А Устинов снова посмотрел на меня. Он тоже заметил, в чём дело, он же опытный и матёрый опер. Просто он хотел понять, замечу ли я это сам или нет.

Ведь для него важно, как и для Якута, чтобы я, молодой, научился их работе.

Вот я и научился.

– Он не упал, – объявил я. – Его убили, ударив тупым предметом по затылку, и сбросили в канаву. Всё же на виду.

Следачка и остальные повернулись ко мне, ожидая пояснений.

Глава 5

Первым нарушил молчание судмедэксперт. Яков Ручка очень внимательно на меня посмотрел, хотя обычно он игнорировал всех сотрудников младше капитана. Но такого Ручка стерпеть не смог.

– Да ты же ещё стажёр, – произнёс он, щуря глаза. – Откуда знаешь? Это вас так в школе милиции обучают? Смотри, стажёр, смотри внимательно! Видишь, что у него с затылком? Это травма от падения!

Каждый норовил назвать молодого сотрудника стажёром, хотя после школы милиции я лейтенантские погоны получил еще в августе.

– Осмотрите травмы поближе, Яков Вениаминович, – твёрдо сказал я. – Поймёте, что это от удара, а не от падения. От падения травма выглядела бы иначе.

– А ты-то где насмотрелся? – нервно выкрикнул тот. – А я вот…

– Яха-то у нас спец в этом, – Устинов обнял его за плечи своей ручищей, потом с силой прижал к себе сбоку, наклонил и начал водить костяшкой пальца по макушке. – Яха-то у нас большой спец по травмам. Что скажешь, Яха? А, Яха? А у тебя тут лысина? Стареешь уже.

– Уйди нахрен, Устинов! Отвали!

Ручка с трудом вырвался и отряхнул свою куртку, враждебно глядя на нас всех.

– А где тогда кровь? – он подошёл ближе, обдав меня волной перегара. – Если его стукнули по кумполу, на полу должна быть кровь. А он упал вниз, башкой ударился и…

– Да, – следачка Ирина поглядела на собаку, потом в бетонную канаву. – Вопрос верный. Павел, если у вас есть какие-то обоснования для такого…

Я всё пытался вспомнить что-то про неё. В то время у нас, если женщина и занимала должность следователя, то обязательно крепкая бабища с мощной голосиной, которая и сама смогла бы заломать преступника. А вот эта хрупкая девочка, которая ещё и всем говорила «вы», словно бы была не на своём месте.

А, точно! У неё же дед – из областной прокуратуры, устроил сюда на первое время. А девочка действительно работает, что необычно, чаще такие не пачкают руки или обувь. Ладно, потом повспоминаю о ней что-нибудь ещё.

– Если он упал и стукнулся затылком, то почему лежит лицом вниз? – спросил я.

– Мог перевернуться, – заявил Ручка. – Если умер не сразу, то ворочался, мог попробовать встать.

– С таким-то повреждением?

Раздался щелчок, это криминалист Кирилл начал снимать место происшествия. Начальство депо тем временем отошло подальше, обсуждая свои дела.

Я тоже ненадолго отошёл, чтобы усадить Сан Саныча на чистое место, а то живёт он у меня в квартире, этот мазут с его лап счищать придётся долго. Пёс послушно сел в стороне на плитке и уставился на меня.

– И тогда почему спина, – я, вернувшись к канаве, показал вниз, – чистая? Спецовка-то забрызгана мазутом, но не пропиталась им, как штаны. А если бы он плюхнулся туда спиной, в потом перевернулся, всё было бы чёрным. И волосы, я их вижу, они рыжие. В мазуте и масле бы всё почернело сразу.

– Он мог ё***ся башкой об рельс! – спорил Ручка. – А потом упасть.

– Тогда где кровь? – спросил я. – Рельс чистый, остались бы капли или того хлеще – фрагменты. Если только их не подтерли тряпкой.

– Ну, если он был таким пьяным, как ты, Яха, – пробасил Устинов и снова полез к Ручке обниматься, – то врезался бы и об рельс, и об тепловоз, и прямо между колёс бы упал вниз. Если бы тепловоз тут стоял ночью. Да же, Пашка?

Ах, вот же ты, Василий Иваныч, хитрюга. Вроде и шутит, а как внимательно он всё осмотрел. Очень грамотный совет, хотя он его и дал полунамёком, которого молодой я даже бы и не понял.

Я бы и сам спросил про это, только попозже, но раз Устинов намекает сейчас, надо развить тему.

– Стоял ли здесь ночью локомотив? – я повернулся к начальникам. – На этом пути?

– Откуда? – начальник почесал затылок. – Ночью другую машину к выдаче готовили, приёмщик утром на неё пришёл. У нас людей в ночную смену мало, ходовики работают днём. Полная смена техосмотра работает в ночь, но они в другом корпусе. Так что тут тепловозам ночью делать было нечего.

– Мог вообще-то прогрев поставить, – мастер задумался. – С поездки лайба какая-нибудь пришла, её могли загнать в корпус, чтобы не мешала манёврам. Потом на техосмотр могли увезти.

– Что за прогрев? – спросил я.

– Ну этот, цех прогрева локомотивов, – пояснил он. – Они маневровые работы по депо делают, с места на места тепловозы гоняют. Могу диспетчера спросить, он ещё с ночи не ушёл, его в курс ставят, что куда едет. Или к ним самим сгонять, у них в журнале записано.

– Сгоняй лучше к ним, Саня, – приказал начальник, отходя в сторонку. – Потом скажешь.

Мастер Саня помчался куда-то по цеху в сторону ворот, начальник принялся изучать пиликнувший у него в кармане пейджер, а следователь Ирина насела на Ручку.

– Спускайтесь уже, – настаивала она. – Нужно всё осмотреть.

– Яха, ты вон там спустись, – Устинов показал рукой на лестницу в том конце ямы. – По этим доскам пройдёшь. А я тебе буду за ручку держать, чтобы ты не упал. За ручку, понял, да? Ха! А то ты и по ровному месту пройти не сможешь, сразу свалишься.

– И кто меня держать будет? Ты?

– А ты мне не веришь? – Василий Иваныч заулыбался.

– Тебе – нет! – отрезал Ручка.

Но его всё-таки смогли загнать в яму, и Устинов повёл его сверху, и вправду держа за руку, чтобы пьяный не грохнулся в жижу. Но по пути Устинов сам обо что-то споткнулся.

– А это чё такое? – он отодвинул ногой тяжеленную деталь. – Чего они у вас повсюду валяются?

– Ходовики подготовили, – начальник депо отвлёкся от пейджера. – Это тормозные колодки, менять надо. Старые тут же валяются, пока не выбросили.

– А старые куда девают обычно? Или здесь так и лежат?

– Уносят, в кучу, – начальник показал рукой куда-то на улицу. – Ну, то есть, в конце смены в кучу, потом увозят раз в месяц.

Я присмотрелся к этой детали. Чугунная, тяжёлая, килограмм десять-пятнадцать. Такой точно можно проломить черепушку. Но это новая, ещё не стёртая, рифление на внутренней части было хорошо видно. А есть и уже стёртые с одной стороны, отполированные чуть ли не в зеркало. Значит, именно этим местом колодка прижимается к ободу колеса.

Два перемазанных мужика, идущих рядом с другой ямой, как раз несли по две таких, закреплённые на толстой стальной проволоке.

Такой штуковиной убили мужика или нет? Пока неизвестно.

– Вот у них так же, как у нас, – сказал один мужик другому, наблюдая за попытками Ручки спуститься и пройти к телу. – Один работает, семь начальников за ним смотрят.

– В натуре, так и есть.

– Стоял! – в этот момент закричал мастер, едва показавшись снова у нас на глазах. – Стоял двухсекционный, с часу ночи до семи утра, потом на техосмотр уехал.

– Значит, просто так упасть между колёс покойный не мог, – заключил я. – Он стоял или проходил здесь, а кто-то подошёл к нему со спины и ударил. Но никто этого не видел, потому что их от входа закрывал тепловоз. После этого убийца скинул тело вниз и ушёл. Не мог же убитый сам упасть, если яма была занята, не так-то это просто, места мало.

– Можем провести следственный эксперимент, – Устинов выпрямился и потёр спину. – Вот Ручка пройдёт мимо тепловоза, упадёт спьяну, а сможет ли он между колёс просочиться и вниз упасть или нет? Я вот думаю, Ручка способен на всё.

– Ты давай держи меня! – судмедэксперт балансировал на обломке паллеты. – Устинов! Держи! Падаю!

Наконец, с большим трудом, Ручку довели до тела, и тот, брезгливо поморщившись, склонился над ним, чтобы провести первичный осмотр.

– Значит, – Ирина подошла ко мне ближе, и вид у неё был неуверенный, в отличие от прожжённых городских следователей прокуратуры, – ваши наблюдения подтверждаются, Павел. Но всё же, если это убийство, то надо принять меры…

– Как обычно, – быстро сказал я. – Осмотр места происшествия и опрос свидетелей и знакомых, поиск орудия убийства, – я повернулся к мастеру и спросил: – С ночной смены уже все ушли?

– Ну, слесаря с бригадирами ушли, мастера тоже, время-то уже почти обед, – тот вытер руку о штаны и почесал затылок. – Диспетчер только сидит, он с нарядчицами разбирается, чтобы…

– Но если погибший – ходовик, – я встал на краю ямы. – И в ночь они не работают, то его коллеги сегодня пришли в дневную смену, да?

– Их две смены, ходовиков-то, два через два работают, сегодня другие пришли. Но они всё равно все друг друга знают, могут рассказать. Позвать бригадира?

– Осторожно, – тем временем сказал Устинов, опираясь на рельс. – Не упади, Яха. Я там проволоку видел, давай тебе воротник на неё примотаем, и я тебя, как Пашка свою собаку, держать буду, так сказать, на поводке.

– Иди ты уже! – голос Ручки был теперь вполне себе трезвый. – Никакой жизни от тебя нету. Лучше бы Якут пришёл, с ним так работать легко. Посвети! Темно, как у негра в жопе.

– А ты чё, Яха, там был? – Василий Иваныч засмеялся.

– Да хватит уже! Не мешай.

Опрос – дело хорошее, но работающих сегодня слесарей этой ночью здесь быть не должно было. Плохо, что видеонаблюдение сейчас совсем не развито, камеры стояли разве что в банках, и то, там всё пишется на плёнку. Лет через двадцать, когда камеры в депо будут на каждом шагу, мы бы уже через четверть часа поняли, что случилось.

Придётся по старинке. Если это бытовуха, то хлопнуть этого мужика могли знакомые, ну или они могут указать на того, кто это сделал. Но сначала надо присмотреться ко всему повнимательнее. По горячим следам вряд ли удастся всё распутать, хотя кто знает, вдруг он ночью пил с кем-то из тех, кто сегодня работает?

В грязи на полу, на каменной плитке и на металлических решётках, куда должна утекать жижа, вообще почти не было видно следов. Фонарик у меня с собой был, но совсем тусклый, надо бы раздобыть получше. Вроде бы тут что-то тащили, но я не мог сказать наверняка, могли и какую-то деталь перетаскивать, в депо же всё тяжёлое. Внизу видно ещё хуже, темно и слишком много грязи. В канавах должен быть работающий слив, но сейчас это никого не заботило, поэтому они явно забились и не прочищались.

Ручка принялся за работу, называя характер нанесённых травм. И тут я не удивился, заметив, что его голос стал увереннее, брезгливость и пьяные интонации куда-то ушли, всё-таки пожилой судмедэксперт тоже был профессионалом.

А криминалист всё фиксировал на плёнку неподалёку от меня, ему спускаться было необязательно.

– Кирилл, – позвал его я и посветил маленьким китайским фонариком на рельс. – Сфоткай это пятно, это ведь не мазут.

– Краска, может? – тот пожал плечами, но согнулся и направил объектив на пятно.

– Нет, – я достал платок и приложил. – Фиксируй, Кирюха, это оно, я тебе говорю.

Учитывая, что тогда мы с ним приятелями ещё не были, этот свойский тон его удивил, но снимок Кирилл сделал так, как я просил.

Я присмотрелся к следу на белом клетчатом платке. Видел я такое столько раз, что меня не обмануть. Кровь, пусть старая, запёкшаяся, но это точно кровь. Посмотрел ещё раз на эксперта, потом на остальных. Заметил пристальный взгляд Устинова, потом одобрительный кивок. Я даже не удивлюсь, если он это пятнышко увидел раньше, но до поры до времени помалкивал.

– А там чё? – Василий Иваныч показал вниз и направил фонарь к ногам погибшего. – Яха, не вижу. Он что, в кроссовках?

– Ага, – послышалось снизу.

– Значит, успел сменить обувь, чтобы уйти домой, но почему-то остался в рабочей куртке и штанах, – похмыкал Устинов.