– Шарман! – гулким басом произнёс сидевший во главе стола крупный коренастый мужчина в кожаной жилетке, небрежно надетой на голое волосатое тело, что делало его похожим на разбойника с большой дороги.

Я уже хотела поблагодарить его за комплимент, решив, что это адресовано мне (платье, и правда, было красивое, да и я сама – ничего!), но к счастью не успела, потому что мой неожиданный собеседник продолжил:

– Так меня зовут друзья заведения!

– Кельвина! – представилась тогда я в ответ.

– Да что ж вы такую приятную мадемуазель в дверях держите, грубияны?! – звонко прозвучало из темноты, скопившейся в углу.

Через мгновение оттуда воспарило нечто покрытое большим тонким покрывалом – точь-в-точь привидение из мультфильма про Карлсона, «дикое, но симпатишное». Приблизившись ко мне, «привидение» приоткрыло покрывало, продемонстрировав весёлую щекастую физиономию пышной дамы неопределённого возраста.

– Пойдёмте, дорогая! – сказала дама, протягивая мне пухлую прозрачную руку, похожую на кучевое облачко. – Я – жена этого неотёсанного типа, из-за которого все зовут меня Шарманкой.

– Хотя по-настоящему моё имя Жюли! – прошептала она мне на ухо.

Меня живо усадили за стол между нахально развалившимся на стуле Базилем и Карломаном, кажется, чувствовавшим себя не в своей тарелке.Кроме нас за столом было ещё много самых разномастных гостей, таращивших на нас уцелевшие глаза. У меня было чувство, что я попала в воровскую малину, как Володя Шарапов из фильма «Место встречи изменить нельзя», и Базиль вот-вот задушевно затянет любимую всеми «мурку».

– Говоришь, надёжные люди? – проворчал Шарман, недоверчиво покосившись на меня и костлявого наследника династии Каролингов.

– Клянусь своим хвостом! – авторитетно заявил Базиль. – Ненадёжных бы дверь не пропустила, да и до таверны они бы не дошли.

– У нас тут в парке уже штук тридцать ненадёжных болтается, выход найти не могут! – добавила Жюли, поставив на стол тарелку с круассанами.

– И то верно, – задумчиво сказал Шарман. – Хотя, может быть, некроманты придумали какую-то новую хитрость. Вот вернётся наш алхимик, всё проверим!

После ужина, в ходе которого я пила только из оборотного кубка и ела из неиссякаемой чаши, Жюли проводила меня в уютную комнатку наверху, где уже была готова мягкая постель. Там я и уснула, едва коснувшись головой подушки. Мне снилось, будто я подошла к зеркалу, из которого на меня, оторвав от бледных холодных глаз разноцветное пенсне, смотрел статный черноволосый мужчина, одетый в мрачном, но изумительно элегантном викторианском стиле. Его пронзительный взгляд пробирал меня до костей, а потом тёмные узкие губы незнакомца расцвели в ослепительной дьявольской улыбке.

ГЛАВА III. «Ик» и «манифик»

Это был Люрор де Куку! Я недовольно взглянула на него исподлобья. Ишь, скалится! Проклинатель невмирущий! Весело ему!

– Ма флёр! – неожиданно горячо, с характерным раскатистым «р» и эффектным придыханием прошептал Заправила тринадцатого сектора, протягивая руку из зазеркалья, и я увидела, как по стене ползёт её длинная тень.

Чего это он?! Точно, «куку»! Наверно, все эти некроманты чокнутые! Ну, кроме меня, конечно, хотя, если так пойдёт и дальше, я за себя не ручаюсь. Французские слова, как по команде, вылетели у меня из головы. «Флёр, флёр… Как это перевести?» – напряжённо подумала я, и в следующее мгновение перенеслась в незнакомый зал, где стояли большие вазоны, полные прекрасных замерших цветов, словно высушенных в миг своего благоухания. Всё вокруг заполнял приглушенный аромат, будто всё ещё хранивший в себе отголосок их прерванных жизней, и тот, кто смотрел на меня из зазеркалья, тоже был там, изящным жестом сжимая живую розовую розу в сильных и жёстких пальцах, унизанных дорогими перстнями.

У меня возникло страшное ощущение скованности, будто меня, как этот цветок, тоже кто-то сдавил в жёстких тисках, из которых нельзя было вырваться. Затем некромант медленно, растягивая удовольствие, вдохнул аромат жизни, струящийся с благоухающих лепестков, и роза мгновенно иссохла в его руке, а затем была аккуратно поставлена в вазон. Испугаться я не успела, меня спас тихий встревоженный голос Карломана.

– Эжени! – окликнул он меня.

Я вскочила с постели, едва не ударившись лбом о гладкий череп Его Высочества, склонившегося надо мной.

– Вы кричали во сне, и я позволил себе войти, – робко сказал Карломан, отпрянув.

– Так это всё-таки был сон! – пробормотала я, радостно переведя дух.

– Позвольте узнать, что вам снилось? – осторожно поинтересовался Его Высочество.

– Да ужас этот кукушачий, чтоб ему икать три дня и три ночи! – проворчала я, и перед глазами снова возникла дьявольская улыбка некроманта. – И главное – всё было так реально! Из зеркала смотрел на меня… И вообще, от него даже розы сохнут!

– Вы с ним связаны, – сказал Карломан, – Поэтому, возможно, способны видеть общие сны. Мы с Базилем об этом не подумали, а ведь надо создать защиту.

– Сейчас мне всё равно уже не уснуть, – честно призналась я, улыбаясь.

Лучи лунного света, проникавшие в комнату, превращали своим серебряным касанием все предметы вокруг в сказочные артефакты.

– Тогда давайте поговорим! – предложил принц, осторожно присев на край моей постели, и мне показалось, что он что-то прячет за спиной и не решается мне показать.

– Отличная идея! – согласилась я. – Только предлагаю перейти на «ты», если это не нарушает какой-нибудь придворный этикет.

– О! Конечно! – смущённо отозвался Карломан. – Я безнадёжно старомоден, мадемуазель Эжени, и прошу меня простить.

– Можно вопрос? – спросила я, придвинувшись к нему чуть ближе. – Почему тебя называют Принц Без Коня?

– Потому что это часть проклятия. Когда-то у меня был боевой конь. Я получил его в дар от магов как символ моей победы в каждом бою, – сказал Карломан. – А накануне моего похода против некроманта конь пропал, а с ним и удача.

– А где он сейчас? – продолжала допытываться я (просто сразу вспомнилось предсказание Ленорман о том, что она видит меня на коне).

– Никто не знает! Но я надеюсь найти его, – с грустью ответил Карломан.

Потом он вдруг вскочил с места и отошёл к окну, встав под светопад лунных лучей.

– Эжени! – прошептал он. – У меня есть подарок для тебя!

Я подошла к нему, тоже ступив в серебряный свет. В его лучах моя несуразная длинная кружевная ночная рубашка, каких я никогда не носила в обычной жизни, а тут надела из уважения к хозяйке заведения, выглядела, словно бальный наряд золушки, не хватало только туфелек, зато очень хорошо смотрелся педикюр с мелкими стразами.

– Вот! – сбивчиво начал Карломан. – Я сорвал его для тебя. Конечно, в этом мире живых цветов не найти, но я…всё же…

Он замолчал и преподнёс мне розу с засохшими лепестками, которая выглядела точь-в-точь как та, что была в моём сне. Я вспомнила, что фраза «ма флёр» переводится как «мой цветок», и прикоснулась к потемневшему сухому стеблю, невольно дотронувшись и до пальцев Карломана. В миг, когда наши руки встретились, произошло чудо: роза вдруг расцвела! Лепестки из потемневших и скованных смертью превратились в свежие и благоухающие, стебель стал зелёным и упругим, а потом преобразился и принц.

Вместо скелета, сквозь рёбра которого виднелся пейзаж за окном, передо мной, совсем близко, стоял молодой мужчина с тёмными волосами, рассыпавшимися по крепким плечам, и ошеломлённо смотрел на меня, а рука его была тёплой и живой. Мне хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно, но моя рука дрогнула, и волшебство исчезло, снова вернув прежний облик всему вокруг, только в душе осталось что-то невыразимо светлое и прекрасное.

– Я буду хранить её! – сказала я, прижав засохшую розу к груди.

А Карломан церемонно поклонился мне, прошептав что-то волшебное на певучем французском. Потом мы ещё много говорили о каких-то пустяках, и я всё-таки уснула, но уже без сновидений, а проснулась, когда ко мне в комнату влетела взволнованная Жюли и, весело подмигнув мне, затараторила, переходя на конспиративный шёпот:

– О, дорогая Эжени! Как хорошо, что вы появились у нас! Ведь не с кем же словом перекинуться, одни мужчины кругом, а столько новостей! Я готова выдать вам все самые страшные тайны!

– Сделайте такую милость! – улыбаясь, сказала я, погладив розу, которую мне подарил Карломан.

– Ах! С чего же начать? – радостно залопотала она, сплетая руки в замок, и, закатив глаза, подлетела к потолку. – Свежее веяние моды потустороннего Парижа! Но это может подождать! Вышел новый указ Великого Окочура! А, впрочем, и это тоже потом. Наш алхимик хочет увидеться с вами. Хотя и это не главное! Вы знаете, что слышно о знаменитом некроманте-эстете Люроре де Куку? Это просто потрясающе! Вы не поверите!

– Что же слышно? – спросила я, вспомнив свой недавний сон.

– Говорят, он всё утро икал, как сумасшедший, словно его одновременно вспоминали все проклятые по обе стороны!

Я засмеялась, вспомнив, что в сердцах пожелала этому цветоводу-любителю икать три дня и три ночи. Подействовало? Или просто совпадение?

– У вас шпионы в доме некроманта? – спросила я, когда мне удалось принять серьёзный вид.

– Если бы! – всплеснула пухлыми облачными руками Жюли и упала на пол, словно гигантская капля. – К нему в дом невозможно пробраться!

– Тогда откуда эти сведения? – не отступала я.

Не скрою, мне уже стал интересен Заправила тринадцатого сектора. Было в нём нечто притягательное, как в фильме ужасов, смотреть который страшно, но оторваться невозможно.

– Из газет! – пояснила Жюли и, заметив мой скептический взгляд, добавила: – Не верите? Да они сейчас сами вам скажут!

«Газеты?!» – хотела удивиться я, но не успела, потому что Жюли открыла шкаф, и оттуда хлынула целая стая шелестящих страниц, похожих на диковинных птиц (многие из них даже были сложены в виде самолётиков или журавликов). Они окружили меня шумным, орущим на разные голоса роем, и мне пришлось срочно заткнуть уши, чтобы не свихнуться от их бесперебойного лопотания.

– Тихо! – крикнула я, и вся печатная братия умолкла, послушно зависнув подле меня. – Меня интересует только Люрор де Куку! И не бормочите все разом!

Данные, которые посыпались на меня как из рога изобилия, поразили моё воображение. Во-первых, они были в стихах, поэтому газетное бормотание напоминало литмонтаж агитбригады заштатного сельского клуба. Во-вторых, то, что я узнала, поразило моё воображение. А в-третьих, это преподносилось очень забавно и немного походило на шараду:

«Просится каждый поступок в строку –

Тем знаменит наш Люрор де Куку.

Ходит, как пишет, он – левой ногой,

И зачеркнёт, что не надо, другой…»

Я представила себе эту сказочную походку в совокупности с дьявольской улыбкой некроманта и усмехнулась. Надо же, какие дерзости позволяют этим газетам! Свобода слова просто зашкаливает! Странно. Газеты же продолжали свою речь:

«Третьей ногой (смертный всяк это знает!)

Он элегантно следы заметает».

– Стоп! – крикнула я, замахав руками на шевелящие бумажными крыльями листки. – Какой третьей?! У него, что, три ноги?!

Хотя…Речь, кажется, шла о некромантской трости. Следы, значит, заметает? В моих мыслях трость превратилась в помело, уносящее Заправилу тринадцатого сектора на некромантский шабаш, а повествование тем временем продолжалось:

«Вечно он выбрит, осанист, надушен,

Ценит живые и мёртвые уши,

И в час потехи шалит от души,

Щедро навесив побольше лапши».

«Скажите, пожалуйста! Лапшист надушенный!» – подумала я, хотя в глубине души уже ощущала, что хочу побеседовать с этим некромантом, а газеты продолжали:

«Стар он, но борозду портить не будет,

К порче пригоднее всё-таки люди.