– Юшин погиб в авиакатастрофе три года назад, а Теребко ушёл в Гималайские горы с квестовой экспедицией и не вернулся. Вы слишком долго были оторваны от действительности, Алексей, потому-то и попали в прицел Максима. Точнее, сначала ко мне на карандаш, а потом уже в его папочку потенциальных работников.

– Предыдущим выжгло мозги?

– Предыдущих не было. Вы первый, кто согласился отыгрывать по боевому сценарию.

Я попытался вспомнить, а спрашивали ли меня вообще? И не смог. Не было ведь такого? Вот контракт, вот обещание покрывать долги по ипотеке, дата, подпись, ложись в камеру…

– А… это вообще законно? – посмотрел на неё. Она ответила недоумённым, полным любопытства взглядом. Я развил мысль: – Смотреть наши сны? Наблюдать за тем, что делаем, что говорим?

– Вы же подписались под тем, что содержание ваших снов становится имуществом корпорации. В контракте всё было расписано в подробностях. Вы не похожи на человека, что подмахивает бумажки, не читая, а потому предположу, что вы не привыкли к подобного рода договорам. Не посчитали это чем-то значащим, так?

Отвечать не стал, уставился в окно.

– А что за бред про доминирование и заботу?

– Когда вы рассказали дримейджу про то, что всё вокруг неё – ваша игра, какие цели преследовали?

– Сказать ей правду, ничуточки ведь не соврал!

Нина понимающе кивнула, чертовка ровно такого ответа и желала!

– Или на подсознательном уровне пытались подчинить себе не устраивающее вас окружение. Показать не ей, сну, что вы здесь главный.

– Абсолютный бред, – я усмехнулся, покачал головой. Она решила не спорить, перескочила на другую тему.

– Что же касательно заботы, Алексей, вам ведь всегда хотелось ребёнка? Дочь, правильно?

– С чего ты взяла?

– Вы не выставили полузнакомую девчонку за дверь. Прибежали жаловаться к Максиму. Тут важно другое, вам как будто нужна была для того причина. Мало ли отцов кидают своих детей на произвол судьбы? Которых растили, которых знали. Кто вам эта Оксана? Первенец из ниоткуда? Но едва вы узнали, что всё правда, изменились. Или запустили отложенный на потом поведенческий паттерн. Мол, вот когда появится ребёнок, тогда и стану хорошо себя вести.

Заболела голова.

«Она, как Аня Форджер на минималках, к тебе прямо в душу лезет».

Не знаю, кто такая эта Форджер, но Мира до бесконечного права.

– Алексей, мы приехали, – она улыбнулась, а я только сейчас заметил, что машина не двигается уже какое-то время.

Пулей выскочил наружу, хлопнул дверью. Внутри бурлило, будто кто расковырял давно зажившую рану. Нина знала, что говорить, куда бить. – Неужели Максим платит ей лишь за то, чтобы выводить нас из себя? Что-то подсказывало, что не мы одни с Мирой её недолюбливаем…

– Ого! А ты, как погляжу, хват, Лёшка! – дядя Юра поправил шапчонку на голове, чуть задрал подбородок. – Что ни день, то тебя кто-то на машине возит. То мужик в плаще и шляпе, то вот девица теперь. Растёшь! Девчонка, говорят, у тебя в квартире какая-то поселилась. Молодая, аж жуть!

Кивнул, признавая, есть такая.

– Живёт. А что?

– Да ничего. Дело-то твоё. Только уж больно хрупкая она у тебя. Пристали к ней тут сегодня двое.

– Кто? – внутри всё похолодело, ладони сами стиснулись в кулаки.

– А то ты не знашь, кто у нас тут до девок молодых охоч? Борисыч со своей гоп-бригадой.

Я недобро прищурился, глянул во двор. Знал эту шантрапу, давно хотел почесать об них кулаки, да как-то останавливало, что с судимостью могут на прежний контракт не взять. Сейчас иное дело.

– Ну они к ней под пальтишко руками. Один держит, второй раздевает. Бабёнка среди них гогочет, на телефон снимает. Словно во времена Тик-Тока вернулся, ей богу. Ну я не зря в пятой Ростовской служил. Птичек своих натравил, пока до греха не дошло. Девчонка твоя вырвалась и бежать. Вот, обронила.

Старик кивнул на сумку. Узнал её рюкзак. Недалеко от лямки разрыв, топорщились нитки, не иначе, пытались удержать за него. Умная девочка, скинула.

– Птичке, конечно, моей не поздоровилось…

Он кивнул в сторону гаража, вздохнул. Порчу уборочных беспилотников дворник оплачивал. Можно было глянуть с камер, взыскать с подлецов, да только кто будет возиться?

– Компенсирую, – кивнул ему с благодарностью. – Спасибо, дядь Юр. С меня причитается. А с Борисычем сейчас поговорим…

Глава 6

Внутри всё дрожало от злости.

Сознание терялось в кругах памяти, где-то ведь такое уже было: обиженная негодяями девчонка, рваный рюкзак, разбитые носы, скрип снега под ногами.

Чужой двор, исковерканная детская площадка. Сколько ни чинили, всё одно находились вандалы, словно им нравилось жить среди руин.

На ходу расстегнул куртку. Ключи, бумажник, карта с пропуском, всё там. Швырнул на детскую горку. Изо рта валил пар, не уставший мужик с работы, а огнедышащий дракон. Мороз спешил укусить за оголившуюся шею, нырнуть прохладой под свитер.

Его тоже снял, словно тряпку намотал вокруг левой руки.

Троица гуляла, троица праздновала. Из когорты тех людей, коим не нужен повод, чтобы откупорить очередную бутыль хмельного. Словно показательно у пустой урны валялся мятый алюминий банок.

Вокруг них как будто чёрная зона, им боялись делать замечания, мимо них боялись пройти мимо. Жаль, не сказал о них Оксанке, следовало бы. А ведь Максим обещал, что за ней присмотрят, не дадут в обиду.

Видать, не каждому слову есть вера…

Снял с руки браслет часов, пятнадцать лет назад их товарка послужила кастетом. Уверен, эта также не подведёт.

Бесновалась собака, откормленный бульмастиф. Говорят, покусал многих, даже на мегеру точил зуб.

Меня увидали издалека, я показался троице достойной забавой. Чудак, что раздевается на ходу вызывал лишь смех, они разве что слышали обо мне краем уха, никогда не имели дела.

– Гля, недобиток идёт. Слышь, недобиток, чё прёшься сюда, а? – дружок Борисыча всегда был разговорчив. Свистнул, ещё мгновение назад метившая территорию псина тут же обратила на меня внимание.

– Найда, Найда, фас! Яйца ему отгрызи! Фас!

Слова инструктора набатом звучали в голове, ничего не слышал кроме них. Если на вас несётся собака – приготовьтесь попрощаться с рукой. Хорошо, что обмотал свитером, шерсть наверняка прокусит, но будет не так больно.

Бульмастиф разинул слюнявую пасть перед тем, как наброситься, желтые зубы, в ноздри ударило гнилостной вонью. Псина вцепилась в руку. Боль разгоняла кровь, боль отрезвляла, боль заставляла действовать.

Ухватил вцепившуюся в меня тварь за загривок, железная труба детской лесенки пришлась кстати. Размашисто, перенаправив её же собственную инерцию, приложил собаку головой о перекладину. И без того вонзившиеся зубы, вгрызлись ещё глубже, но ушей наконец-то коснулся приятный хруст.

Она выпустила меня из капканистой хватки, я рывком отшвырнул обмякшее тело наземь. Из пасти ещё живой псины донёсся жалобный скулёж. Жаль, не получилось, думал, убью одним махом.

Троица в мгновение ока протрезвела. Как хорошо же на им подобных действует страх. Сначала они слышат здравый глас сомнений, после забывают про гордость. Ждать, когда они наложат в штаны не было смысла.

Я в один огромный скачок оказался рядом с ними. Кулак врезался в скулу хозяина бульмастифа, челюсть того съехала набок, зубы фейерверком осколков просыпались в снег.

– Дядя, да ты чего, мы же просто играли! – мерзкое рыжее пятно побежало по джинсам Борисыча. Его девка выронила из рук приготовленный для съемки очередного «очень смешного пранка» смартфон. Накативший на неё страх искал выхода в действии.

Или в глупости.

Вместо того, чтобы бежать, она схватилась за пустую бутылку. Грохнула о лавочку, держа получившуюся «розочку», как последнюю надежду. Словно та и в самом деле могла изменить расклад сил.

Метнулась ко мне в бестолковом выпаде. Я зажал её руку у себя в подмышке, перехватил вторую и, согнув в три погибели, саданул коленом в живот.

Она рухнула в снег, как подкошенная. Следом под моей ногой захрустел телефон.

Борисыч, привыкший быть хищником этих улиц, жертвой задрожал в моей хватке, нелепо дёрнулся, но оказался словно в тисках. Идущая от него мерзкая вонь чуть не заставила проблеваться.

– Да за что, дядя? Чё, а? А?! – он верещал, словно девчонка. Его друзья корчились в снегу, подвывая с ним в унисон.

– Девчонка. Сегодня. Приставали?

– Да, а чё, а в смысле? Ну мы же пошутили, это пранк, дядя, чё!?

– Ты ей под пальто лез? – я повалил негодяя мордой в снег, заломил руку.

– Да не лез никуда, не я это, это Ромка!

Я бросил взгляд на паршивца, что испуганно держался за челюсть. Сильно же ему от меня прилетело, такое только в травматологии вправят. Кипучее варево злости утихало, сходило на нет. Со всех сторон, словно на бой гладиаторов, взирали вездесущие глаза видеокамер, готовые запечатлеть любую мерзость и послужить доказательством людской беспомощности перед злом.

Правосудие вершится лишь над долготерпевшими…

– Да не я это, не я! – парень почти молил.

– Хорошая ложь, малыш. В следующий раз постарайся убедительней.

Борисыч взревел, когда сломал ему руку. Я резко встал, оставив их компашку, двинул за курткой. Глянул на них напоследок, нечеловеческие, отвратно скорчившиеся рожи. Стало мерзко.

Дядя Юра видел? Наверняка. Вряд ли он ждал чего-то подобного. Зашёл к нему забрать Оксанкину сумку, увидел во взгляде бывалого солдата нечто, похожее на страх.

Он не посторонился, не отшатнулся, но теперь точно будет опасаться. Надо будет извиниться перед ним. Не сейчас, потом. Сейчас мне хотелось лишь тишины.

Вошёл в дом. Сколько времени прошло? Интуитивно глянул на часы, после драки те не подлежали ремонту, только на выброс. Усмехнулся, как будто запомнил, сколько было времени, когда шёл чистить их рожи.

Ждал, что вот-вот, с минуты на минуту двор огласит громогласный рёв полицейских сирен. Явится участковый… Должен же был хоть кто позвонить в полицию?

Глянул туда, где раньше сидела мегера, место вахтёрши было мрачно и темно без законной хозяйки, будто вместе с ней из этого дома сгинули душа и совесть.

Пошёл по лестнице. Жалко было свитера, хороший, служивший мне не первый год свитер. От него пахло теплом, уютом, домашним спокойствием и новым годом. Кажется, тётя Тоня его мне и прислала по почте, уже и не вспомню…

Не знал, в каком виде увижу Оксанку. С меня слетал налёт первичного шока, нервные окончания брались в работу, сигнализировали. Следом за мной тянулся кровавый след. Хорошо же эта псина меня потрепала, теперь ехать в травматологию зашивать…

Остановился у двери собственной квартиры. Терялся, сейчас открою, увижу её и что скажу? Но тянуть не было смысла, так можно стоять у порога до самой вечности. Неповреждённой рукой полез в карман за ключами…

* * *

Врачи примчались, словно за ними гнались все неспасённые души. В федерально-бесплатную звонить не стал, едва увидевшая мою руку Оксана пришла в неизбывный девичий ужас, настояла на платной. Совала вынутые из кармана мятые купюры оставшейся сдачи.

Не стал ей говорить, что на эти гроши мне разве что скажут «здравствуйте», но не от души и без улыбки.

Оператор как будто издевалась, трижды переспрашивала фамилию, коверкала: – Зоголов? Сокалой? Зоколо?

Оксана едва ли не вырвала смартфон из моих рук. Едва взялась за дело, как её тут же поняли и обещали прислать бригаду.

Чем бы сегодня не были заняты в полиции, оно оказалось куда важнее трёх измордованных негодяев.

Приехавший хирург шустро оценил случившееся. Обезболивающий спрей обратил руку в деревянную чурку, можно было иголки втыкать, не почувствую. Тучка, недавно подобранный котёнок, отнеслась к чужому со страхом и подозрением, скрылась в Оксанкиной комнате и не казала носа.