Во мраке заброшенного здания все это не бросалось в глаза, но сейчас мужчина завис перед ним на расстоянии пары ладоней. Рот приоткрылся, а глаза, наоборот, сощурились. Смотрел он, как ни странно, не на ошейник. Зрачки бегали туда-сюда, разглядывая порез на груди. Точнее то, что от него осталось. Рик с удовольствием почесал обнаженную шею, сквозняк приятно холодил кожу.

– Немыслимо.

Вернон выпрямился, приложил три пальца ко лбу, тупо повторил:

– Немыслимо.

К чести их нового приятеля, вид ошейника вогнал его в изумление, но не лишил способности мыслить. Запихав свое потрясение куда подальше, он взял себя в руки и вывел их из здания, запасной выход там действительно был, в соседнем доме. Нужно было лишь пролезть сквозь рухнувшую стену, и обратно на улицу они вышли совсем с другой стороны, на расстоянии в сотню шагов от злополучной лавки.

После чего последовал бросок по темным улицам: ни единой души на пути, лишь шныряющие в темноте кошки и шелест ветоши на веревках. Порез на груди саднил, испорченная рубаха неприятно холодила кожу, но Рик, сжав зубы, терпел. Когда кончик кинжала прочертил на нем полосу – было больно. В любом бою, как правило, ты не должен отвлекаться на такие вещи, если хочешь выжить. Шрамом больше, шрамом меньше. А потом – либо делаешь последний рывок к победе, либо слабеешь и погибаешь.

Рикард победил, вновь, внутренний счетчик увеличился еще на один. Усатого он благосклонно зачислил на счет Вернона. А затем, когда бой стал воспоминанием, а не реальностью, он понял, что боль в груди уже не столь мучительна. Зуд напоминал скорее ожог крапивой, постепенно сойдя на нет, нежели боль от ранения кинжалом. Теперь было ясно почему.

Новый друг завел их в неприметное здание, расположенное довольно близко к базару, на котором они встретили Тиридат в первый день. Комнатушка с низкими потолками, минимум мебели. Тусклый коридор на пути туда, из-за других дверей не раздалось ни звука. Захочешь представить обитель мелкого бандита – перед глазами возникнет нечто подобное. Помещение было столь идеально в своей несостоятельности, что казалось искусственным. Временное пристанище, покуда владелец не сгинет в ночи, после чего на его место придет кто-то новый, столь же ненужный этому миру.

Рикард уселся на шатком стуле, рубашка была отброшена в угол, теперь она не сгодилась бы и в роли половой тряпки. Райя примостилась за круглым столом у входа, водрузив голову на сложенные в замок руки. А Вернон замер напротив, глядя на то, что должно было быть резаной раной на груди юноши.

Вместо этого менее чем через час после драки под шеей розовела выпуклая линия. Края раны стянулись сами собой, словно сшитые вместе умелой рукой целителя. Кровь осталась лишь на коже вокруг, сам порез больше напоминал заживший шрам месячной давности. Прикосновения в этом месте все еще вызывали дискомфорт, но надо было признать: если бы все его раны затягивались так быстро – жизнь стала бы куда слаще.

Вернон моргнул, с усилием отвел взгляд, после чего пересек комнатку и уселся на край продавленной тахты. Почесал подбородок.

– Никогда не видел ничего подобного.

Рикард поднял голову.

– Без ложной скромности предположу, что за всю историю я первый человек в ошейнике, который гуляет по этим местам на своих двоих, а не в клетке под присмотром гвардейцев. – Подумав, он добавил: – Ну, или не гвардейцев, а еще кого-нибудь. Это тебя не удивляет?

На «ты» они перешли легко и непринужденно, лишь Райя иногда сбивалась на уважительное обращение, сказывались столичные привычки. Мужчина шумно втянул носом воздух.

– Удивление – не совсем то слово. Получив записку, я рассчитывал увидеть кого-то из наших ребят, попавших в беду. Всякое бывает. Но в дерьме теперь как будто я сам. Увиденного хватит даже не на колодки в церковных подвалах. Куда ближе смертный приговор. Но не могу не признать – все это и правда невероятно.

Высокородная попыталась оправдаться:

– Иначе было нельзя. На руднике…

– К Годвину все рудники. Никогда не был в восторге от всей этой задумки. Да и ошейник твой туда же, – он посмотрел Рику в глаза, – хотя даже хорошо, что он на тебе. А то у нас, знаете ли, в последнее время проблемы с ребятами, которые оставляют вместо себя кратер. Поэтому так даже спокойнее. Но вот эта штука на груди… Проклятье, да у меня мурашки по телу!

– Почему?

– С чего бы начать… – Мужчина наклонился вперед. – Как много белоголовых были ранены рунным клинком? Этой ночью ответ известен – ровно один. А если мы спрашиваем в общем, за всю историю? Подозреваю, что ответ останется таким же. Ваша братия не участвовала в войнах, а по улицам, после того как Мир вокруг начало трясти, особо не погуляешь. А само оружие давно выведено из обращения, во всяком случае официально. Так что наткнуться телом на светящееся железо – это нужно было постараться.

– Не могу сказать, что не пытался этого избежать…

– Ну да, ну да. А то, что спустя час от раны и следа не осталось, – это никого, кроме меня, не смущает? Проверять не будем, но если любой укол подобным оружием заживет на тебе как на собаке…

Рикард перебил его:

– При этом любой другой укол, оружием обычным, все еще так же опасен. А оно распространено куда шире.

– А ты проверял?

Юноша моргнул, посмотрел себе на грудь.

– Нет и не хочу. С момента, как меня засунули на рудник, пока обходилось без травм – надеюсь, так и останется. Но белоголовые вокруг меня получали увечья, а список тех, кто покинул рудник, добровольно приложившись головой о камень, куда длиннее этой вашей записочки. Так что да, я был спокоен, потому что знал, что руны не могут мне навредить…

– Порез даже не светится, – поддакнул Вернон.

– Именно. Но то, что рана заживет так быстро, – этого не ожидал никто. Что тут скажешь: приятное подспорье на дальнейшем пути. Впрочем, надеюсь, вооруженные рунным оружием бандиты не будут выпрыгивать из-за каждого угла.

Райя закатила глаза, но их собеседник не оценил иронии.

– Такое простое отношение к жизни… Молодость. Я думаю куда шире. К примеру, как это могло бы повлиять на медицину, даже сейчас. И на войну, когда-то давно. Шутка ли: Вильгельм захватывает континент, бряцая самым мерзким и страшным оружием в истории, а совсем рядом, запертые в рудниках, сидят сотни тех, кто к этому оружию не восприимчив.

Высокородная дернулась.

– Думаете, он знал? Уже тогда?

– Не удивлюсь. Об этом не упомянут ни в одной молитве, не огласят на площади. Но где-то в застенках столицы ученые работают с рунами, их же постоянно все шире внедряют в нашу жизнь. А где исследования серебряного песка, там и опыты над теми, кто этот песок добывает. Уверен, многие седые ребята до рудников не добрались.

Девушка скривила лицо, Рик, наоборот, вовсе не удивился.

– Так или иначе, горстка детей, а многим, напомню, нет и пятнадцати, не смогла бы ничего изменить. Глобально, уж точно.

– Горстка детей – нет. Но научись заживлять рунные раны с той же скоростью, и на руках у Вильгельма окажется не сильнейшая армия в истории… А просто армия. Со своими сильными и слабыми сторонами. Больше не получится выводить противника из строя одним мелким порезом, биться придется до конца.

– До конца стоит биться всегда, иначе не заслуживаешь победы. Но я бы поговорил о делах более насущных.

На деле Рик был уверен: обсуждение чего угодно в этой комнате не принесет ему радости. Но говорить о схватке больше не хотелось, слишком уж легко кинжал вошел в чужую шею. Его рука не дрожала никогда, но в душе потом всегда клокотал комок сомнений. Сейчас ничего подобного не было. Юноша медленно втянул воздух через нос, выдохнул через рот. Они были бандитами. Опасными и заслужившими то, что получили. И точка.

– Хорошо. – Вернон откинулся назад, посмотрел на Райю. – К шраму еще успеем вернуться, попутно заработав парочку новых. Девочка, если все, что ты рассказала, – правда, то Фароту выпали на костях одни единицы. Меньше чем за сутки треть города ушла на ту сторону, а также уничтожен рудник, один из самых больших на континенте.

– Не уничтожен. Лишь немного потрепан. – Рикард удовлетворенно потер ладони. – Жаль только, что они успеют замести все следы. Пинкус, скорее всего, уже где-то в южных топях.

– Либо в могиле. Слыхал я подобные истории, участники событий в них долго не живут.

– Рудник был отправной точкой, но все дороги ведут сюда. В городе, когда появился кратер, как это было? – Райя тоже наклонилась вперед.

– Понятия не имею. Не был за стеной больше полугода, без нужды сновать туда-сюда толку мало. А когда нужда появилась – ворота уже закрыли. Но даже здесь ощущалось паршиво, поверь. Башка раскалывается, к земле тянет так, словно на плечи взвалили пуд стали. Еле устоял на ногах. Как оно было ближе к эпицентру – боюсь представить. Никогда такого не испытывал.

– Весь Мир такого давно не испытывал. Но по описанию не похоже на тряску.

– Не похоже. Там ты просто вырубаешься, все. Если сравнивать, то тряска – это матушка относит тебя в кровать, тихо и незаметно. А это… Громила бьет тебя кулаком, покуда ты мечтаешь провалиться в забытье, но не можешь.

Рик задумчиво погладил пальцем ошейник. Интересно, если бы он оказался рядом, то испытал бы схожие ощущения? Или удавка на шее была не только свидетельством обреченности, а еще и защитой? Не только от светящихся клинков, но еще и от тряски? Вопросов много, однако проверять явно не стоило. Вместо этого он уточнил:

– Больше полугода вне города? Но проход все-таки есть?

– Есть, тут девочка попала в точку. Парни наладили поставки, торгуя этой дрянью по двойной цене. Крыса везде пролезет. Но мы с вами не крысы, поэтому будут проблемы. Во всяком случае, – он хмыкнул, – у нас с тобой, девочка.

– У нас? Вы пойдете с нами?

– Напрашивается ответ: «Само собой». Пожалуй, мне тоже будет нелишним потолковать с Фреем. А вот если подумать… Дорога в Фарот сейчас не устлана ковром.

– Чем же она устлана?

– Отходами и рунами.

Рик и Райя уставились на Вернона, тот хмыкнул. Юноша осторожно спросил:

– Мне повременить с покупкой новой одежды?

– Обойдемся без покупок, дам тебе что-то из своего… Но ты верно уловил намек.

– Намек на что? – Высокородная нервно пристукнула пальцами по столу.

– Все ворота закрыты, дороги и тропы охраняются стражей. Поганцы окопались там как следует, пикнуть боятся, лишь бы не нарушить волю Вильгельма, Осфетида, Байрона – уж не знаю, кто держит в руках вожжи. Через стену и птица не перелетит незамеченной. Ключевое слово – «через».

– Но под стеной лишь, – она запнулась, – дренажная система?

– Переходящая в коллектор.

Райя оттопырила нижнюю губу, словно сомневаясь в том, что услышала. Уточнила:

– А поподробнее?

– Покуда крестьяне греются у костров – высокородные нежатся в свете белого пламени. Но это уже пережиток прошлого. Новый критерий цивилизованности: дерьмо сливается не в выгребную яму, а несется прочь от напудренной задницы, уж извини за подробности. И выливается прямо здесь, поближе к простолюдинам. Возрадуйся, народ!

Девушка выглядела так, будто ее замутило.

– Я знаю, что такое дренажный коллектор. Я ведь из Аргента, забыли? Все достижения науки первым делом появляются там.

– Высокородные придумали, как гадить простым людям на голову, только уже буквально, а не фигурально? – Рик не сдержал смешок.

– Не совсем так. Под это дело приспособили старую ливневую систему. Лет двести назад она еще могла сгодиться – для сбора воды и защиты от затопления. Но она давно ушла глубоко под землю, а ученые приспособили рунный очиститель под те же нужды. Пока только в больших городах, само собой.

– Само собой, – эхом отозвался юноша.

– А многие километры труб и коридоров, заодно с давно почившими подвалами, ученые адаптировали под слив нечистот.

Райя перебила его: