«Ля фам такую я давно… шерше бы,

Как может только истинный поэт!»

Проснулась я уже под утро. Солнца не было, но и темнота ночи развеялась, уступая место какому-то хмурому рассвету.

– Неужели здесь нет солнца? – спросила я у серого неба, разбитого трещинами тёмных ветвей, словно старое зеркало.

– А ты его не видишь? – вопросом на вопрос ответили мне с высоты.

Не узнай я вовремя голос Базиля, с визгом вскочила бы на ноги от страха, а так просто улыбнулась в ответ. Оборотень, видимо, забыв, что он уже не выглядит, как кот, не рассчитав собственного веса, рухнул вниз с обломившейся под ним сухой ветки, мягко и пружинисто приземлившись на ноги подле меня.

– Нет, – честно призналась я.

– Ещё один факт в пользу того, что ты жива и прошла сюда во плоти, – констатировал Мурный Лохмач.

– Солнце в потустороннем мире видят только мёртвые, – любезно пояснил мне Карломан, тоже возникая рядом и галантно протягивая костлявую длань, чтобы помочь мне встать.

– Оно кровавое, и в его свете всё обретает совершенно иной вид, – добавил он, когда я поднялась с земли. – Ярче, чем при жизни, и как-то драматичнее, что ли.

– Уходить отсюда надо! – пробормотал в это время Базиль, то и дело озираясь по сторонам. – Место перехода отследить могут, потом хлопот не оберёшься! Да и к Марии пора: наше время близится, я год назад место на сегодня в очереди едва выбил, потом трудно будет снова записаться.

Я усмехнулась, подумав о том, что запись к гадалке здесь прямо как к хорошему мастеру по маникюру: не пробиться. Мне и самой очень хотелось поговорить с Ленорман, чья слава до сих пор будоражила многие сердца. Может, она объяснит мне, что происходит?

– А где обитает гадалка? – спросила я, пока мы бодро шли по каким-то извилистым тропкам среди целого леса сухих деревьев.

– Там же где и раньше: на улице де Турнон в Париже, только по ту сторону, – тихо произнёс Базиль, у меня за спиной.

Оборотень-интеллигент в сорок пятом колене вызвался защищать мой тыл от возможных нападений, а Карломан шёл впереди, указывая путь.

– А мы сейчас где-то в окрестностях города? – спросила я, озадаченно разглядывая сухие стволы, загадочно и жутко поскрипывавшие от порывов ветра, и каждый скрип, как мне казалось, напоминал чьё-то кряхтение или стон.

– Мы в Дубовнике, шер ами! – весело промурлыкал Базиль. – Сюда после смерти определяют всех, кто по жизни был туп, как дерево.

– Не слушайте его, мадемуазель Кельвина! – не оборачиваясь, прервал мои размышления Карломан. – А ты, Базиль, прекрати так шутить! Это просто Дубороща. Говорят, дубы способны прорастать сразу в два мира – мир живых и мир мёртвых, поэтому и живут так долго.

Тропинка привела нас на опушку леса, неподалеку от которой виднелись крыши какого-то селения.

– Я пойду прикуплю нужных вещиц, а вам лучше тут подождать! – сказал Базиль, втягивая носом дразнящие запахи еды и жилья.

Потом он внимательно взглянул на нас с Карломаном ещё раз и добавил, неожиданно передумав:

– Нет, лучше пойдём все вместе, только я попрошу Его Высочество снять корону, а тебе, шер ами… – Он задумался, взглянув на меня с бесстыдством оценщика.– тебе мы сделаем вот что!

Базиль покопался в карманах своего жакета и быстро, как фокусник, выудил чёрную бандану с изображением черепа и костей:

– У одного утоплого корсара выменял! – с гордостью объявил он, деловито завязывая её так, чтобы начисто скрыть мои розовые волосы и эльфийские уши. – И вот ещё что! – Оборотень измазал мои щёки чем-то вроде сажи, будто нанося боевую раскраску индейца, остался очень доволен своей работой, вразвалку пошёл впереди

– Зачем это? – спросила я, думая о том, что теперь похожа на Золушку, с горя сбежавшую от своего суженого на пиратский галеон.

– Видок у вас с Карломаном очень уж приметный, в глаза бросается. Разговоры пойдут, а нам огласка совсем не нужна сейчас! – пояснил Базиль, переходя на заговорщический шёпот.

Так мы и вошли в селение. Кучка деревянных домишек, харчевня и «блошиный рынок» – всё вокруг буквально кишело странными обитателями, в нестройные ряды которых влились и мы. Справедливости ради стоило отметить, что если бы не бандана, которую дал мне Базиль, я бы, наверное, точно привлекла всеобщее внимание, а так на меня почти никто даже и не взглянул.

Мы с Карломаном, словно две бабки на завалинке, уселись на бревно, валявшееся без дела под пожухлыми кустами сирени, а Базиль вальяжно расхаживал по рынку. Я молча глазела на проходивших мимо полупрозрачных дам с кровавыми отметинами на шее, рыцарей в ржавых доспехах с торчащими из груди мечами, бесформенные сгустки, из глубины которых временами вспыхивали два горящих глаза, тёмные тени, чьи очертания казались смутно знакомыми, и думала о том, что может покупать Базиль в таком месте.

– Знаменитый на весь потусторонний мир ЧёРыЗаДу! – сказал Карломан, кивнув на ряды торговцев и покупателей.

– Что-что?! – удивилась я, поразившись такому вычурному названию.

– Чёрный Рынок Затеряных Душ, – расшифровал эту мудрёную аббревиатуру принц Без Коня, – Здесь можно купить всё – от рабов до предсмертных вздохов и даже вещей из мира живых!

Тем временем Базиль, торгуясь с каким-то тщедушным призраком, виртуозно стянул что-то с прилавка и сунул в карман мохнатого жакета. Интеллигент! Было видно, что оборотень чувствует себя здесь, как рыба в воде, или, вернее, как… кот в марте. Он уже возвращался к нам, с лёгкой улыбкой кланяясь кому-то из знакомых, когда земля вокруг начала трястись, а воздух потемнел.

– Что случилось?! – испуганно воскликнула я, схватив Карломана за костлявое запястье.

– Бирчие! – мрачно пробормотал Его Высочество, сопровождая эту фразу каким-то мудрёным оборотом на французском, который я приняла за изысканное ругательство. – Это те, кто собирает плату за пребывание здесь, чтобы передать Хозяину. Сейчас не сезон, но, видно, правила изменились.

– Что нам делать? – Я озадаченно смотрела, как из разверзшейся земли выезжает тройка мрачного вида громил из огня и пепла верхом на костяных конях, перед которыми раболепно падает на колени вся рыночная площадь.

– Мы не можем бросить Базиля! – решительно сказал Карломан. –Поэтому пока подождём, может быть, ему удастся от них отделаться, а если понадобится, я буду драться!

Вид у него был воинственный и забавный: голые рёбра вздымались в праведном порыве, а глазницы сверкали опасным огнём. В этот момент я впервые подумала о том, как он выглядел при жизни. Вот бы узнать! Хотя зачем мне это? Громилы, разъехавшись в разные стороны, приступили к процессу сбора дани. Тоже мне татаро-монгольское иго тут устроили! Все послушно расплачивались, а один из бирчих быстро приближался к Базилю, который, с самым невинным видом улепётывал без оглядки.

– Кого я вижу! – прорычала конная туча огня и пепла, преградив оборотню путь. – Интеллигент в сорок пятом колене, он же Мурный Лохмач, он же Базиль! Куда так спешим?!

– О, пардон, месье! – рассыпался в извинениях Базиль, сделав вид, что только сейчас заметил бирчего. – Как поживаете?

– Ты уже добрую сотню лет отлыниваешь от оплаты! За тобой тысяча биений сердца накопилась! Или две тысячи дыханий! – прогремел всадник. – Снова в тюрьму захотел?!

– Да что вы, что вы?! – Базиль захлопал честными жёлтыми глазами, в которых от страха слегка расширились зрачки. – Это случайность! Я же преданный слуга Хозяина, век шерсти не видать! Вот и оплату припас.

Он неожиданно вынул из кармана… Я не поверила своим глазам, чуть не прыснув со смеху, когда рассмотрела, что это было! В руке он держал слегка помятую распечатку электрокардиограммы, зубцы на которой явно свидетельствовали о мерцательной аритмии её владельца. Не знаю, насчитывалась ли там тысяча биений, но поступок был явно неожиданный и оригинальный. Бирчий, погасив на время свой страшный огонь на поверхности могучей руки, принялся под разными углами разглядывать смятый листок, а Базиль со скоростью спринтера на финише рванул к нам с криком:

– Уходим-мау!

Пока мы бежали до леса, у меня в голове шумели смешные стишки, написанные кем-то из моих знакомых:

«Был я, как положено,  поддат,

Врал про «манифик» и прочий «алес»

И пытался выдать за мандат

Прошлогодней давности анализ»

А за нами в это время, пыхая огнём и пеплом, мчались бирчие Хозяина потустороннего Парижа.

– Как их остановить?! – закричала я, чувствуя, что долго поддерживать бешеный темп, заданный оборотнем, не смогу даже с помощью почти тащившего меня на себе Карломана.

– Слезами! – на бегу ответил Базиль. – Здесь это редкость! Особенно ценятся слёзы обречённых на смерть. Одна капля стоит целых пятьсот дыханий! Правда, эти слёзы должны быть вылиты прямо на бирчих.

– А сейчас у тебя этот дефицит с собой? – спросила я, потому что мне в голову от страха и быстрого бега пришла гениальная идея.

– Ну, допустим… И что? – спросил Базиль, с интересом покосившись на меня.

– Я знаю, что делать! При условии, что Его Высочество подарит мне часть листов из своей тетради! – крикнула я.

– Конечно, мадемуазель! – с готовностью ответил Карломан.

– Ладно, – сказал Базиль, останавливаясь, – Мне всё равно нужно некоторое время, чтобы создать переход в город. Если не получится, бегите в лес. Кажется, бирчим нужен только я, вас могут и отпустить.

С этими словами он принялся вытряхивать их карманов накопленные ранее и добытые сегодня на ЧёРыЗаДу трофеи. Наконец, на землю выпала небольшая бутылка, до половины заполненная прозрачной искристой жидкостью.

– Не бойся, обречённых я не трогал, – сказал Базиль. – В этом сосуде результат моей депрессии. Как говорят у вас: «Что кот наплакал». Я приторговываю этим, выдавая за дефицитный товар – монетизирую дурное настроение, так сказать.

Он протянул мне бутылку, предварительно вынув зубами крепко притёртую пробку, и продолжил рыться в своих трофеях, собираясь создать нечто непонятное и, наверно, волшебное. Моя задача была гораздо проще. На глазах изумлённого Карломана, не пожалевшего листов со своими стихами, я приступила к изготовлению бомбочек из бумаги. Искусством изготовления этих нехитрых приспособлений я овладела классе в пятом, применяя их против группировки задиристых мальчишек, а опыт, как говорится, не пропьёшь.

Мы быстро наполнили бумажные тары слезами из бутылки, собираясь закидать этим наших преследователей. Карломан оказался просто прирождённым метателем, метко подбивая бирчих, как вражеские танки, я же довольствовалась ролью помощника, подающего «боеприпасы». От соприкосновения со слезами, брызгавшими из разорвавшихся бумажных бомб, наши преследователи на некоторое время теряли скорость и гасли, демонстрируя уродливые мрачные физиономии, прятавшиеся в языках пламени, но полностью остановить эти огнедышащие громады не удавалось.

– Переход готов! – крикнул Базиль, когда мы истратили все приготовленные «боеприпасы».

Я оглянулась, чтобы увидеть, что же он сотворил, и была очень удивлена, потому что наш Мурный Лохмач смастерил несколько мелких стожков сена, расположенных в виде круга, и приглашал нас встать в этот круг. Мы с Карломаном мгновенно оказались внутри, а Базиль изящным жестом насыпал из потёртого кисета (именно его он стянул с прилавка на рынке) в открытую ладонь какой-то порошок и сдул его прямо в пылающие морды приближавшихся бирчих, с нахальной улыбкой прошептав им французское прощальное «Адью».

Через мгновение мы уже скользили по призрачным мёртвым водам какой-то реки, берега которой, заключённые в гранит, имели подозрительно знакомые очертания.

– Это же Лувр! – воскликнула я, наконец, увидев, на правом берегу величественные своды дворца, где жили короли Франции. – И река Сена!