Часть первая

Глава I

Шаарта ар-Шурран ас-Шаккар молилась. Боги указали ей единственный путь, которым следовало идти, но, чтобы пройти его достойно, она должна прочесть хотя бы очистительную молитву; так учил когда-то старый Мошшог, шаман клана, так поступали воины, решившиеся на последний подвиг. Следовало бы, конечно, провести полный обряд, с долгим камланием, с окуриванием дымом священных трав, с ритуальным умерщвлением плоти и освящением клинков, но здесь не было ни шамана, ни сухих трав, собранных в Полночь Двух Лун на склонах Очей Дракона, не было даже глотка воды, так что оставалась лишь молитва. Гарзонг, темный владыка подземелий, не примет душу, отягощенную страхом, мелкими мыслишками и привязанностями к земному; он спалит ее, швырнет в горнило, претворяющее неверные души в божественный мировой огонь, расплавит их; а достойного проводит с честью в свои бесконечные палаты – пировать и ждать нового рождения. Воину следует отринуть телесное, очистить дух – и тогда уже идти последним путем.

Пусть Гарзонга сейчас нет в подземных огненных чертогах – он непременно вернется, вернется и спросит Шаарту: «Достойна ли ты меня? Не стыдится ли тебя твое племя и клан? Где твоя храбрость, твоя твердость, где твои клинки? Пусть они расскажут все о тебе».

Шаарта молилась, стоя на коленях и склонившись лбом к самым камням – что в ее новом теле было не так уж просто сделать. Она изо всех сил старалась не замечать ни своего нового роста, ни грубой черной шкуры, ни когтей. Гигантская подземная каверна, на краю которой застыла орка, погрузилась в полутьму. Пламя дикой магии, выплеснувшееся вовне, успокоилось, опало, переливалось теперь далеко внизу, каменная крышка захлопнулась; лишь оранжевые сполохи перебегали по неровному, почти плоскому своду.

Голос Шаарты, рычащий выговор истинного орка, смешивался с тихим гулом подземного огня.

Закончив, она поднялась, еще раз окинула взглядом бескрайний простор меж пылающим морем и мертвым камнем. Что ж, она готова – готова идти и отвечать перед всеми богами Драконоголовых, которые захотят судить ее. Хозяин на воле, и она очень надеялась, что он жив и здоров, но все ж таки старалась не слишком о нем думать. Почему-то мысли эти резали тоской, будто острым ножом… нет, нет, их земной путь вместе окончен, как и ее собственный.

Пора.

Шаарта легко закинула за спину сверток с Проклятыми клинками, мгновение покачалась на краю огнистой бездны – пламя тихонько бурлило, точно остывающая похлебка, – а потом шагнула за край.

Полета она почти не ощутила.

Пылающая магия приняла ее в свои объятия, в первый миг даже приятные, и сомкнулась над головой. Шаарта не сопротивлялась, погружаясь в жидкий огонь глубже и глубже.

Через несколько мгновений приятное тепло сменилось жаром, а потом – обжигающей болью. «Скоро, – Шаарта изо всех сил стиснула зубы. – Скоро все закончится. Еще чуточку потерпеть…»

Но боль не отпускала. Боль объяла ее, сжала, лишила движения, дыхания; во всем мире не осталось ничего, кроме боли. Огонь пожирал плоть, огонь стал ее руками, глазами, сами кости вспыхнули, сгорая. Шаарта закричала бы в несказанной муке – если бы только могла кричать.

«Если бы я знала, что умирать так больно!..»

Боль терзала неотступно, точно охотничий пес, вцепившийся в добычу; вгрызалась в кости, в мышцы, в голову, хотя Шаарте казалось, что тела у нее уже давно не осталось.

«Неужели так будет вечно?.. Неужели такова воля Гарзонга, его кара недостойной воительнице, запятнавшей-таки свою честь? Что же я наделала!..»

Боль не отступала. Сознание помутилось, мысли уходили, осталось только страдание. И вдруг… Что-то шевельнулось рядом. Кто-то словно погладил несчастную орку, протянул руку, ободрил: все будет хорошо, терпи, дочь Драконоголовых, награда за испытание превысит его стократно.

«Нет! Нет! Я не хочу! Дайте мне умереть!..»

Нечто рядом – то, что показалось измученной орке двумя прозрачными лентами, – обвилось вокруг нее, прижалось плотно, будто защищая, – и боль начала уходить, утихать. Но и ленты эти – они словно впитывались в кожу, которой больше не было, они становились Шаартой, ее новым телом, ее защитой и сутью, и это почему-то испугало ее куда больше пламени.

«Нет! Нет! Оставьте меня!..»

Но она ничем не могла помешать. Не могла ни пошевелиться – нечему было шевелиться, – ни отвернуться, ни оттолкнуть, ни убежать. Только с ужасом ощущать, как тело возвращается к ней – уже другое, новое, не поддающееся магическому огню.

Не ее тело.

«Не бойся, – это были даже не слова, смысл возникал в мозгу словно сам собой. – Открой глаза».

«Кто вы? Что вы? Почему вы мне помогаете?..»

Нет ответа. Догадайся сама, дочь Драконоголовых.

И Шаарта поняла. Это же мечи, Проклятые мечи, клинки богов, которые один раз уже убили ее. Убили, познали и смогли вернуть с самого порога чертогов Гарзонга… Но зачем?..

«Ты освободила нас. Мы защищаем тебя. Как можем».

Ну конечно. А как же крысолюдский божок, которого она все-таки убила, убив перед этим и себя, – теперь она даже не знала, взаправду все то произошло или только в ее голове.

«Он умер. По-настоящему, – сказали Проклятые мечи. – А ты – нет».

«Лучше бы вы дали мне умереть», – с горечью сказала она клинкам, которых тоже больше не было.

И снова – понимание почти как собственная мысль, уже почти что собственная мысль.

«Не бойся. Открой глаза».

Боль отступила – не ушла окончательно, но притупилась, ныла на границе чувств. Шаарта собралась с силами и попыталась разлепить веки. Не с первого раза, но у нее получилось! Наверное, так новорожденный открывает глаза и видит новый, незнакомый мир…

Она увидела золото. Кругом, насколько хватало взгляда, искрилось, играло, переливалось золото – золотая пелена, золотая пена, сам воздух сделался плотным, блестящим, червонно-желтым.

Стоп. Какой воздух? Какое золото? Она же до сих пор плавает в океане дикой магии, сгущенной до предела! Так, значит, это и есть сила? Все это золотое мерцание – и есть магия? А как же дышать?..

Шаарта прислушалась к себе и поняла, что в дыхании она не нуждается. По крайней мере сейчас, пребывая внутри силы. Она попыталась поднять руку – рука поднялась, и это была ее прежняя рука: пять пальцев, бронзовая кожа, ногти, запястье… никаких черных бронированных пластин, никаких когтей. Правда, исчез шрам возле локтя (еще в детстве получила учебным клинком), исчезли мелкие отметины и выболины на пальцах. Рука сделалась новой, точно Шаарта только что народилась на свет. А может, в каком-то смысле так оно и было?

Да и вообще, существовала ли когда-нибудь Шаарта ар-Шурран ас-Шаккар, лучшая воительница клана Темного Коршуна? Не выдумка ли она, не ложная память? Кто докажет?..

Шаарта в панике подняла другую руку, осмотрела ноги, живот, ощупала голову… Тело ее сделалось почти прежним, только лучше, совершеннее. Кажется, даже выше и сильнее, чем прежде. Ни шрамов, ни родинок, ни выступающих жил. Только… что это?..

На шее обнаружилось нечто чуждое. Орка ощупала: металлический ошейник – рабский ошейник, то, чего Публий Маррон с ней не делал и не сделал бы никогда. Но теперь ошейник был, и орка откуда-то знала, что и он – из чистого золота. А еще – он часть ее тела. Странная, незнакомая, но такая же часть, как рука или нога.

«Это тоже вы?» – спросила она, но Проклятые клинки молчали.

И тут орка поняла.

Нет, это не Мечи, спасшие ее, – на свой манер, но спасшие. Это тот, кто властвует в этой каверне, тот великий, кому она совсем недавно собиралась давать последний отчет во всем содеянном.

Он звал ее. Вернее, она теперь знала, что призвана им и должна ему службой. Службой, что превыше всех прежних долгов и обязательств.

Даже превыше долга перед Публием Каэссениусом Марроном.

Боль отпустила совсем. Шаарта некоторое время висела в золотой пустоте, привыкая: теперь она слышала, видела, ощущала куда больше, чем прежде, – а потом одним усилием воли заставила себя поплыть вверх. Золотой плен кончился внезапно, она вынырнула на поверхность и сделала первый обжигающий вдох.

И наконец закричала.

* * *

Скальная расселина, выглядевшая поначалу многообещающе, закончилась тупиком. Публий Маррон едва не зарычал от гнева, когда после долгого спуска из тьмы перед ним проступили каменные завалы: он чувствовал, что идет в верном направлении, чувствовал, что гигантская подземная каверна, полная пылающей магии, где-то близко; земная твердь здесь была совсем тонка.

И вот – завал. А у него ни лопаты, ни кирки, ни самого главного орудия, которым он владел в совершенстве, – магии. Сила по-прежнему оставалась лишь частично упорядоченной, и то не так, как прежде, и Публий даже простейшего светоча зажечь не мог. Хорошо, что некромастер Рико снабдил его факелом и огнивом, а еще небольшим запасом сухарей и фляжкой, в которой плескалась пахнущая снегом вода.

Можно было, конечно, использовать для волшбы собственную кровь. Но после этого Публий вряд ли смог бы подняться и идти дальше…

Нужно было возвращаться и искать иной путь, возможно – через руины Элмириуса, которые лежали за перевалом в изрядном отдалении. Но ведь Шаарта за это время точно погибнет: даже ее новое, полумагическое тело не продержится столько без воды и пищи.

Или все ж таки отправиться в тот самый военный лагерь, куда держал путь Рико? Если это и впрямь Корвус, то там наверняка есть маги, они узнают первого Ворона, они смогут помочь – раз империя явилась сюда, значит у орденских чародеев заклятия по-прежнему работают… Конечно, придется доказывать необходимость взлома каменной толщи, но почти бездонные запасы магической силы кого угодно убедят, здесь Маррон не сомневался.

Он только жалел, что потратил столько времени зря. Но он был уверен, что отыщет проход вниз, особенно после того, как неведомая сила с легкостью взломала каменную крышку каверны…

Маг полез обратно, обдирая о каменные выступы колени и пальцы. Он до такой степени устал, что даже холода почти не чувствовал; долг тащил его вперед, долг и истекающее время. Он вывалился из расселины на воздух, под хмурое утреннее небо – хвала всем богам, тучи скрыли творящееся в небесах непотребство, только бледные розоватые сполохи прокатывались по ним, словно кто-то снаружи водил свечой над гигантским шаром Араллора. Даже предположить трудно, что там происходит, а ведь с этим еще только предстоит разбираться…

Публий глотнул воды и вскарабкался на невысокий скальный гребень – таких гребней по дороге к лагерю нужно преодолеть с десяток, не меньше, и как только Рико добрался туда на своем конструкте?.. Но, едва выпрямившись и взглянув вперед, маг кубарем скатился обратно.

И было отчего. Навстречу ему, ясно различимое в сером пасмурном свете, бежало воинство.

Публию хватило одного взгляда, чтобы оценить, понять и принять невероятное. Впрочем, после Элмириуса, после подземного пламени и некромастера Рико с его немертвыми конструктами могло ли что-нибудь удивлять?..

То были не люди, не орки и не снежные тролли. Не гномы и не кобольды. То были странные, уродливые и пугающие создания наподобие того, которое они с Сальвией препарировали в Дриг Зиггуре. Креатуры Северной Ведьмы, ее конструкты, ее армия. Они бежали не быстро, но ходко, ватагой, иные катились, иные подпрыгивали, и у всех в руках и лапах поблескивало самое разнообразное оружие. Пока – сложенное, опущенное, прижатое к телу, чтоб не мешало в походе, но цель этого похода сразу стала ясна: конструкты шли убивать. Они просто больше ничего не умели.

И даже понятно, куда они направлялись: кроме имперского воинского лагеря (по крайней мере, Публий уже уверил себя, что это именно он) в этих пустынных местах никого больше и не было.

Маг метнулся обратно к расселине, уповая лишь на то, что конструкты не ищейки и навряд ли его почуют. Он забился в щель и едва успел залечь за камнями, как первые конструкты перевалили через гребень.

Публий услышал слитный топот множества ног, множество слишком легких и слишком частых для человека шагов. Спустя несколько ударов сердца через щель между камнями он увидел мелькающие тени: конструкты горохом сыпались с каменного козырька над расселиной и бежали дальше. Однако он зря надеялся, что ищеек среди них нет: одна из тварей что-то учуяла и некоторое время крутилась у подземной щели, пока кто-то не погнал ее вперед грубым окриком.