– Вам со Стёпой надо поговорить. Обязательно, – размышляет вслух. – Не настаиваю, но думаю, так правильно будет, – добавляет. – Долго ты скрывать не сможешь. Он всё равно узнает, вопросы появятся. У меня бы так точно появились. Он не производил впечатления парня, которому будет всё равно на своего ребенка, – мама говорит спокойно, не давит, позволяет мне самой над этим подумать.

– А если он скажет сделать аборт? – самый пугающий расклад озвучиваю.

– Агат, запомни, – никто не может тебя заставить его сделать. Ни я, ни Степан. Жить тебе с этим решением. Если посчитаешь, что для тебя вариант оптимальный, – немного медлит и морщится. – Я пойму, но не советую.

– Ты такой вариант рассматривала? – сейчас я точно перестала питать иллюзии на тему своего появления.

– Нет, – отвечает не задумываясь. – Такой нет. Было страшно. Очень. Особенно бабушке твоей рассказывать, но она меня поддержала. Всю жизнь буду ей за это благодарна. Если бы не она… не знаю… в окно, может быть, вышла.

Говорит она спокойно, а у меня дрожь по телу проходит. Такие слова с ней абсолютно не вяжутся. Она у меня ого-го. В ней инфантильности нет.

– Она ведь тебя попрекала, – точно помню из детства, да и не только.

– Девочка моя, жизнь сложная штука. И люди тоже все сложные. Идеальных людей не бывает. Моя мама вот такая. Даже ругая, она нас любит. Хочет как лучше, но с эмоциями справиться ей тяжело. И претензии у неё не на тему тебя, она в целом о том, что я не смотрела куда лезла. Когда ты родилась, мы все были рады, ждали тебя очень сильно. Особенно я, – подытоживает с улыбкой на губах.

Впервые за долгое время мне хочется плакать от счастья: не всем так с родными везёт.

Смотрю на деревья, бегущие за окном. Просто гиганты. Растут на горе, искривленные, под наклоном, но держатся корнями за почву. Крепко. И я буду держаться.

Забываясь, достаю телефон, машинально пытаюсь зайти в социальную сеть. Не выходит. Только в этот момент вспоминаю: я же удалила учетную запись. С психу. На эмоциях. Чтоб он не писал – официальная версия. На деле же, чтоб не заходить каждые десять секунд и не умирать от осознания: он и не собирается мне писать.

Глава 6

Агата

Видели когда–нибудь в зоопарках медведей, танцующих под «цыганочку»? А я да, благодаря маме. Впервые – очень давно. Не знаю, откуда ей стало известно, что в сафари-парке содержатся медведи, отслужившие много лет в цирке. Стоит включить им музыку, тут же поднимаются на задние лапы и приседают в танце. Зрелище максимально впечатляющее. Сегодня особенно: мимо проходила взрослая пара, женщина так воодушевилась происходящим, что начала подпевать. Звери от души оценили. Толпа вокруг собралась, всем интересно. Мама обнимает меня со спины. С детства она могла подарить мне чудо. До сих пор может. Разве нет? Я впервые за несколько недель отвлеклась от своих темных, угнетающих мыслей. Появилась вера в себя и возможность на счастье.

Стыдно, правда, перед ней всё равно. В каждой шутке есть доля правды. Мучают угрызения совести, ей бы реально своей личной жизнью заняться. Раньше я по дурости ей в этом мешала. Очень жалею. Мне хотелось, чтобы мама была только моей.

– На канатную хочешь? – интересуется мама, когда обход территории парка почти завершен.

Качаю головой. Устала и кушать хочу. Непривычно постоянно недостаток энергии чувствовать, у меня проблем с этим не было раньше. Ещё и погода. Позавчера было жутко холодно – сегодня в легкой, расстёгнутой куртке не продохнуть.

– Вот и прекрасно. Поехали, перекусим, пока я корм у обезьян отбирать не начала, – горестно мама вздыхает, шутит.

Не могу поверить, что она так легко отнеслась к новости. Как такое возможно? Может ещё не осознала?

Поднимаю голову к небу. Над нами оно ясное, насыщенно голубое, со стороны моря серая, даже черная, туча ползет. Ой-ой. Всё, как с моим настроением. Резкие перепады – норма для беременних?

Постоянно проверяю свой телефон. Ни звоночка. Даже сообщение не прислал. Заблокировала его везде, только звонки на телефон и сообщения остались, но Стёпе это не надо. У него Оля любимая есть. Они снова вместе. Любят друг друга.

Живота своего касаюсь. Внутри меня целая вселенная. Новая жизнь.

Можно легко им всё испортить. Оля его не простит. Но мне такое не нужно. От мыслей, что ОН может меня возненавидеть, становится тошно.

Зачем, такому как он, да ещё и в двадцать лет ребенок от девушки, которую он не любит. С ней он был бы счастлив ребенком обзавестись… От этой мысли скручивает внутренности, кости ломает.

– Мидии хочу, сил моих нет, в сливочном соусе. – Умом понимаю, мама старается меня отвлечь, а я ей в этом не помогаю, нисколечко.

– А мне можно морепродукты? – в сети столько информации, она разная абсолютно! Чему верить не знаю. Навредить малышу очень страшно.

Мне всё страшно: и навредить ему, и рожать тоже страшно, и отцу ребенка рассказать.

– Причин, чтобы нет, я не вижу. Разве приготовят некачественно, – на секунду задумывается. – Мы поедем в хорошее место, думаю, можно. Хочешь, я первая, а ты спустя два часа, – говорит легко, подмигивает, я глаза округляю. За неё тоже ведь страшно! Ну и шутки.

Уговариваю её поужинать в ресторане при отеле. Первый раз за последнее время двигалась так много, с непривычки ноги гудят. Хочется, чтоб сил совсем не осталось, чтоб не проверять телефон так часто. Может, нужно разблокировать и самой ему написать? Боязно услышать слова с просьбой жизнь нашего ребенка прервать.

Степа не общался с Олей несколько месяцев. Вернее, расстались они, когда он встретил её, целующуюся со своим бывшим одноклассником. Ссора была грандиозная. Терпение – не его добродетель. Я думала искренне, что это мой шанс. Первая не писала, не навязывалась. Он сам позвонил, предложил прогуляться вдвоем, и как-то так завертелось… За несколько месяцев сблизились сильнее, чем за несколько лет, будучи знакомыми до этого.

– Ляль, отомри, – мама касается моей руки, щекочет тыльную сторону ладони. – Из-за Стёпы переживаешь?

Неопределенно плечами передергиваю. Из-за всего я переживаю. Сказать – не сказать. Написать сообщение, позвонить или просто его разблокировать. А если сказать, то какая будет реакция? Я сама не планировала, а он и подавно. Просто хорошо было друг с другом, последствия же сносят всё подчистую, как девятый вал.

В свой день рождения я ещё девственницей была. На следующий год у меня уже ребенок будет, это так… стрёмно. Выйти замуж по залету неприятно, а родить от чужого парня – ещё хуже. Кто потом вспомнит, что они расставались? Никто! Не сомневаюсь в этом. Отчаяние захлестывает.

Он мне сразу понравился, с нашей первой встречи. И дело было не в его шикарной внешности. Обаяние врожденное и подача способны любую покорить.

– Может, ещё не поздно сделать… – выпаливаю то, что на языке вертится в эту секунду. Страшное слово произнести не выходит, оно в горле комком застревает. – Мам, я не знаю, вдруг я не справлюсь, – закрываю лицо руками. Боже, как же стыдно.

Мама откладывает столовые приборы, по звуку понимаю: вздыхает тяжело и протяжно. Ей со мной нелегко. Маленькие детки – маленькие бедки. Сейчас детка выросла, с ней и беды выросли.

– Послушай меня, – ждет, пока я подниму на неё глаза. – Это то, возможно, первое в твоей жизни решение, которое ты сама принять должна, в ином случае, если ты пожалеешь в дальнейшем, то будешь винить меня. При любом исходе, Агат. Если сделаешь аборт, а потом вы со Стёпой сойдетесь, – от слов мамы колет в груди, в такой исход я не верю. – Или в дальнейшем появятся проблемы с репродуктивной системой. А они могут, Агат, появиться, то ты будешь винить всех вокруг, и меня в том числе, – мама говорит тихо, уверенно, не сюсюкается со мной, как с ребенком. – Если же я уговорю тебя оставить малыша, то в моменты, когда все твои друзья будут гулять и веселиться, а ты дома – подгузники менять, или скажет кто-то, где-то, что-то… Знаешь, к кому претензии будут? Тоже ко мне. Тут нет правильного или неправильного решения, есть только твоё. Оптимально, конечно, ваше со Стёпой.

Знает она меня прекрасно. Принять решение самой – страшно. Инфантилизм так быстро не выветрить. До этого я себе разве что тетрадки сама покупала. От отчаяния биться головой об стол хочется. Нельзя. Внутри меня маленький.

Руки на коленях под столом лежат, ногти свои рассматриваю. Хотела перед новым годом нарастить – впервые. Теперь желание испарилось. Зачем если скоро маленький родится – неудобно.

– Сейчас будет аттракцион невиданной щедрости. Единичный случай. Дабы ты глупостей не наделала. Если вдруг твоё решение изменится, и ты поймёшь, что не готова мамой полноценно становиться, сообщаю: я готова воспитывать маленького как своего. Попрекать тебя этим не стану. Ему можем сообщать, можем не сообщать. Не принципиально, – мама теребит наручные часы. Нервничает. Ей тоже непросто. Эмоции резко начинают зашкаливать, ресурс сдержаться отсутствует. Слёзы из глаз брызгают.

Она спасает в любой ситуации.

Глава 7

Агата

Сегодня впервые за последние десять дней заставила себя посетить нашу балетную студию. Самый большой перерыв в тренировках в моей жизни, точнее с начала занятий. Девочки так радовались моему появлению, так крепко обнимали, что костяшки скрипели. Приятно.

Внутри, где-то под ложечкой холодеет. Успокаиваю себя, мол, это не навсегда. Беременность – не навсегда. Через несколько месяцев после родов, можно будет попробовать вернуться. Вопрос только в том, будет ли тело помнить плавные тексты танца. Годами в голове всё держалось: способствовали ежедневные, многочасовые тренировки.

Балет, как и спорт профессиональный, рука об руку с болью идут, постоянно преодолевать себя, свои страхи и физические возможности приходится.

Стоит единожды публике принять выступление восторженно – ты о всех сложностях забываешь.

Впервые, в тринадцать лет, я на себе ощутила всю радость успеха. Когда зритель тебя принимает, словно паришь над землей, рокот оваций оглушает, сознание плавится. Кланялась без конца и глупо улыбалась во все тридцать два, точнее двадцать восемь.

Прикрываю веки, появляется картинка: мама во втором ряду, глаза её счастьем светятся, а ещё гордость за меня в них плещется. Ей дорого обошлось моё увлечение балетом, она об этом не говорила, но и без того понятно, поэтому и успехам радовалась больше остальных.

Начала я заниматься не в пять-семь лет, как принято, а в девять, когда мы снова в Краснодар вернулись жить. Нагонять много пришлось. Частные уроки – удовольствие недешевое. Вдобавок море моих слез и каждодневные истерики.

Я грезила балетом с ранних лет, доставала маму постоянно, но у неё не было возможности на тот момент. Ни денег, ни времени. Как только переехали, она нашла балетную школу. И как-то уговорила их меня принять. Сейчас понимаю – чудо. В том возрасте я считала себя великолепной. Думала, что всё лебединое озеро от и до знаю, каждое движение. Да уж. На деле – даже полностью не видела его никогда. Но сила духа была, и вера в себя тоже.

То, что примой великих театров я не стану, было понятно всем и сразу. Грандиозных результатов не выдавала, врожденной фактурой не обладала, да и поздно начала опять же, что тут скажешь. Упорство мне помогло. В студии современного балета я на хорошем счету.

Была. Просто они ещё не в курсе происходящего.

С восьми лет я мечтала быть либо балериной, либо стоматологом. Приоритетнее – первое. Совмещать, естественно, не смогла. Единственное, мама попросила поступить на заочное. Не мед, но в жизни может и «эконом» пригодиться. Скорее всего, так и будет со временем…

Вдруг я располнею!?