– Позже балтеусы будут готовы для опционов, они будут с серебряными бляхами, деканы с бронзовыми, ну а легионеры станут носить медные, – напоследок оповестил их я, – это всё будет, но позже, когда мы вернёмся в моё поместье. Это всё, что я вам хотел сказать, идите и служите мне верно, воины.

Помещение задрожало от яростных и гордых криков, а также ударов кулаками по груди. Центурионы трижды прокричали здравицу мне, и я отпустил их, закончив этот долгий и трудный день. Когда зал покинул последний центурион, в нём остались только мои спутники, ювелир и Хопи с охраной. Я тяжело опустился на стул.

– Мой царь, давайте я постелю вам кровать? – ко мне подошёл Бенермерут, остальные молча стояли рядом.

– Ваши с Меримаатом подарки будут у меня позже, – я поднял на него взгляд, а потом посмотрел на парня, – я не забыл и вашу помощь.

– Мы не сомневались в этом, твоё величество, – Меримаат низко мне поклонился, и его движение повторили все, кроме Хопи и охраны.

– Тогда спать, утро вечера мудренее, – сказал я, тяжело поднимаясь. Только сейчас, когда всё закончилось, я почувствовал, как же сильно устал.

***

Утром Бенермерут меня разбудил, сказал, что прибыли купцы, нужно было посмотреть качество привезённых продуктов и оплатить их. В том числе там было много хлеба и вина, ведь в городе планировалось празднование. Меня хватило ровно на час такой работы, после чего я, тщательно скрывая раздражение, сказал Бенермеруту:

– Пошли гонца в поместье, пусть к нам приедет Рехмир с помощниками, хватит ему уже прохлаждаться.

Воспитатель, тщательно скрывая улыбку, низко поклонился.

Осмотр всех продуктов занял ещё два часа, после чего я поручил оплатить Небсению все счета, и купцы с большим удовольствием взяли золотые монеты. Я сопроводил их вручение словами:

– Увижу, что кто-то из вас их плющит, самого камнями сплющу.

Меня тут же заверили, что среди них подобных идиотов нет, а тех, кто занимался уродованием монет, давно отстранили от поставок мои военачальники.

Закончив с купцами, я вернулся в дом и наконец позавтракал. После чего Бенермерут, старательно пытаясь оставаться спокойным, сообщил, что все всадники покинули город.

– Скатертью дорога, – буркнул я, на что они с Меримаатом вздрогнули, поскольку явно подумали, что я их проклял. Убеждать в обратном я, конечно, не стал.

После завтрака я пошёл проверить, как обстоят дела с войском, и был удивлён тем, какую активность развели центурионы, замотивированные мной вчера по самые уши. Они выбрали себе опционов из деканов, и то тут, то там я видел, как они показывают и объясняют им новые обязанности. Причём у всех центурионов золотые бляхи на поясах явно были ещё и специально начищены. Так ярко они блестели при свете утреннего солнца, что притягивали взгляды всех без исключения: как наших военных, так и гражданских, которые, открыв рты, осторожно следовали за военными и рассматривали красивую, функциональную вещь, на которую военные переместили свои гладиусы с прошлых подвесов. Не видеть этого они не могли, что ещё больше придавало им веса в собственных глазах от обладания вещью, которой ни у кого больше не было.

Я же, забрав тех помощников, что мне оставили, старался успеть везде, всюду, да ещё и в нескольких местах одновременно. Нужно было распределить поступающую провизию равномерно по когортам, дальше центурионы всем занимались сами, потом встретиться с музыкантами и артистами, чтобы передать им часть вина и хлеба, и при этом ещё успеть проконтролировать, как идёт обучение новичков. Чтобы легионеры совсем уж не обленились от подобной сытой жизни, пришлось вернуть муштру, поскольку бездействующий и не занятый никакой деятельностью солдат оказался вечным источником проблем.

Носясь по городу словно бешеная торпеда, я уже к обеду был раздражён и взбешён. И это мне ещё повезло, что войско было просто на постое в городе, а не двигалось на марше! С этими мыслями я отправился обедать, перебирая в уме то, что нужно будет сделать через неделю, когда мы оставим этот город.

Уже вечером к нам с Бенермерутом пришёл смущённый Меримаат, который сказал, что отец прислал ему сообщение вместе с гонцом, в котором отразил наш с ним разговор и спросил, не буду ли я против, если он поедет посмотреть свой новый дом. Делать было нечего, я не знал, зачем Усерамон так торопит события, но, конечно, отпустил его. Меримаат долго меня благодарил за такой ценный подарок, за который я ещё даже не расплатился с визирем, но приходилось делать важный вид и говорить, что это пустяки. Счастливый молодой человек забрал одну из колесниц и поутру покинул нас в сопровождении охраны, поскольку увозил с собой очень много золота и подарков, которыми я осыпал его за время похода. Со мной остался только Бенермерут.

***

Город гудел последний день, ещё не зная, что завтра халява кончится, но мы своей цели достигли. Зернохранилища были вскрыты, и оттуда забирали последние зёрна. Жрецы с ненавистью смотрели на трезвых солдат, охраняющих мирное население от городской стражи, а я, стоя у оконного проёма, смотрел на толпы пьяного народа, возносящего после каждого глотка бесплатного вина здравицу в мою честь. Уже завтра мы покинем этот город, оставляя с последствиями разбираться городские власти. Новостей от Усерамона не было, поэтому я не видел смысла останавливать этот праздник жизни для простого народа.

До моего уха донеслись недовольные выкрики, затем удары чем-то тяжёлым по человеческим телам и почти сразу за разгоном пьяного быдла появился десяток легионеров, а за ними три колесницы. Выглянув в окно, я увидел, как на одной из них стоит человек, которого я давно ждал.

– Наконец-то! – обрадовался я, направившись вниз встречать его.

Бенермерут поспешил за мной следом, ещё не зная, что творилось за дверью, так что, когда мы вышли наружу, увидели, что мой управляющий уже сошёл с колесницы и раздавал прибывшим с ним помощникам грозные команды.

– Рехмир! – я обозначил себя радостным возгласом, и парень, повернувшись, сразу бросил всё и подбежал, рухнув передо мной на колени.

– Мой царь! – глаза его при виде меня расширились, а когда он, откланявшись, поднял на меня взгляд, у него в уголках глаз выступили слёзы, – я так рад видеть твоё величество!

Я, протянув руку, поднял его с земли, обняв при этом.

– Привет, мой друг, я тоже рад тебя видеть, – произнёс, я чувствуя, как моя одежда намокает, поскольку парень вздрагивал, молча рыдая.

Мне как-то неудобно даже стало от выражения такой радости. Я на вытянутые руки чуть отстранил его от себя.

– Идём в дом, я понимаю, ты устал с дороги, но я так хочу с тобой поговорить!

– Конечно, мой царь! – он радостно покивал, затем, повернувшись, грозно распорядился устроить лошадей, а также занести в дом подарки для царя, и только после этого пошёл за мной.

Поздоровавшись с Бенермерутом, он присел за мой стол, хотя вначале порывался опуститься на колени прямо на полу. Мы дождались, когда нам соберут еду, и только после этого начали неспешную беседу.

– Рассказывай, – предложил я ему первый, – как дела в поместье? Как наложницы?

– Мой царь, – он осторожно отпил вина из кубка следом за мной, – всё просто отлично! От твоего величества за эти месяцы прибыло столько ценностей и золота, что я распорядился начать строительство дома побольше, чтобы по прибытии твоё величество ждало достойное жилище. Ну и девушек нужно обязательно отделить от всех остальных. Сейчас за них отвечает госпожа Исида.

– Что насчёт бараков? – поинтересовался я, отрывая от гусиной тушки лапу и вгрызаясь в неё, – я писал тебе и велел строить трёхэтажные однотипные здания по моим рисункам.

– Как мой царь и просил, их я велел построить с наивысшим приоритетом, – кивнул он, сам накалывая на собственную золотую вилку кусочек мяса, – раненые, которые прибывали к нам с караванами, сейчас там содержатся в первых построенных бараках. Ещё сто остальных огромных длинных домов по проекту твоего величества строятся позади дома и будут готовы для заселения.

– Отлично, молодец, Рехмир, – порадовался я, что он правильно расставил приоритеты, – кстати насчёт дома, а на тебя не выходили фиванские семьи? Они обещали мне построить дворец за свои средства.

– Нет, мой царь, – покачал он головой, – нас посещают только поставщики и купцы, из тех, у кого я закупаю необходимые вещи. Никто не предлагал мне другую помощь.

– Странно, – удивился я, поскольку говорил об этом тем представителям, с кем заключил контакт на поставку рабов, – ладно, вернётся Небуави, узнаем подробности.

– Что же насчёт наложниц твоего величества, – тут он смутился, – то мне пришлось нанять десять служанок, обученных служить в таких местах, иначе среди девушек часто возникали ссоры и даже драки за то, чьё внимание получит первым мой царь при возвращении.

– Как дела у Хумай? – с гулким стуком в сердце спросил я.

Рехмир спросил у меня:

– Можно я прикажу принести подарки от наложниц для твоего величества?

– Да, давай, – помахал я рукой, свободной от кубка.

Одна команда, и вскоре его помощники показывали мне тонко сотканные одеяния для меня, а также набедренные повязки.

– Всё создано руками женщин моего царя, – с улыбкой сказал Рехмир, отпуская помощников, чтобы мы снова остались одни. Он достал из сундука красиво вышитый льняной шарф и протянул его мне.

– Это просила передать твоему величеству Хумай, сказала, что слышала от царя такую просьбу.

Я точно помнил, что о таком ей говорил, поэтому, освободив руки, с улыбкой принял его, прижав к щеке. Знакомый чуть слабый запах мгновенно напомнил мне о возлюбленной. С сожалением отняв от себя, я вернул его Рехмиру, который аккуратно положил шарф обратно в сундук.

– Спасибо, Рехмир, к сожалению, у меня тоже для тебя есть подарки, – я решил не откладывать в долгий ящик то, ради чего его сюда позвал.

– К сожалению, мой царь? – мгновенно насторожился он.

– Да, мои полководцы предали меня, – кивнул я, – польстившись на уговоры царя Хатшепсут, которая дала их родам землю. Я остался один, поэтому мне нужна твоя помощь.

– Мой царь, но я же не военный и никогда им не был, – у него затряслась нижняя губа, поскольку парень быстро сообразил, чем ему грозят подобные новости.

Я молча встал из-за стола, свистнул Бенермерута, и тот, сходив в дальний угол комнаты, принёс мне две вещи, протянув сначала первую. Взяв пояс центуриона в руки, я сказал, обращаясь к Рехмиру:

– Встань.

Он, обречённо и жалостливо на меня посмотрев, нехотя поднялся и подошёл ближе. Надев на него пояс, я застегнул его и затем, приняв от Бенермерут жезл, который ранее принадлежал Иамунеджеху, вручил его Рехмиру.

– Теперь ты в армии, сынок, – не мог я не сказать сакральные слова и расшифровал их на египетском, поскольку глаза у Рехмира снова стали наполнятся слезами, но совершенно по другой причине, не как при нашей долгожданной сегодняшней встрече.

Глава 4

– Не бойся, в бой тебя никто не пошлёт, ты будешь заниматься почти тем же, чем и сейчас, обеспечением войска провиантом, водой и снаряжением, – успокоил его я, – есть несколько помощников, купцов, но можешь и сам привлекать себе столько людей, сколько потребуется. Эти два символа власти.

Я показал рукой на пояс и жезл.

– Дают тебе все полномочия. Если хоть кто-то хотя бы пикнет недовольно в твою сторону, приходи ко мне, я разберусь.

– Да, мой царь, – обречённо попытался он упасть на колени передо мной.

– Эти атрибуты также позволяют тебе в моём присутствии не кланяться, а просто склонять голову, – поднял я его с колен, – ознакомься с приказами по войску. Ушедшие с военачальниками писцы оставили их все у Небсения. Кстати, ещё одна твоя обязанность – нужно найти нам достойных писцов, которым можно верить. Лучше всего из знакомых лично тебе или твоему дяде.

– Слушаюсь, мой царь, – наклонил он голову.