Это разумный ответ, но меня охватывает ярость оттого, что он знает то, чего не знаю я.

Он продолжает следовать за мной вниз по травянистому склону холма, скользкому от росы. Затем обгоняет и заставляет остановиться.

– Нам надо открыть их, ты так не думаешь? – спрашивает он, подняв свой пластиковый тубус. Я пытаюсь обойти его, но он не отстает. – И посмотреть, что лежит внутри.

Я складываю руки на груди.

– Я не стану открывать тубус здесь. То, что в нем находится, касается только бабушки и меня. Хочешь верь, хочешь не верь, но ты тут ни при чем.

По его лицу пробегает тень, и он протягивает мне письмо.

– Я в этом не уверен.

Я беру письмо и читаю. Чернила потекли, но я все равно могу разобрать слова. Оно короткое, всего несколько строк, которые раздражают меня донельзя.

Дорогой Лео!

Не следует недооценивать инструменты, которые необходимо использовать, чтобы превратить семя в молодое деревце. Для этого требуется больше труда, чем ты бы мог подумать. Только когда познаешь это, ты сможешь двигаться вперед. Когда ты сделаешь это, найди Лили.

Бабушка

Я смотрю на эти слова, не зная, что сказать. Найди Лили. Почему?

– Это загадка, – поясняет Лео. – Иногда, когда я заканчивал работу во дворе и в саду, мы с твоей бабушкой садились играть в шахматы. Еще мы с ней играли в игру «Сфинкс». Каждый раз, встречаясь ней, я приносил загадку, и она тоже. Как только я приходил, мы обменивались ими, и тот, кто разгадывал загадку первым, считался в этот день победителем. Она говорила, что они помогают ей сохранять острый ум.

Я смотрю на него, пораженная печалью в его голосе.

Он сглатывает и опускает взгляд в землю.

– Я поверить не могу, что ее больше нет.

– Я тоже, – отвечаю я.

– Я нашел это в сарае для инструментов, – говорит он с глухим смешком, подняв тубус. – Он стоял за лопатой, которой я пользуюсь чаще всего.

Я оглядываюсь на особняк. Мы отошли достаточно, чтобы нас не могли услышать или увидеть оттуда. Но зато небо все больше светлеет, что совсем меня не радует. Скоро взойдет солнце.

– Я получил его только что. – Лео кивком показывает на письмо. – Оно пришло по почте. И ты тоже недавно получила свое, верно? Так не кажется ли тебе, что бабушка, возможно, хотела, чтобы мы с тобой наткнулись друг на друга?

Я не знаю, что ответить на это. Если его письмо пришло по почте, значит, кто-то отправил его или, по крайней мере, бросил в почтовый ящик. И это не могла быть бабушка, поскольку она умерла более недели назад. Тогда кто же это сделал? С нами что, кто-то играет?

Мне необходимо это выяснить.

Я снимаю крышку со своего пластикового тубуса и переворачиваю его, чтобы содержимое выпало на ладонь. Это бумага, свернутая в трубочку. Я заглядываю в тубус, чтобы удостовериться, что в нем больше ничего нет.

Прежде чем развернуть ее, я непроизвольно смотрю на Лео. Его взгляд прикован к бумаге, с кончиков волнистых прядей – они у него темные, почти до черноты – все еще стекают капли воды. Ресницы у него такие же темные и слиплись. Его мокрая одежда прилипла к телу, а на губах играет легкая улыбка. Для него это игра. А для меня это все.

Я осторожно разворачиваю бумагу. Она больше, чем письмо стандартного размера, немного пожелтела от времени, и две ее стороны имеют неровные зазубренные края, как будто она была разорвана. Мое недоумение возрастает, когда я вижу на ней тщательно прочерченные линии, изображения знакомых зданий и магазинов. И самое главное – огромный участок земли со схематически изображенными вокруг него деревьями, надпись под которым гласит: Роузвуд-Мэнор.

– Это же карта Роузтауна, – ахаю я, водя по линиям указательным пальцем. Улица. Она ведет к церкви Святой Терезы, до которой отсюда недалеко. – Вернее, часть карты.

Из своего тубуса Лео вынимает кусок бумаги, очень похожий на мой, только на нем изображена северо-восточная часть города. Я замечаю знакомые места – «Ледовый зал» и «Кулинарию ДиВинченци», а также полицейский участок.

Уголок рта Лео приподнимается.

– Ты же понимаешь, что это значит, не так ли?

Я снова смотрю на наши куски карты, пытаясь их совместить, но рваные края не совпадают. На его куске изображена северо-восточная часть города, а на моем – юго-западная. Значит, не хватает северо-западной и юго-восточной.

– Есть и другие части, – шепчу я. – Но если это что-то вроде указателя на то, что бабушка оставила нам, разве не должно ли где-то быть место, отмеченное косым крестиком?

Это звучит так глупо, как будто мы в фильме про пиратов. Я чувствую, как вспыхивают щеки, но Лео воспринимает мои слова всерьез.

– Да, это странно. Возможно, есть какая-то отправная точка, о которой мы пока не знаем и которая находится на другом куске карты. Кому еще бабушка могла доверять?

– Я даже не подозревала, что она доверяла тебе. И вообще, почему ты называешь ее бабушкой?

На его лице мелькает выражение обиды. Он не умеет прятать эмоции, никогда не умел, и это еще раз напоминает, как сильно я отличаюсь от других. Я всегда беспокоилась из-за того, как меня воспринимают остальные, а Лео никогда не заботило, что слетает с его языка и какое выражение принимает лицо. Везет же ему.

– Это началось как что-то вроде шутки, понятной только нам двоим, а потом так и прижилось, – отвечает он. – Мы были очень близки.

– Настолько близки, что ты решил не приходить в особняк, чтобы попрощаться с ней? – ледяным тоном спрашиваю я. И, засунув свой кусок карты обратно в тубус, продолжаю идти дальше.

Он открывает рот, пытаясь подыскать слова.

– Я… я не хотел, чтобы так вышло, – говорит он, идя за мной следом. – Я хотел пойти. Просто…

Я щурюсь.

– Тебе помешали семейные обстоятельства?

Он трет затылок. Я еще никогда не видела, чтобы он был так смущен. Обычно в школе все оказывают ему знаки внимания, и ему это нравится. Но сейчас он явно чувствует себя не в своей тарелке.

– Родители знали, что там будет Нонна, поэтому сказали мне сидеть дома, а сами подошли только к концу. У нас в семье сейчас что-то вроде разрыва отношений.

– С Нонной? – изумленно спрашиваю я.

Он медленно кивает. Пожалуй, это похоже на правду, ведь за последний год или около того я ни разу не видела его в кулинарии.

– Но она же самая милая женщина на свете.

– По отношению к тебе.

Я слышу в его тоне горечь, но мы с ним не друзья, так что я не пускаюсь в расспросы. Я пытаюсь свернуть и отойти от него, но он опять преграждает мне путь.

– Нам надо найти людей, у которых находятся остальные куски карты, верно? Как ты думаешь, у кого они могут быть?

Ну конечно. В голове моментально вспыхивает ответ, и у меня вырывается тяжелый вздох. Меня охватывают ужас и раздражение, как всегда, когда я думаю об этом человеке.

Я стону, глядя на небо. От звезд не осталось и следа, как и от моей гордости, когда я говорю:

– У Дэйзи.

Глава 7

ВТОРНИК, 25 ИЮНЯ, 4:21

Я не понимаю, хочется мне оказаться правой насчет того, что еще один кусок карты находится у Дэйзи, или нет.

– Нам придется тихонько проникнуть в ее комнату, пока она еще спит, – говорю я Лео, когда мы идем по улице, на которой я жила до того, как после смерти отца банк забрал наш дом. Находясь неподалеку от обширного участка земли, на котором он стоит, от его блестящих подстриженных лужаек, я невольно чувствую, как меня пронзает ностальгия. – Она никогда не отдаст мне письмо бабушки.

– В самом деле? – спрашивает он, и в его голосе звучит неподдельное любопытство.

Я сердито смотрю на него, потому что он отлично знает, как Дэйзи относится ко мне. Ведь он ее лучший друг.

А когда-то я была ее лучшей подругой.

– Да, это крайне маловероятно.

Он пожимает плечами.

– К счастью, мы можем не переживать о том, что наткнемся на нее.

Я останавливаюсь, когда впереди появляется дом моей кузины – а сейчас и мой дом тоже.

– Что ты сказал?

– Ее нет дома. – Лео продолжает идти дальше, держась поближе к деревьям, растущим на краю двора.

Я догоняю его.

– А где она?

– Ты обещаешь не ябедничать?

– Ты что, шутишь?

Он поворачивается ко мне, и в бледнеющем свете луны я различаю его серьезный взгляд.

– Ты должна пообещать.

– Ладно. – Я закатываю глаза. – Я сохраню любой грязный секрет, который скрывает моя кузина. Даю слово.

– Ночью она часто сбегает к Кеву. У них роман. Она отправила мне фотку из его дома двадцать минут назад и выложила ее в «ТикТок».

– К Кеву Асани? – Я морщу нос при упоминании товарища Лео по хоккейной команде и такого же качка, как и он.

Он кивает.

– Но почему она постит фотки в «ТикТоке» в четыре часа утра?

– Согласно алгоритмам это лучшее время для постинга. К тому же Дэйз все время держит подписчиков в курсе своих дел. Все они просто одержимы Роузтауном и твоей семьей. Особенно теперь.

Я снова закатываю глаза.

– Ее зовут Дэйзи.

Он искоса смотрит на меня:

– Тебе завидно, что для нее у меня есть прозвище, а для тебя нет?

Я поворачиваюсь к нему, чтобы возмутиться, но он вскидывает руку, делая знак замолчать.

– Это не проблема. Я мастак давать прозвища. Ты можешь быть Лили Роуз.

Мой смех разрезает тишину раннего утра.

– Лили Роуз? Это же и так мое имя.

– Твое имя – Лили Роузвуд, и ты никогда никому не позволяешь этого забыть. Никогда. А сейчас это «вуд» отменяется.

Я издаю звук, похожий на хлюпанье воды в кроссовках.

– Это что, намек?

– Вовсе нет.

– Ты явно со странностями, и нет, мне не нужно прозвище, – только и могу сказать я, когда мы подходим к парадной двери. Я достаю из-под коврика ключ и отпираю ее.

– То есть ты убежала через парадную дверь? – изумленно спрашивает Лео.

– А как надо было?

– Через заднюю дверь. Через боковую. Через окно.

– Извини, видимо, у меня нет такого опыта в этом деле, как у тебя.

Хотя я вкладываю в эти слова сарказм, щеки заливает краска. Как будто неумение покидать дом украдкой равносильно признанию, что мне чего-то не хватает.

– Похоже на то. – Он лукаво ухмыляется. Я тихонько закрываю за нами дверь и показываю рукой на лестницу. Лео переходит на шепот: – Не знаю, помнишь ли ты, но моя комната идеально подходит для этого. Окно расположено прямо над крыльцом, рядом с которым растет высокое дерево. Мне будто помогают тайком выбраться из комнаты и вернуться обратно.

Да, я помню, но не хочу в этом признаваться. Когда мы поднимаемся на второй этаж, я прижимаю палец к губам, глядя на закрытую дверь комнаты дяди. Затем медленно поворачиваю круглую ручку на двери Дэйзи и вхожу.

Ее комната – комната принцессы: просторное сиденье, устроенное в углублении окна у дальней стены, из которого открывается вид на обширный задний двор, и нелепая кровать с балдахином и сетчатым пологом.

И в этой кровати кто-то спит, кто-то с рыжими волосами, рассыпавшимися по подушке.

Я вцепляюсь во влажную рубашку Лео и тяну его к двери.

– Ты же сказал, что ее тут нет!

Он отмахивается от меня и, подойдя к кровати, откидывает розовое стеганое одеяло. Я подавляю крик. На кровати лежит манекен в парике. Лео тыкает пальцем в его волосы.

– Похожи на ее, правда? Нам с Дэйз пришлось поехать аж в Бостон, чтобы купить его.

– Я беру свои слова обратно. Вы с ней оба с большими странностями.

На его губах появляется лучезарная улыбка.

– Помоги найти письмо. Где она могла его спрятать? – спрашиваю я, оглядывая многочисленные флаконы духов и средства для ухода за волосами на туалетном столике.