю.
Речь слушали молча. Алиса попыталась что-то съехидничать по поводу чёрного пальто выступающего, но Алексей Иванович шикнул, и та приткнулась.
Мама моего мужа считала себя интеллигенцией. Самоназванной. И, всячески это подчёркивая, считала критику властей одной из привилегий своего статуса. Её муж в своё время, был начальником одного из цехов давно закрытого московского завода. Он простой и прямой мужик, рабочая косточка, своим трудом поднялся и выучился. И всегда, если присутствовал при подобном критиканстве, быстро осаживал жену, гаркая, что не с её умишком судить. Вот и сейчас прозвучало его коронное: – Иди, борщ вари, женщина!
А стоило Вере Анатольевне начать говорить об интеллектуальном, или, к примеру, сравнивать, как она часто делала, жизнь раньше и теперь, то он обязательно попрекал её незаконченным образованием в товароведческом техникуме. И хохотал при этом очень уничижительно.
Вера Анатольевна с мужем никогда не спорила. Закатывала глаза и делала страдальческое лицо. Она просто подливала мужу спиртное, чтобы он скорее уснул и не мешал ей.
Дивные отношения. Да.
Но всё рано или поздно заканчивается. И моя пытка семейным застольем, пародией на единство и традицию, тоже подходила к концу.
Поплыл по дому тяжёлый мерный бой древних часов, усиленный сигналом телевизора, он заполнял, кажется, каждый уголок загородного дома, затерянного в снегах.
Я зажмурилась, представляя про себя почему-то старинную стеклянную балерину на прищепке, изящно парящую на одной ноге над лапой ели. Игрушку моего детства. Пытаясь пробудить в себе счастье Нового года, я цеплялась за тёплые воспоминания. За надежду.
Пусть этот год будет лучше предыдущего!
Что-то шевельнулось было в душе, расправило тонкие крылышки стрекозки-мечты, но куранты ударили в двенадцатый раз, и в мой бокал прилетел бок чужого стекла. Спугнув каплю времени.
Муж, притронувшись краешком, пробудил тонкий звон спящего стекла. Я перевела взгляд на его лицо, вглядываясь. А он подмигнул мне и произнёс:
– С новым счастьем, любимая!
Его голос его был выверен и чарующе низок. Бархатист. Ровно настолько, чтобы продемонстрировать свои намерения окружающим? Или мне мнится всякое?.. Мы выпили шампанское, и Влад поцеловал меня.
По-взрослому. Крепко прижимая к сильному телу. Вплетаясь языком. Сползая руками с моей талии уже абсолютно непристойно.
Эта нарочитая, неуместная и вымученная сексуальность, чуждая нам публичность стеганула по моим нервам. Как электрическим током.
Я затрепыхалась в его руках, отталкивая.
Муж остановился и отпустил неохотно. Как хищник добычу. Оскалился в улыбке, сверля меня взглядом, тихо произнёс:
– С Новым годом, дорогие родственники, нового вам всего, но нам пора откланяться! У нас есть очень важные дела!
И, крепко вцепившись в ладонь, потащил меня из гостиной, с недвусмысленной целью. Нарочито. Откровенно. Демонстративно.
Будто доказывая кому-то.
Мы быстро пересекли холл и с топотом стали подниматься по лестнице. Сделав пару шагов, муж повернулся ко мне и, навалившись, прижимая к стене, провёл с нажимом по моим рёбрам на боку. Я взвизгнула тоненько, а он засмеялся в голос, запрокидывая голову. И шепнул мне в ухо, приподнимая мелкие волосики и порождая мурашек:
– Пойдём!
Было странное впечатление, будто он выпил лишнего. Странно возбуждённый, но глаза при этом безумно уставшие.
Мы ввалились в комнату, и Влад хлопнул дверью.
– Тс-с! Ты что творишь? Разбудишь же Юру! Потом не уложить! – Зашипела я тихонько, и, глядя в шальные глаза мужа, спросила, – Володь, что с тобой? Ты сам не свой. Где тебя носило вечером?
Муж прижал меня к себе, обнимая. Его руки вновь занялись исследованием известных ландшафтов. Он тяжело задышал, собирая моё сопротивляющееся платье в ладони.
– Стой! Твой сын спит на кровати! И это дом твоих родителей! Возможно, они сейчас в соседней комнате, Володь! Я не могу так! Не здесь! – возразила я мужу, осторожно высвобождаясь из его рук.
Влад застонал сквозь зубы и, ругнувшись неразборчиво, сказал:
– Что ж ты такая душная, Ир? Там не могу, здесь не буду! В туалете театра не гигиенично! На крыше дома неудобно!
Затем отвернулся от меня, бросил в сторону пиджак и, сдирая с шеи галстук, проговорил совсем уж зло:
– Провинциалка!
Четвертая глава
– Да. Я родилась в провинции. И горжусь этим. И у меня, возможно, устаревшие, но вечные ценности и понятия семьи. Свои приоритеты. Что в этом плохого? – развернулась к мужу с вопросом, приподнимая бровь в недоумении.
Не буду молчать. Влад не восемнадцатилетний юнец и вполне понимает, где можно, а где не стоит проявлять желание. Что за блажь? И отчего он злится?
– Просто хотел расслабиться, Ир. Не заводись, – муж швырнул от себя галстук с силой, и тот повис безжизненной шкуркой змеи на тумбочке рядом с кроватью.
– Я не смогу расслабиться в доме твоих родителей. Они слишком агрессивно ко мне настроены, и ты это знаешь. К тому же демонстрировать нашу с тобой жизнь окружающим не считаю возможным. Это принадлежит только нам двоим и не зря называется интимом. И, кстати, от небольшого ожидания желания только укрепляется и становится ярче, – уже спокойнее объяснила, и, подходя ближе, подняла упавший на пол со стула пиджак мужа.
Повесила его на спинку, разглаживая плечики, трогая немного ворсистую и приятную на ощупь ткань, заметила:
– Ещё недавно тебе нравилась моя провинциальность. Что изменилось?
Муж с щелчком вытянул ремень из шлёвок брюк и грузно сел на кровать, расстёгивая манжеты рубашки. Вздохнул, беря себя в руки, и заговорил глухо:
– Я ценю в тебе принципы, Ир. Ты мой фундамент в этой жизни. Моя гавань, мой дом. Ты моя семья! Я люблю тебя! Просто накатило игривое настроение, Иришка. Прости. Захотелось остренького. Такого, знаешь… Как в юности. Внезапного!
Влад упал на кровать, забросил руку за голову. В неверном сиреневом свете луны его обнажившееся до локтя предплечье темнело на фоне светлой наволочки. Явно выделялись вздувшиеся переплетения вен и напряжённые мышцы. Острые скулы ярче подчёркивали провалы глазниц.
Устал. Явно перенервничал сегодня и утомился.
– Садись, я тебе разотру плечи. Ты напряжён и взвинчен. Что случилось сегодня, Влад? – тихо проговорила, разворачивая стул для мужа.
Между нами повисла тягучая медовая пауза. Время замедлилось. И воздух будто стал плотнее. Влад смотрел на меня, не мигая, и в свете луны было сложно прочесть выражение его глаз.
Но хлопнула соседняя дверь, разрушая магию мгновения, муж вздрогнул, выдохнул и поднялся с кровати одним сильным и слитным движением. Как здоровый и ленивый хищник делает прыжок, не прилагая усилий.
Влад сел на стул, и я опустила ладони на его плечи. Каменные. Сведённые.
– Так что произошло сегодня? Ты не ответил мне…
Но мой вопрос вновь повис между нами. Упал в бездну молчания.
Я спустила ладони по плечам мужа к его груди и аккуратно расстёгивала сорочку. Влад помог мне, высвобождаясь от ткани и, поймав мои ладони, придержал мгновение в руках, а после поцеловал их.
А когда я стала поглаживать его твёрдые плечи, чуть надавливая большими пальцами с обеих сторон от позвонков у основания шеи, то застонал от удовольствия. Постепенно его мышцы под моими руками расслаблялись, и поза, в которой он сидел на стуле, становилась менее напряжённой.