– Тихо! Не верещи, Аксинья, – шикнул мужик и тут же спросил: – Ты когда его поила последний раз?

– Ой! – снова воскликнула дамочка и куда-то метнулась.

Через несколько секунд мне сунули металлическую чашку. Никогда я так жадно не глотал обычную воду. Будто это амброзия или иной сказочный напиток! Понимаю, что нельзя торопиться, но сдуру делаю большой глоток и начинаю кашлять. Благо женщина правильно среагировала, аккуратно приподняла меня, подложив под спину подушку. Отдышавшись, уже спокойно допиваю порцию божественной влаги. Впервые улыбаюсь, за незнамо сколько времени. Как мало надо человеку для счастья!

– Надо лекаря кликнуть. Радость-то какая! – испортила момент дамочка.

– Не… – хриплю в ответ, завращав глазами.

– Хватит суетиться, – мужик отодвинул тётку и склонился надо мной, задав вопрос: – Немца не звать?

Моргаю один раз в знак согласия. Бородатое лицо нахмурилось, будто решая в уме теорему из высшей математики.

– Никому не говорить? – после моего утвердительного ответа, следует новый вопрос: – Пусть пока все думают, что ты помираешь, государь?

Снова моргаю. Тут о себе напомнил желудок, выдав целую комбинацию звуков. Или это вода дошла до адресата? Впрочем, кушать хочется.

– Кухр… – горло снова подвело, не дав закончить просьбу.

– Господи! – снова всплеснула руками эмоциональная Аксинья. – Я сейчас навара куриного принесу. Он у меня готов и тёплый. Только нельзя много кушать после седмицы-то голодной!

– Ты давай только тихо! – произнёс мужик, но был тут же перебит:

– Не учи учёную!

Тётка явно вернула душевное спокойствие и снова начала командовать. А вот дяденька помалкивал, но не отходил от кровати. И правильно делал, ведь для беседы мне нужны силы. Теперь можно оценить моих союзников. Судя по поведению и эмоциям, враги так себя не ведут.

Товарищ в зипуне оказался невысокого роста, широкоплечим, но сухопарым. Даже долгополый наряд не скрывал его стройности. На лицо – обычный славянин лет тридцати пяти. Возможно, русая борода с рыжими вкраплениями добавляла ему пару лет. Глаза серые, взгляд такой внимательный. С виду человек вроде расслаблен, но будто постоянно ожидает удара. Руки чистые, хотя ногти пострижены небрежно. Или обкусаны, кто знает?

Раздался звук открываемой двери, и зашуршало платье. В нос ударил одуряющий аромат бульона. С чем снова согласился желудок, выдав новую порцию звуков. Присев на табуретку с вычурной резьбой, Аксинья вознамерилась кормить меня с ложечки. С трудом кручу головой, благо мой жест верно поняли. Бульон перелили в чашку и поднесли к моему рту.

Делаю первый глоток и блаженно улыбаюсь! Хорошо! Тётка аж засияла, показав вполне здоровые зубы. А ведь она не такая старая. Меня сбил с толку платок и объёмный сарафан. Голубые глаза смотрят с лаской, если не с любовью. Да и мужик рад, судя по потеплевшему взгляду.

Допиваю вкуснейший бульон и откидываюсь на подушку. Ух! Вроде пронесло и жить буду. Уж больно не хотелось помирать. Ещё бы понять, что со мной случилось.

Но сразу потянуло в сон, и я закрыл глаза. Единственное, что меня беспокоило – это странное обращение со стороны мужика. А ещё встроенный подсказчик, изрядно меня пугающий.

* * *

В роскошно отделанной комнате находились двое. Старший из них сидел за новомодным секретером, привезённым из английских земель. Он слушал доклад младшего, иногда проводя рукой по коротко стриженной бороде. На нём был простой зипун и домашние туфли. А вот его собеседник щеголял яркими одеждами, выбритым лицом и длинными волосами с залихватским чубом. Судя по кожаным галошам, надетым на жёлтые сапоги, он гость в этом доме.

Ранее бояре со знатными людьми брили головы и отращивали солидные бороды. Однако при новом царе мода изменилась, чем сразу воспользовалась молодёжь, вызывая ворчание старшего поколения и приверженцев русских нарядов. Ведь стали другими не только причёски, но и одежда. Поэтому поверх красного зипуна гость носил польский кафтан, обильно расшитый золотом. Хозяин дома с долей иронии поглядывал на собеседника. Сам он предпочитал на людях выглядеть скромнее, чего нельзя сказать об обстановке дома. В том же кабинете, помимо дорогущей европейской мебели, на полу лежали толстенные персидские ковры, а подсвечники являлись настоящим произведением искусства.

– Не рано отказались от снадобий немца? – тихо спросил старший неожиданно низким голосом, более похожим на бас. – А то родственник до сих пор дышит и на тот свет не собирается.

Даже у себя дома он предпочитал обсуждать важные дела тише. Тем более такие, за которые весь род ждала опала, а его самого – плаха. Здесь ссылкой не отделаешься.

– Фунгадин^[1] сказал, что осталось недолго. Отец Никита уже отходную прочитал, – гость оказался обладателем звонкого голоса, хотя тоже старался сдерживаться.

– Так он уже дней двадцать, почитай, помирает. Ты уверен, Алексей? – с сомнением произнёс боярин.

– Теперь точно! Последнюю седмицу он никого не узнает. Три дня даже пить не может. Только хрипит иногда, а Аксинья ему губы водой смачивает. Поэтому снадобье бесполезно. И нельзя более медлить, Иван Михайлович. Мы с трудом обошли все преграды, дабы лекарь мог давать нужные отвары. Надо спешить, пока нас не начали подозревать.

– Если бы не Ивашка, который совсем распоясался, я бы переждал. Но всё неймётся убогому, власть в голову ударила. Да и Артамона он рановато из ссылки вызвал. Нехорошие у меня предчувствия, Лёшка, – немного подумав, произнёс Иван Михайлович. – Не подведут ли стрельцы нас под монастырь? Вдруг перемудрили мы? Эх, грехи мои тяжкие!

Оба собеседника повернулись в сторону образов и истово перекрестились.

– Обратной дороги нет. Нарышкины уже всполошились, хотя не понимают, откуда ветер дует. Да и народишко возбуждён. Самое время нам сделать ход, – продолжал убеждать старшего родича Алексей.

– Как бы Москву не спалить под такое дело, – вздохнул боярин и снова перекрестился. – Фёдор всё равно помрёт, как брат его – Алексей. Удивительно, что он с такими хворями столько прожил. Иван тоже не только умом скорбен, но и телом слаб. Поэтому выхода нет. Сомнут нас и весь род предадут забвению.

Некоторое время гости молчали, обдумывая ситуацию.

– Что же ты наделал, Федя? Зачем было нужно вековые устои рушить? – снова произнёс старший собеседник, будто обращаясь в пустоту. – Ещё и начал на чужих людишек опираться, позабыв о родственниках своих.

Алексей спокойно наблюдал за Иваном Михайловичем, который явно успокаивал свою совесть. Более молодой и решительный собеседник не испытывал никаких терзаний. Промедление может стоить всем им слишком дорого. Хотя толика разума в словах родича имелась. Они начали действовать раньше, дабы опередить набирающих вес Нарышкиных, вокруг которых стала сплачиваться часть бояр и служилых людей.

– Хорошо! – наконец произнёс Иван Михайлович, а его младший родич мысленно выдохнул. – Доверимся лекарю и своим глазам. Надо бы убедиться, что Фёдор уже не выберется. А затем начнём действовать!

Глава рода Милославских боялся не только происков старых врагов Нарышкиных. Его больше беспокоила сестра умирающего царя. Та вдруг начала своевольничать, не особо прислушиваясь к опытным родичам. К тому же вокруг неё стали виться людишки, которым Иван Михайлович не доверял. Но выхода у него нет, иначе сомнут, как верно заметил Лёшка.

Глава 2

Вновь пробуждение и двойственные ощущения. Ясность в голове с позывами опорожнить мочевой пузырь свидетельствовали, что организм идёт на поправку. До этого я гадил под себя, судя по специфическим запахам, которые не удавалось полностью выветрить. Благовониями и травами сложно перебить атмосферу палаты с умирающим человеком. Чего-то меня занесло в непонятные дебри, надо гнать подальше мысли о смерти. Грязь же телесную легко смыть. Но как быть со страданиями разума?

Спал я вроде крепко. Однако мысли о прошлой жизни не давали покоя. Постоянно снилась дочь, реже сын с Ариной. Хотелось выть от осознания, что я их больше не увижу. Может, происходящее вокруг бред, но уж больно реалистичный. Были мысли, что меня накачали лекарствами и положили отдохнуть в уютную палату с белыми стенами. Но почему при пробуждении, когда наступало относительное просветление, вокруг оказывалась привычная обстановка? Вернее, совершенно иная, соответствующая стародавним временам. Я бы меньше удивлялся, коли хоть иногда мелькало бы что-то современное.

Не будучи психиатром, подозреваю, что шизофрения выглядит иначе. Значит, последствия травмы? С этим тоже много непоняток. Даже если удар по голове был настолько силён, то почему я прекрасно помню свою жизнь? И как быть с обрывками чужой памяти? Той самой, подсказывающей название одежды.

Пока я гоню мысли об этом, считая происходящее остатками бреда. А если процесс продолжится, и моя личность исчезнет?

Странные видения появились ещё при втором пробуждении. Будто в мозг, как на флешку, записали информацию о другом человеке. Она просто пристроилась к существующим воспоминаниям. Процесс шёл трудно, вызывая сильную головную боль. Сначала я подумал о последствиях удара. А затем пошли наслоения, вызывающие панику. Сейчас ситуация нормализовалась, но как оно будет дальше?

Здесь впору задуматься о сумасшествии. Почему я тоскую по умершей жене Агафье и сыну Илье? Я о них никогда не слышал. Но боль от потери буквально терзает душу. Она забивает остальные картины, ворвавшиеся в мою память как ураган. Может, так и сходят с ума?

Надо переключиться, а то недалеко до приступов неконтролируемого страха. Оглядываю уже привычную обстановку.

Вокруг снова красно-золотые стены, а ещё кровать с крышей и балдахином. Воспоминания подсказывают, что это шёлк. Неважно. Я снова в уже знакомой спальне. Рядом на стуле дремлет Савва, уткнувшись бородой в грудь. Снова стараюсь не думать, откуда я знаю имя ранее незнакомого товарища.

Будто почувствовав мой взгляд, мужик открыл красные от усталости глаза и улыбнулся. Положительно мне повезло. Невозможно так сыграть радость, будь ты хоть величайшим актёром. Тётка тоже ко мне благоволила и кудахтала, как наседка. Интересно, с чего бы это? На родителей заболевшего чада они непохожи. Думаю, вскоре новая память подкинет информацию. Благо пока она молчит.

– Очнулся, государь! Я сейчас Аксинью покличу, она тут недалеко почивает, – тихо произнёс Савва и быстро вышел из комнаты.

Сегодня мне удалось повернуть голову, хоть шея жутко затекла, и её сразу прострелило болью. Но любопытство оказалось сильнее.

Несмотря на вычурный стиль, обстановка оказалась скудноватой. Кроме кровати и ковров в помещении располагался шкаф с уже привычной резьбой, сундук, кресло, а также небольшой столик, где стояли кувшин с чашкой и мутная склянка. Вся обстановка из дерева, без всякого металла. В одном из углов висели иконы, и чадила небольшая свеча. Сейчас день, поэтому хватает света из окна. Но он какой-то тусклый, будто стёкла грязные. Вроде скромно, но одновременно богато. Не удивлюсь, если подсвечник серебряный, а люстра вообще покрыта сусальным золотом. Да и шкаф, похожий на мебель XX века, наверняка стоит немалых денег.

В плане яркости и крикливости здесь порядок. Плюс помещение немаленькое. Даже полный дуб догадается, что в палате расположился знатный дяденька. Если я правильно понял обращение Саввы с Аксиньей, то всё сложнее. Коли я не лежу сейчас в иной палате. Смущает, что галлюцинации уж больно реалистичные и долгоиграющие.

Прервав мои мысли, в комнату зашла знакомая парочка и начала за мной ухаживать. Тётка выудила из-под кровати сосуд, похожий на утку. Очень хотелось в туалет, поэтому я не стал жеманничать. Пока она относила продукты моей жизнедеятельности, дядька снял с меня влажную рубаху и надел новую. Пришедшая напарница быстро сменила подушку и простынь. В этот раз ноги особо не крутило, и процесс прошёл спокойно.