Только сев в такси, я ощущаю, как напряжение отпускает меня. В голове ни одной мысли о просмотренных фильмах, а только страх и проклятое предчувствие надвигающейся беды.

Но как только машина отдаляется от кинотеатра, меня начинает отпускать. И, добравшись до дома, я снова верю, что мне удастся построить здесь нормальную жизнь.

Так продолжается несколько дней. Я нахожу равновесие, которое никто не в состоянии пошатнуть. Не обращаю внимания даже на мрачные взгляды Руднева и его абсолютный отказ реабилитироваться в моих глазах на парах, вследствие чего он не получает допуск к сессии. Отстраненно общаюсь с Залесским, который каким-то чудом убедил наших активистов подключить к проекту своего режиссера.

Моё “хорошо и стабильно” длится до вторника.

– Ольга Александровна, – говорит Мария Иосифовна, застав меня за рабочим столом на кафедре, – зайдите, пожалуйста, к декану. Он искал вас.

– Хорошо, – говорю я, совершенно не подозревая, что именно меня там ждет…

Глава 15

Денис

– Где это видано, чтобы не получить даже допуск к экзаменам! – лютует отец.

Как и обычно, я сижу от него по правую руку за обеденным столом, по левую находится мама. На столе вкусный ужин, который приготовила кухарка Лиза.

Я еще вижу, как от утки идет пар, а запах выпечки, доносящийся с кухни, просто сводил меня с ума весь вечер.

Но вот теперь смотрю на красного, словно вареный рак, отца, кричащего так, что его, наверное, слышно через весь материк, и плюющегося от гнева, будто я не просто допуск на экзамен не получил, а убил кого-то и попросил меня отмазать.

– Щенок! Только и умеешь, что позорить моё имя!

Сказать, будто я не ожидал подобной вспышки, – значит солгать. Я прекрасно понимал, какой скандал последует за моим проступком. А в понимании отца это не просто какая-то ничего не значащая деталь – это катастрофа.

Сын Руднева Виктора Валерьевича должен быть лучшим студентом, самым послушным сыном и безэмоциональным роботом, не имеющим права на собственные желания.

Но я не такой. Я отказываюсь жить по его нормам, и поэтому для отца я лишь пятно, грязная мазутная клякса, что никак не отмыть от одежды.

– Вместо того чтобы заниматься, ты только и делаешь, что таскаешься со своими дружками-недоумками да притворяешься великим музыкантом! Хотя то, что ты записываешь у себя в студии, заслуживает лишь звание шума!

Я терпеливо слушаю поток грязи, изливающийся из его рта, потому что привык к его реакциям на любое мое действие, как и привык к тому, что мать не смеет заступиться за меня, как и в принципе разговаривать без разрешения.

В любой другой день я, скорее всего, разозлился бы. Но сегодня мне кое-что от него нужно, и это кое-что напрямую вытекает из причины сегодняшнего скандала.

– Мне как людям в глаза смотреть? Снова краснеть, что у меня сын – раздолбай и шут гороховый!

– А ты не красней, – не выдержав, огрызаюсь я.

– Что? – щурится он. – Не красней, значит? Да я тебя без копейки оставлю! Пойдешь у меня побираться!

– И как тогда будешь людям в глаза смотреть? Единственного сына заставил попрошайничать. От такого лучше краснеть?

– А ты не дерзи! – вижу, как он вскипает, будто чайник, и раздувается, как рыба фугу.

– Так, может, ты мне дашь право высказаться в свою защиту? – смотрю ему прямо в глаза, выдерживая пристальный взгляд.

– Какая защита?

– Обыкновенная. Как у любого обвиняемого, – говорю спокойно.

Отец шумно втягивает воздух и выдыхает. Мои слова явно горят у него в голове кислотой, разъедающей мозг. Ведь на защиту в этом доме никто не имеет права, только на обвинение и приговор.

– У тебя ровно три минуты! – выплевывает с презрением.

– Слушай, дело в том, что эта преподша предвзято ко мне относится.

– Конечно, потому что ты тупица и клоун!

Сжимаю крепче челюсть, чтобы не похерить все, ради чего эта ситуация затевалась. Жду, когда отец заткнется.

– Могу дальше рассказывать? – смотрю на него.

– Говори, – рявкает он.

– Я не знаю, по какой именно причине она на меня взъелась, но смысла мне появляться на ее занятиях нет, потому что она отказывается меня воспринимать серьезно.

– Хочешь сказать, у вас работает какая-то непрофессиональная дрянь, чье качество работы зависит от личных симпатий?

– Я так не думаю.

– Тогда что, твою мать, ты пытаешься сказать?! – отцу не хватает терпения надолго. – Я сейчас позвоню в твою богадельню и всех разнесу к херам.

– Не надо, – резко обрываю его. – Ты же сам говоришь, что я всего должен добиваться сам, а не через фамилию.

Господин прокурор снова начинает пыхтеть.

– И что ты предлагаешь? – уже чуть менее дергано спрашивает он.

– Я думаю, что мне просто нужно взять несколько частных уроков и, может, тогда она изменит свое отношение.

– Так возьми! В чем проблема?

– В этом-то и загвоздка. Нельзя преподавателю-предметнику заниматься репетиторством со своими студентами. Есть вероятность предвзятого отношения. Но раз она изначально меня недолюбливает, то вряд ли выставит завышенный бал.

– Хочешь, чтобы я договорился о занятиях с ней? – наконец-то начинает доходить до отца.

– Да, – смотрю на него и жду очередную вспышку гнева. – Просто договорись о занятиях, а дальше моя задача – получить проклятый допуск и сдать экзамен.

– Я подумаю, – бурчит он и, замолчав, перемещает внимание к своей тарелке.

А я же буквально чувствую, как атмосфера вокруг начинает разряжаться, и, кажется, даже слышу мамин облегченный вздох.

– Витюш, может, коньячку? – спрашивает она у отца.

– Можно, – холодно отвечает он, и это хороший знак.

Если собирается пригубить за ужином, значит, проблема исчерпана. Я перевожу взор на маму и подмигиваю ей, обещая, что все будет в порядке.

По крайней мере, я очень хочу, чтобы все было так, как я задумал… Но порой планы хороши лишь на стадии планирования.

Глава 16

Оля

– Исключено! – даю категоричный ответ декану на его абсурдное предложение. – Я не даю частных уроков, особенно своим студентам.

– Я вас прекрасно понимаю, Ольга Александровна, и уважаю ваш настрой, но ситуацией заинтересовался ректор. И нам с вами не нужны проблемы.

– Ерунда какая-то, – выдыхаю, понимая, что положение у меня незавидное и, кажется, моя карьера под ударом.

– Боюсь, что нам с вами не оставили выбора, – говорит, нахмурившись, Анатолий Илларионович.

– Выбор должен быть всегда, – заявляю твердо. – К тому же это не прописано в моих должностных обязанностях.

– Да, но также педагогическая этика предполагает непредвзятость в работе со студентами. А у нас вырисовывается совершенно другая картина.

– Анатолий Илларионович, я всегда сохраняю профессионализм и оцениваю студентов по их знаниям. Руднев приходил ко мне на семинары абсолютно неподготовленным, а потом и вовсе перестал посещать мои занятия…

– Это мы с вами понимаем, как все на самом деле. Но там, – декан указывает пальцем куда-то в потолок, – всем абсолютно наплевать на то, как в реальности обстоит ситуация. К тому же вас просят лишь об индивидуальных занятиях, а после студент будет сдавать экзамен ровно на ту оценку, на которую вы его подготовите.

– Как вы себе все это представляете? – я не могу поверить, что все действительно происходит в реальности. – То есть я занимаюсь со студентом…

– Не бесплатно, заметьте! – вклинивается декан.

– …а потом, – игнорирую его реплику, – сама же буду оценивать его во время экзамена, после сдачи которого меня снова обвинят в предвзятости?

– Мы разрешим этот вопрос.

– То есть отказаться я не могу? – понимаю, что, чем бы я ни апеллировала, за меня все уже решено. И ректор скорее уволит новую преподшу, дискредитирующую репутацию всего преподавательского состава, чем потеряет одного из покровителей.

– Боюсь, что нет. Но вы не пожалеете. Занятия будут щедро оплачиваться.

– Деньги меня не интересуют, – говорю как есть.

С недавних пор я поняла, что деньги не залог счастья. И порой они лишь делают жизнь хуже.

– Но это хоть как-то сможет сгладить ваш дискомфорт.

– Вряд ли, – даже представлять не хочу, что и как будет проходить во время этих занятий. Но что самое страшное, я чувствую разочарование.

Я была лучшего мнения о Денисе. И мне казалось, что он добрый и честный парень. Но оказывается, что я снова приняла желаемое за действительное?

– Если вы хотите, то я могу вам дать подсказки, как нужно вести себя с этим мажором. Но сейчас у меня назначена еще одна встреча, и мы могли бы встретиться с вами вечером, за ужином, – говорит декан, с гаденькой улыбкой на губах. – Или, может быть, мне удастся договориться с Рудневым как-то. Но это нужно обсуждать вне этих стен… – и это окончательно выбивает меня из колеи.

– Это лишнее, благодарю, – поднимаюсь на ноги. – С кем именно я должна договариваться о месте и времени занятий? – смотрю прямо в глаза Анатолию и вижу, как его энтузиазм угасает. Он уже не так рад мне помогать в общении с мажором.

– Вот номер студента Руднева. Прошу вас связаться непосредственно с ним и обсудить наиболее удобные для вас обоих варианты.

– Благодарю, – забираю листок с цифрами, что уже забиты у меня в смартфоне, и поднимаюсь на ноги.

– И… постарайтесь поладить с ним, – мнется декан, которому явно не привыкать лебезить перед богатыми студентами, в отличие от меня.

– Я вас поняла. До свидания, – выхожу за дверь.

– Всего… – говорит мне в спину Анатолий, но я закрываю за собой дверь, отсекая его голос, и под угрюмым взором секретаря покидаю деканат.

Не успеваю выйти в коридор, как сразу сминаю проклятый листок и выкидываю в урну.

В конце коридора маячит “золотая пятерка”, и я сразу же вижу среди мажоров Руднева. Внутри меня все горит от праведного гнева. Хочется подойти к нему и накричать, чтобы не смел вести себя как подонок. Я же видела, каким он может быть, так к чему это притворство?

Но я держу себя в руках и просто думаю о том, что из всего этого получится.

Денис внезапно смотрит на меня, и наши взгляды встречаются.

Он не выглядит смущенным или растерянным, он просто кивает мне, не прерывая зрительного контакта, я же игнорирую его, потому что готова рычать от бессилия.

Отворачиваюсь от него и иду через правое крыло к выходу.

У меня такое состояние, когда необходимо запереться дома и не вылезать на улицу неделю. И особенно сильно я не хочу видеть этого мерзавца, возомнившего себя вершителем судеб.

Неужели это месть за то, что я не оценила по достоинству его песню?

Но я оценила… И находилась под впечатлением все эти дни. Наверное, поэтому мне еще больнее разочаровываться в парне. Ведь бесчувственные мерзавцы неспособны настолько обнажиться в творчестве. А он это сделал. Показал себя…

Уже собираюсь пойти на остановку, как чувствую вибрацию телефона.

Руднев: “Через час, аудитория 210”.

      И я понимаю, что действительно ошиблась в нем.

Он не тот, за кого я приняла его.

Похоже, что ровно через час мне предстоит познакомиться с настоящим Денисом Рудневым. И меня страшит эта встреча…

Глава 17

– Здравствуйте, Денис, – стараюсь сохранять невозмутимость и быть профессионалом, погасив порыв высказать этому наглецу все, что я о нем думаю. – Это краткий тест, который покажет мне наглядно пробелы в ваших знаниях, – кладу перед ним листок бумаги.

Вместо того чтобы посмотреть на него, Руднев не сводит с меня глаз. Меня это нервирует, и, если честно, я ощущаю себя некомфортно от его взгляда, потому что отчего-то начинаю волноваться. Будто это не я его преподаватель, а он собирается меня учить, и в конце меня ждет сложный экзамен.

– Если есть какие-то вопросы, то не стесняйтесь, задавайте их, – возвращаюсь к своему месту и стараюсь игнорировать Руднева.

– Вообще-то, есть, – говорит он.

– Слушаю вас, – поднимаю на него глаза.