О городе этом она от Саундпоста уже слышала, раза три или четыре. Ньютаунбатлер. Должно быть, туда они и направляются, думает она. Спрашивать, что это за место, она опасается. Вроде отменный город, со слов Саундпоста, хотя Колли говорит, это небось дыра какая-то. Брат Саундпоста именитый лекарь. Сам он теперь станет городским стряпчим, так он сказал. Двоюродным его принадлежит половина лавок на Главной улице. А еще упоминал он молодую женщину. Некую Мэри Блэк или, может, Уайт, он собирается на ней вскоре жениться, как только доучится, а ферма начнет себя окупать. Она воображает себе эту молодую женщину, волосы лежат ладно, темны и вьются локонами. Как по-особенному она сидит, скрестив ноги, щиколотки в модных чулках, и томно улыбается Саундпосту, подается к нему в кружевном платье – нет, в белой тафте, – рукава кружевные, улыбается мягко, мягкие перчатки добираются до запястья, и молодые люди приглашают тебя на танец, и сам танец, и как они пахнут и шепчут тебе, и запах их ты вдыхаешь, прежде чем отстраниться…

Уилсон встает и выкликает. Ну так, ребята, писькомерка на дальность. Спорим, я отсюда затушу костер.

Она смотрит, как он расстегивает портки, и не знает, куда спрятать глаза, Уилсон извлекает его рукой – хер свой, говорит Колли, и не смей глядеть. Она резко отвертывается, всматривается в камень и лишайник на нем.

Уилсон откидывается назад и выдыхает из себя дугу желтой мочи, что долетает до кромки костра.

Клэктон говорит, да ты этой штукой и маргаритку б не сбил.

Уилсон стоит, рьяно тряся своим органом. Упирается взглядом в Клэктона. Ну давай тогда ты, раз так.

Клэктон с этой своей почти улыбкой, но не говорит ничего.

Уилсон повертывается к ней. Твоя очередь, Тим. У этого мужика обвеска все равно что у младенца. Он и портки-то себе обоссать не сможет.

Саундпост сидит, бормоча что-то себе в тетрадку, и взгляд поднимать отказывается.

Колли говорит, я б мог отсюда на сапоги ему нассать.

Покряхтывая, направляет голос на Уилсона. И не надоест тебе. Я поссал пять минут назад.

Клэктон глотает из фляжки, горло у него дергается.

Сборище недохерков, говорит он.

Горб холма высится в совершенном ладу с самим собою. Ветер словно бы дует со всех сторон, однако ж мало что слышно, кроме их движения. Вьюки на муле поскрипывают ему под шаг. Шлеп по шкурам да бух-бух коровьих копыт. Взмет рогов. Она смотрит, как свешивает Уилсон трубку из уголка рта. Напевает сам себе, перебирает пальцами правой руки незримый мелодеон. За гребнем холма тропа сбегает вниз, к мелкой реке, что пересекает тропу крестом. Клэктон ведет ближе к воде, и тут вдруг она чует некую невысказанную тревогу, и язык ее устремляется крикнуть, да только стадо уже расщепилось. Внезапный порыв, и вот уж грохот копыт во все стороны, и мужчины орут и бросаются вдогонку, и она слышит, как вырывается у Саундпоста проклятье. Он мчится за остальными вниз с холма, тело его странно расхлябанно на бегу, и она следом, задыхаясь, видит: Уилсон и Клэктон не всполошились и спокойно кричат, Уилсон со своими «тпру» и охотничьими посвистами, собаки кружат вокруг стада. Пошли! Пошли! Клэктон спотыкается по болоту, чтоб перехватить двух коров. А ну! А ну! Чтоб вас, мерзавки.

Несмысленными стопами надвигается она прямиком на трех животных, руки раскинуты, слышит, как ревет на них. Глаза в глаза встречаются они, она смотрит в коровьи глаза, а там первоосновной страх, свойственный таким животным, и она чует свою над ними власть. До чего легко этим зверям было б затоптать тебя, думает она, вмять твою голову в болото. Однако ж ты побежала на них без страха. Она машет руками и успокаивает их, гонит к остальному стаду. Выискивает взглядом, что ж так напугало скотину, быть может, некий звук, какого мы, остальные, не услышали, или вид какой-нибудь птицы, бо и у скота имеются свои суеверия.

Щеки у Саундпоста ошкурены смятеньем. Выпучив глаза, таращится он на стадо и дергает себя за волосы. На то, чтобы согнать коров воедино, уходит двадцать минут, и теперь, по словам Клэктона, их надлежит оставить на добрые полчаса, чтоб успокоились. Саундпост потерял в кутерьме свою перьевую ручку и шляпу, желает, чтобы все об этом знали. Винит Клэктона и в этом, хотя он-то как может быть виноват? думает она. Клэктону хватает хлопот с перегоном, чтоб еще следить за чьими бы то ни было карманами.

Колли говорит, тошнит от его нытья – идиёт лошажьи зубы, вот он кто, ничего-то не знает о скотине, а будь у меня то перо, я б тебе сказал, что б я с ним сделал.

Саундпост на четвереньках прочесывает вереск, и тут Уилсон подбирает его шляпу и приносит ее хозяину. Саундпост встает, отряхивает шляпу. Я обязан перед всеми вами извиниться, говорит он. Стыд и срам что за речи прозвучали из моих уст. Но вы должны были вести их через реку, Клэктон, по одной. Не знаю, чем вы там внизу занимались. Так и знал я, надо было прихватить лошадей. И где же тот дождь, о котором вы сообщали?

Уилсон держит Саундпоста в прищуре. Подается к ней. Лошадей? О чем он, нахер, толкует?

Клэктон кивает на Саундпоста. Бросайте орать, а не то опять животных распугаете. Уилсон, угомони собак. Никаких свистов и окриков.

Небо старая ветошь, пятном на нем солнце. После такого-то распугалова держать стадо кучно работа медленная. Вместе с собаками они выписывают широкие петли вокруг скотины, та теперь движется не как единый ум. Когда какая-то корова забредает глубоко в рытвину, чтоб ее оттуда вызволить, Саундпосту приходится тянуть за веревку, а остальным троим приподнимать. Притих даже Уилсон. Черной болотной водою он лоснится от сапог до бедер.

Но вот Клэктон окриком приводит стадо в неподвижность, стоит, почесывая шею. Саундпост топает мимо, болтая руками. Она идет вперед вместе с Уилсоном, пока не видят, что там. Узкая дорога, проложенная телегами и протоптанная, полностью глохнет в осоке. До чего странно, думает она. Эк дорога без всякой причины дальше никуда не идет. Она щурится на далекую даль, но там вроде бы ничего, кроме болот, низких бурых холмов и, быть может, смутной зелени, не разобрать.

Саундпост чуть ли не кричит на Клэктона. Я думал, вы знали, куда шли.

Клэктон говорит, эта дорога, которой мы держались, должна была пересечься с главной на Петтиго. Я ее знаю в голове у себя.

И где же мы, в таком случае?

Мы рядом с Петтиго, сдается мне.

Насколько рядом?

Не знаю. Сколько-то миль.

Свят милуй. Двигайтесь дальше, значит, в общем направлении.

В общем направлении чего?

Того, куда дорога должна была вести.

Но дорога не ведет никуда, мистер Саундпост. Судя по всему, не той дорогой мы исходно двинулись.

Свят милуй! Милуй!

Видимо, придется идти через болото, как мы и шли.

Матерь всего страстотерпия. Я это и сказал.

Сказали вы вот что…

Свят милуй! Милуй! Оставьте уже.

В долине близ Петтиго ожидалась хижина були, но долины нет, и надежды на нее теперь тоже. Саундпост бубнит себе под нос обо всех этих заминках. Она смотрит в небо и видит, как день влачится к темноте своей. Цвета болота затеняются до слияния.

Клэктон говорит, что скажете, мистер Саундпост, насчет того, чтоб заночевать тут под открытым небом? Будем поочередно не спать, чтоб приглядывать за скотиной.

Она всматривается Саундпосту в лицо. Тот бормочет и топает ногой. Интересно, бывают ли лица красней этого? Мул, чтец мыслей, притоптывает и громко взревывает.

Колли говорит, слышишь, как оно начинается по-лошадиному, а потом делается ослиным «и-а»?

Он принимается иакать и на одном дыхании еще и ржет, и продолжает это, пока она не стукает себя кулаком по голове и не выкрикивает «хватит». Уилсон бросает на нее странный взгляд. Ты это кому? спрашивает он.

Саундпост все еще вперяется в Клэктона. Говорит, давайте поступим здраво и доберемся вон к тем деревьям. Он показывает на рощицу далеких елей, что уже объемлют тьму. Здесь мы на милости холода и ветра. Животные разбредутся.

Уилсон говорит, это умней всего, что за сегодня было сказано.

Клэктон оборачивается и качает головой. До тех деревьев мили три, по моим прикидкам. Когда мы там окажемся, будет полная темнота. Да и в любом случае тут родник рядом. Прислушайтесь.

И-а, говорит Колли.

В последнем свете разбивают они стоянку, каждый выскоблен до безмолвия. Их тени, раскиданные неверными очерками в трепете ветром прокопченных фонарей. Гляди, говорит Колли. Тучи похожи на ветхую грудную клетку какого-нибудь стародавнего великана. Но недосуг ей глядеть. Уилсон рубит болотный валежник. Клэктон возится с огнивом, лицо его вспыхивает во тьме. Оно как лицо, зримое во сне, думает она, лицо мертвеца, о котором вспомнили. Задается вопросом, как так получается, что во сне можно увидеть кого-то давно забытого. Иногда думает вот так о своем отце. О том, что она никогда не знала его так, чтоб помнить, и все-таки во сне есть тени, до которых можно дотянуться. Ловит себя на том, что зачарованно смотрит на Клэктона, на еще одну вспышку его лица: мог бы такой человек быть ее отцом?

Вскоре все они вчетвером обняты сиянием малютки-костра. Саундпост кажется взбудораженным, топчется вокруг своей скотины. Они слышат, как он вздыхает сам с собою, вновь и вновь, словно скорбящая старуха, пока Клэктон не выговаривает себе под нос, вы послушайте эту Дейрдре, дочь печалей^[25]. Троица смеется, как заговорщики, однако странное чувство возникает в ней от собственного смеха. Вроде и смеяться над этим глупым вздыхающим человеком хочется, и вместе с тем и утешить его.

Воздух вскоре уж густ от подгорающих Клэктоновых толоконных лепешек. Саундпост ворошит костер. Уилсон услаждает стадо какой-то самодельной песней, горестный напев, думает она. Жалеет, что не утопить в этой песне Коллину болтовню. Наблюдает, как Саундпост снимает шляпу и щурится, прислушиваясь к пению, словно слух его теперь в глазах. Свят милуй мя, говорит он. И впрямь умеет же Уилсон этот свой мелодеон удавить.

Клэктон пробует пальцем воду в котелке, затем выпрямляется и трет колени. Кивает на Уилсона.

Говорит, этот парняга утверждает, что скотину можно обучить музыке. Бродячий цирк из нас сделать хочет.

Одна колли исторгает вой, и все они соскальзывают в смех.

Она говорит, это даже не музыка, а какой-то слух о скверной песне.

Колли говорит, то песенка, от которой старая корова сдохла.

Все впадают в безмолвие, едят, пьют, а затем каждый расслабляется в созерцанье. Огонь бросает на ветер мириады лиц. Она подносит горящую деревяшку к своей трубке.

Колли говорит, дай мне подержать Саундпостов мушкетон. Хочу глянуть, как он устроен.

Ты вообще дашь моей голове покою?

Ну-ка спроси его, а.

Уилсон говорит, слушайте.

Она слышит далекий звук церковного колокола.

Клэктон говорит, как я и сказал, мы всего в нескольких милях от Петтиго. Кто хочет первую стражу стоять?

Она чувствует, как Саундпост разглядывает ее, хотя темны лучи его глаз. Что ты там спрашиваешь? говорит он.

Она возвышает голос. Дайте глянуть на мушкетон.

Он говорит, милуй-милуй! Это ружье моего брата.

Клэктон говорит, а ну прикину. Того самого именитого лекаря из Ньютаунбатлера.

Долгий миг Саундпост вперяется в нее, а затем тянется к ружью, но Клэктон подается вперед и Саундпоста останавливает.

Говорит, ружье это заряжено, негоже ему в руки всяким малолетним бестолочам попадать. Дурацкие происшествия нам ни к чему. Ни к чему, чтоб какой-нибудь дурак споткнулся о ружье.

В рябь-свете можно разглядеть, что Клэктон Саундпосту улыбается.

Ей на колени падает ружье со всей его внезапной тяжестью. Саундпост вроде как доволен собою. Клэктон бормочет что-то и вновь принимается чесаться.

Колли говорит, как прикидываешь, смогу я это ружье разобрать?.. Спорим, я…