Семён Афанасьев: Гонконг. Почти что пенсия

Глава 1

Гонконг, корпорация «Цяи групп», недавно национализированная со сменой частного собственника на Государственный Комитет по контролю и управлению государственным имуществом

Кабинет господина Сяна,

8 августа, 14:53

– … волен! Уволен! Уволен!

Все на китайском языке.

Передо мной зависла бульдожья рожа перекошенная набекрень, слюни летят, и пучит глаза с восточным разрезом. Ох ты ж, а ты кто такой, чучело огородное?

Моргаю.

Китаец схватил меня за грудки, трясет – слышу треск пуговиц рубашки. Толком не понимаю, где оказался, как китаец отпускает меня и вскакивает. Чего этот душевнобольной вообще ко мне прикопался? Голова идет кругом, соображаю будто с запозданием.

Чудик поднимает две половинки портрета, с протяжным «ву-у-у» пытается их соединить. На холсте какой-то политический деятель, сужу по китайскому флагу.

Соединить несоединимое не выходит, китаец театрально разводит руки, закидывает голову и начинает рыдать. Горе то какое у людей, м-да…

Чувствую, что промок, поднимаюсь на локти и оглядываюсь. Место мне незнакомо, но руки и ноги целы, а голова соображает, правда туго… понимаю, что мыслю на китайском языке. Непривычно и привычно одновременно.

А еще я, похоже, пьян.

Идиот с половинками портрета тяжело опускается на стул. Агрессию у господина Сяна, как рукой снимает, а я уже думал поправить ему лицо с правой… Стоп! Пытаюсь понять откуда всплывает имя. И снова странное чувство, когда я вроде знаю рожу китайца, а вроде и нет.

Сян теми же глазами пялится на палас. На белом ворсе видны следы отпечатков туфель. Химчисткой тут явно не обойдешься, палас можно выбрасывать. Мда, нашел из-за чего убиваться.

– Ты у меня поплатишься! – Сян грозит пальцем, трясущимися снимает телефонную трубку.

Я игнорирую его, продолжаю осматриваться. Действо происходит в просторном кабинете. На стене висит коллекция холодного оружия, на небольших полочках мерно горят свечи, окна задернуты жалюзи. Из мебели только большой дубовый стол, пару кожаных стульев и огромный книжный шкаф. Ах да, еще аквариум, с пираньями. Видимо чудику не хватает в жизни острых ощущений.

– Немедленно! Сейчас же! Иначе я буду звонить в Пекин!

Сян, дождавшись ответ, истерично орет в динамик. Просит немедленно прибыть службе собственной безопасности некой корпорации «Цяи групп». А я еще думал чей логотип нарисован на стене.

Одновременно слышу жужжание – камера, установленная в углу кабинета, поворачивается в мою сторону. Понять бы еще, что стряслось и отчего мы сцепились, как собаки. Боковым зрением вижу, как захлопывается дверь в кабинет, за нами все время подглядывала какая-то дама в форме уборщицы.

Немалых усилий стоит подняться. Меня качает, как на палубе попавшего в шторм корабля, ноги гнутся как переваленные макаронины. Приходится схватиться за столешницу, чтобы не упасть. Я не просто пьян, во мне больше алкоголя, чем крови. И угораздило же, я всегда знал меру алкоголю.

Рядом с книжным шкафом есть зеркало, вижу себя и вздрагиваю от неожиданности. В отражении… почти старик. Черные волосы, основательно побитые сединой, взъерошены и торчат пучками. Костюм помят, галстук набекрень, верхние пуговицы оторваны. И лицо такое, будто поводили о стиральную доску. Сморщенное, как куриная жопа, и под глазами мешки.

Ношу очки с огромными толстыми линзами в роговой оправе, правда, похоже, от возрастной дальнозоркости.

Знакомство с нынешним собой озадачивает, это еще мягко говоря. Выгляжу как архивариус, но бейдж на груди подсказывает: Мао Юн, заместитель начальника производственного участка номер 43.

Хорошо, что дальше?

Решаю выяснить у этого Сяна, что произошло. Сажусь в кресло, одергивая брюки и складываю руки на стол.

– Продолжим? – свободно говорю на чистом китайском, хотя языком ворочаю с трудом.

– Ты… ты…

Сян багровеет, начинает задыхаться. Одной рукой ослабляет галстук, второй лезет в выдвижной ящик стола. Достает оттуда пластинку таблеток, та оказывается пустой. Он несколько секунд на нее испуганно пялится, потом впивается в меня взглядом и, заикаясь, пытается что-то выдать.

– Вы… выз… – тычет в трубку телефона, выходит скверно.

Кто еще из нас выпил? Может, не поделили что по пьяной лавочке? Однако рюмок и выпивки на столе не замечаю.

Пока улавливаю посыл, Сян заваливается на кресло назад и вверх тормашками падает на пол. Так, что из-за столешницы только вверх тормашками ноги торчат. Кстати, нагрудного бейджа у него нет, но на столе стоит именная табличка с надписью «Сион Сян, начальник производственного участка 43».

Из брошенной телефонной трубки слышу чей-то визг – возмущения вперемешку с отборным матом.

Дверь за спиной снова открывается. С такой силой, что ручка бьет о стену, оставляя вмятину. Ёжусь, громкие звуки бьют по барабанным перепонкам.

На пороге вырастают двое секьюрити в черных очках и таких же костюмах. Комично смотрятся вставленные в нагрудные карманы белоснежные носовые платки с эмблемой корпорации.

Решительно идут в мою сторону, бесцеремонно хватают подмышки и выволакивают из кабинета. Прежде один из них подбирает конверт, валяющийся на полу, и сует в карман моих брюк.

Сопротивляться получается плохо: я с трудом стою на ногах, в голове от выпитого кружатся вертолеты, это не считая чужого тела в возрасте. Хозяин его за физической формой явно не следил, это тоже чтобы сказать очень мягко.

В кабинет Сяна подбегает девчонка в белом халате, таща сумку с красным крестом. За ней на всех парах несется уже знакомая уборщица. На меня обе смотрят с каким-то сожалением.

Тут вы не правы, меня жалеть не надо, дайте только время.

Секьюрити стаскивают меня по лестнице, ничуть не заботясь о том, что мои ноги бьются о ступени. С левой ноги слетает туфель, я остаюсь в одном носке, порванном на большом пальце. Проходим через какой-то цех, срабатывают автоматические ворота. Оказываемся на улице, где меня проносят мимо курилки. Оттуда на меня с усмешкой пялятся двое молодых китайцев, одетых с иголочки, один из них курит сигарету.

Секьюрити запихивают меня в черный тонированный автомобиль и увозят.

– Куда едем? – с трудом ворочаю языком.

Никто не отвечает. Едем недолго, машина с визгом тормозов останавливается, заднюю дверь открывает мордоворот.

Нисколько не церемонясь, меня тащат к небольшому стеклянному зданию, волоча по земле, будто мешок с картошкой.

Внутри стекляшки куча турникетов. Понимаю, что это проходная.

Подходим к турникету. Рывок и меня ставят на ноги, продолжая придерживать за шиворот, чтобы не упал. Надо же так… мой реципиент напился, а мне выгребать.

Мордоворот срывает с меня бейдж, забирает пропуск, шманает по карманам и вытаскивает какие-то ключи. Когда заканчивает, у меня наконец получается частично восстановить контроль над чужим непослушным телом.

Зачем же ты так напился, дорогой предшественник. До коматозного состояния.

Непосредственно удерживают двое. Напрягшись, сперва выпрямляю ноги – груз в их руках теряет вес – затем расслабляю.

Импровизированные конвоиры крякают, напрягают мышцы, чтоб удержать меня в вертикальном положении – и дружно выходят из равновесия.

Теперь бросить пальцы на запястье первого. Надавить на тыльную часть ладони, загибая кисть к локтю и заставляя разжать руку.

Есть. Дальше освободиться рывком против большого пальца.

Второй спохватывается на удивление быстро. В долгие фехтования, любые размены ударами и прочую акробатику ввязываться нельзя – не тот возраст, не тот организм. Не то состояние из-за выпитого, не тот противник.

Очень короткий шаг вперёд, благо, дистанция и так невелика. Короткое движение лбом вперёд – и мои очки весело звенят разбитыми стёклами по каменному полу, а второй секьюрити, как стоял, так и заваливается назад на прямых ногах.

Что-то ещё могу даже в этом теле, никак не молодом и не спортивном.

На моём лице успевает зажечься улыбка перед тем, как свет в глазах гаснет и звуки отключаются – за всеми сопровождающими не уследить, кто-то прикладывается по затылку сзади.

В бессознательном состоянии сгруппироваться не получается и я уже не чувствую, как вспахиваю землю щекой, словно комбайн на пашне.

___

На улице жуткий ливень, а я лежу на земле, моргаю глазами и всматриваюсь в огни небоскребов Гонконга. Странно, я думал тут везде асфальт, а лежу на голой земле.

Меня переполняет не самая уместная на первый взгляд эйфория: не всё конечно, радужно, но второй шанс на новую жизнь – это всегда второй шанс.

За битого дают двух небитых и своим гандикапом я намерен воспользоваться по полной, кажущаяся бесперспективность положения и возраста не в счёт.

*******

ЗА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ДО ЭТОГО

Гонконг, корпорация «Цяи групп»

Курилка цеха по производству палладия

8 августа, 14:37

– Дура, это Хироси, – бывший начальник производственного участка Линь Чун оперся локтем о перегородку, подкурил любимые «Нанкин» и выпустил сизый дым в лицо своего бывшего зама, коренастого толстяка Ян Цзиня по прозвищу Пончик.

Пончик никогда не курил, но имел годами сформированную привычку выходить на перекур с Чуном, замом которого вскоре стал. Раньше Цзинь делал вид, что дышать дымом премиального табака ему нравится, но теперь позволил себе закашляться и даже отмахнулся конвертом с изображением спутниковой тарелки. Чун в ответ удивленно изогнул бровь, но никак не прокомментировал, только лениво подумал: интересно, а где теперь его бывший зам будет покупать любимые пончики с заварным кремом? Вход в корпоративную столовую для него отныне закрыт раз и навсегда. Впрочем, как и оптовая цена на любимые «Нанкин» для самого Чуна.

– Дура, – неохотно согласился Пончик Цзинь, привычка во всем соглашаться с боссом у него все же осталась. – Ей ведь тоже вручили «письмо счастья», поздно дергаться.

– Поздно, – согласился Чун, щурясь и выпуская дым через нос. – В материковом Китае не ведают, что творят, когда разбрасываются такими ценными кадрами, как мы, Цзинь. Но ничего, через несколько месяцев они спохватятся и предложат нам новые условия, лучше предыдущих.

Цзинь промолчал, сделал вид, что засмотрелся пролетающим мимо голубем.

Два бывших высокопоставленных сотрудника корпорации «Цяи групп» обсуждали «неделю сокращений», что случилась после национализации крупного предприятия. Их внимание привлекла теперь уже бывшая начальница мастеров чистоты. Та решила, что сможет избежать участи других начальников, но по мнению Чуна и Цзиня, выбрала крайне неэффективную тактику. Самолично надела перчатки, взяла швабру и ведро, и зачем-то наполняла его из кулера, установленного в цеху для рабочих. Или она согласилась на предложение новых руководителей и осталась работать в корпорации на месте обслуги? Вряд ли… «Хироси», на самом деле звавшаяся Аими (просто никто не запоминал) переживала увольнение тяжелее всех, потому как только несколько дней назад получила долгожданное повышение. И снова работать уборщицей – да никогда! Чун, например, рассмеялся в лицо новому начальнику, когда тот предложил ему рабочую должность с окладом в десятки раз меньше, чем был у него до того.

Чун наблюдал за происходящим с интересом. Докурил сигарету, потянулся за новой и обнаружил, что в пачке ничего не осталось. Закончились. Недовольно сжал окурок и выбросил в урну.

– Эй… да ты! – окликнул он одного из работяг, вышедшего на перекур, не вспомнив его имя. – Закурить дай?

Тот остановился, еще вчера этот бедолага и думать не смел выходить в курилку, когда в ней были Чун и Цзин. А теперь работяга с ухмылкой достал из кармана спецовки пачку дешевых «Юси» в мягкой упаковке.

– Такие куришь? – с ухмылкой спросил он, опуская привычное «господин».