Каким же он был красивым ребенком – с ярко-голубыми глазами, блестящими черными волосами и румянцем на щеках, которые она так любила гладить. Конечно же, она гордилась сыном. И надеялась, что сегодня он будет вести себя прилично и не устроит одну из тех истерик, за которые ей всегда было так неудобно.

Адам ничего не ответил. Он еще почти не говорил, и хотя Кейт решительно заявляла, что беспокоиться не о чем, это ее тревожило. Мокрым подгузником не пахло, ребенок не плакал. Правильно ли будет оставить его ненадолго одного, чтобы просто насладиться тишиной, прибраться в доме?

– Мамочка скоро вернется, – сказала она и выскользнула из комнаты.

Адам не произнес ни звука. Возможно, он наконец-то начал становиться не таким навязчивым.

На кухне она наклонилась, чтобы подобрать разбросанные игрушки, и поцокала языком, увидев грязную кружку и тарелку, которые Эндрю оставил на кофейном столике с вечера. Он что, переломился бы донести их до раковины, раз уж все равно прошел через всю кухню, чтобы лечь спать? Но нет, она не будет с ним ссориться. Только не сегодня. Он так много работал, каждый день ездил в Лондон и обратно в битком набитых поездах, постоянно на ногах. Она не станет кричать на него из-за грязной кружки. Она будет милой Кейт, любящей женой и доброй мамой. Преисполнившись чувством собственного благородства, она взялась за дело.

Дом сверкал чистотой – накануне в семь часов вечера она уложила Адама в кроватку и принялась изо всех сил наводить чистоту, несмотря на просьбы Эндрю сесть и «относиться к этому проще». Ей хотелось сказать, что только один человек в доме мог относиться к этому проще, и это была явно не она. Но теперь она понимала, что усилия того стоили: встать и увидеть, что все вокруг сияет и пахнет воском, а в вазе из толстого стекла распускаются лилии, которые Эндрю считал причиной своей аллергии. Кейт открыла холодильник, разглядывая затянутые пищевой пленкой миски и тарелки с едой, приготовленной накануне. Она решила обойтись без завтрака – мысль о том, чтобы нарушить стерильную чистоту кухни, была невыносима. В голове она прокручивала воодушевляющие сценарии, как прибывают гости, как они говорят: «О, Кейт! Как здесь здорово! Кейт, у тебя такой цветущий вид! Как вкусно! Какая замечательная вечеринка!»

Она вновь оглядела дом – чистые паркетные полы, вымытые с шампунем ковры и диван, ни единой пылинки на мебели, картины, которые она развесила сама, устав ждать, пока Эндрю возьмется за молоток, – и подумала: «У меня получилось! Готово! Я победила!»

* * *

Эндрю проснулся в половине десятого и тут же начал стонать.

– Кажется, я простудился. Что-то худо себя чувствую.

Ох уж этот Эндрю со своими простудами! Даже от пациента с лихорадкой Эбола не услышишь столько жалоб. Но работа требовала от него огромных усилий, и нужно было проявлять понимание. Во всяком случае, ей приходилось повторять себе это по несколько раз на дню.

Кейт стояла у раковины и мыла миски из-под только что взбитых сливок. Желе застывало, салаты охлаждались в холодильнике. Ей хотелось, чтобы, когда гости войдут в дом, все выглядело идеально, а он тут принялся рыться в ящиках и колдовать с лекарствами от простуды, рассыпав сладкий мелкий порошок по столу.

– Может быть, уберешь пакет обратно?

Она вытерла порошок и отжала тряпку. Эндрю, поморщившись, прислонился к столу и выпил лекарство.

– Ты уже снял батут с чердака?

Она знала, что он этого не сделал.

– А… Да, сниму.

Он снова уткнулся в «Блэкберри» – что-то вроде навороченного пейджера, самое бесчеловечное устройство в мире. Когда этот предмет оказывался в руках у Эндрю, жена, ребенок и дом переставали для него существовать. Иногда ей казалось, что стоило бы придумать функцию, которая могла бы выводить на экран ее слова: «Установи уже чертов батут. Спасибо. Пока».

Она натянуто улыбнулась.

– Спасибо. Просто… постарайся сделать это до начала вечеринки.

Она была Доброй Кейт, участливой женой, любящей матерью, успешным репортером. Это все было о ней. Не стоило злиться по пустякам.

Из соседней комнаты раздался какой-то треск. Молчание Адама, которого она оставила перед телевизором, не предвещало ничего хорошего. И снова она, на восьмом месяце беременности, подождала, не заметит ли муж. Не заметил.

– Не принесешь его, милый? Пожалуйста!

Эндрю еле оторвал взгляд от экрана, но тут же вернулся к нему, словно экран держал его как рыбу на крючке. Он был весь в работе – она почти чувствовала, как у него сдавливает грудь при виде сообщений, которые требовали ответа даже в субботу. Кейт не собиралась сегодня ссориться. Это был ее день рождения. Она была уже на последней стадии беременности, которая еще позволяла делать ей хоть что-то, и, если он не сможет помочь, то ей придется в одиночку устраивать вечеринку для трех десятков взрослых и детей. Конечно, она могла с этим справиться. Просто она не понимала, почему должна была это делать.

* * *

Первой приехала Оливия. Она предложила приехать пораньше, чтобы помочь, но Кейт подозревала, что на самом деле ее коллега часто просто чувствовала себя одинокой. Она знала, что Оливия переехала в Бишопсдин из Лондона, когда нашла работу в региональном офисе Би-би-си, и городок, полный мамочек, устраивавших заторы из колясок в проходах магазинов, оказался не лучшим местом для одинокой молодой женщины.

Она открыла дверь и чуть наклонилась, чтобы живот не мешал ей поцеловать воздух возле щеки Оливии.

– Рада тебя видеть!

Кейт ощутила, как надвигается то противоречивое чувство, которое возникало всякий раз, когда она тратила несколько часов на организацию праздника. Она стояла, оглядывая батарею винных бутылок, еду, разложенную по красивым тарелкам, воздушные шары и цветы и спрашивала себя: зачем они приходят? Почему она должна развлекать этих людей? Хотелось убежать наверх, прихватив с собой праздничный торт. Но Оливия была рядом, а значит, нужно было держать приветливую улыбку.

– Боже! Как здесь красиво! Не знаю, как у тебя получается…

Оливия скинула длинный кардиган с худых белых плеч. Она казалась такой крошечной рядом с Кейт. Но это было нормально. После рождения ребенка Кейт пойдет в зал и, как пишут в журналах, приведет себя в форму.

– Легко, – соврала Кейт. – О… Не стоило…

Оливия принялась выгружать подарки из хозяйственной сумки – розовую орхидею, запотевшую бутылку просекко и букет белых роз в фиолетовой оберточной бумаге. Слишком много всего. Бесит.

– Это тебе. – Цветы. – И кое-что для Адама на случай, если он решит, что ему уделяют недостаточно внимания с новым ребенком и всем прочим. – Что-то небольшое, завернутое в салфетку.

– Как мило с твоей стороны.

Это был намек, что Кейт стоило бы самой купить что-нибудь для первенца? Ей была ненавистна мысль о том, что она что-то делала не так, где-то ошибалась. Ее охватило легкое беспокойство, как и всегда в присутствии Оливии. В доме этой женщины детей не было, но она все равно была матерью. Иногда Кейт задумывалась, не по этой ли причине Оливию, несмотря на все пирожки и самодельные открытки, недолюбливали коллеги по телестудии. Никто толком не знал, к какой категории ее отнести. Конечно, ходили слухи о том, почему девочка – совсем малышка – не жила с Оливией. Но Кейт приходилось быть вежливой. Едва ли легко жить вдали от ребенка, хоть Кейт иногда и представляла себе, как отправляется в длительный отпуск на курорт в полном одиночестве.

– Может, сама подаришь это Ади? Он еще в кроватке, а мне самой его на руки не поднять.

– Конечно.

Как всегда внимательная, Оливия понеслась в детскую, и, вновь ненадолго оставшись одна, Кейт провела ладонью по лилиям и накрытой пленкой тарелке с мясной нарезкой. Волнение перед вечеринкой вступило в полную силу. Вдруг больше никто не придет? А вдруг придут, но не поладят между собой? Вдруг праздник никому не понравится и во всем обвинят ее?

Раздался звонок в дверь, и сердце екнуло.

– Лив? Ты не откроешь?

Ответа не последовало, наверху стояла тишина. Кейт сама поплелась к двери, с трудом преодолев десяток шагов. Звонок прозвенел снова, и она растянула губы в улыбке. На пороге стояли Крис и Келли, чей двухлетний сын Джордан ходил в одни ясли с Адамом.

– Привет! – Келли в тесноватом длинном платье, открывавшем татуировку на ее плече, казалась нервной. – Мы тут принесли… Крис?

– А! – Крис, одетый в рубашку поло и укороченные брюки цвета хаки, неловко протянул бутылку белого вина из супермаркета.

– Как здорово! Здравствуй, Джордан!

Она думала поцеловать малыша, но заметила на его хмуром личике какую-то сыпь. Родители прокололи ему ухо и нарядили в детскую копию формы футбольной сборной Англии – черт бы побрал этот чемпионат мира! Да еще и синтетика в такую жару!

– Проходите!

То, что были приглашены знакомые по яслям, беспокоило ее больше всего – поначалу это казалось неплохим планом, но ночью она решила, что было глупо смешивать такие разные компании. На секунду она задержалась с Крисом и Келли («Зачем они вообще здесь?»), проклиная Оливию и Эндрю за то, что не пришли ей на помощь. Потом в дверь снова позвонили, и это была Зоуи с работы, потом пара постарше – соседи, и вечеринка началась и дальше текла сама собой. Все должно пойти нормально.

– Еще крюшона? Закуски? – Кейт порхала между группами гостей, словно воздушный шарик. Один из соседей, отстранив Эндрю от барбекю, выдавал непрерывный поток обугленных бургеров и сосисок. Так как барбекю организовывала Кейт, здесь были также шампуры с овощами, креветки, миски с кускусом. Совсем непохоже на барбекю ее родителей – с бутылкой кетчупа и растерзанной упаковкой булочек для хот-догов на складном столике. Адам закатил небольшую истерику – ему не понравился салат, поэтому Кейт ненадолго закрыла его в гостиной, чтобы успокоился. Она видела глаза на бледном лице, наблюдающие за ней сквозь стекло, но была полна решимости продержать его там пять минут, как советовали книги для родителей.

В последующие годы, когда она признала, что этот день рождения был последним днем ее прежней жизни. Кейт играла сама с собой в игру, пересчитывая тех, кто был на празднике. Она и так постоянно это делала и, дойдя до определенного числа, могла расслабиться, говоря себе: «Было человек тридцать – неплохо ведь?»

Но, по правде говоря, она так и не могла точно вспомнить, кто же в тот день пришел. С каждым из гостей она обменялась не более чем парой фраз, курсируя вокруг и следя за тем, чтобы никто не был обделен напитками, беседой и едой. Было несколько неловких моментов – когда пухлый восьмилетка из семьи знакомых по яслям стукнул маленького сына ее коллег и когда она услышала, как кто-то спросил Оливию, часами не вылезавшую из игрового домика, кому из детей она приходится матерью.

На это Оливия просто ответила: «Э-э, никому из этих». Она не стала выдавать заученный ответ, который уже слышали все работники телестудии: «У меня есть дочь, но она живет с моими родителями». Несмотря на расспросы, никто так и не выяснил причину. Когда год назад Кейт пришла работать в телекомпанию, Оливия уже была в отпуске по уходу за ребенком, а потом вернулась, ни слова не говоря о том, где же ребенок. Коллеги постоянно судачили об этом на кухне и за выпивкой, но Кейт так и не приблизилась к разгадке.

В остальном гости знакомились, общались, улыбались, смеялись. Вечеринка удалась. Кейт расслабилась и даже позволила себе пару глотков просекко, рассудив, что на таком сроке это уже не повредит младенцу. Она оказалась замечательной хозяйкой! Гости ее любили. Она даже прижалась к Эндрю, позволив ему обнять ее. В паре метров от них Адам пинал мячик вместе с Джорданом. Видите, он был счастлив и с ним все было в порядке. Все шло замечательно.

– Хороший праздник, да? – спросила она у Эндрю, который уже научился правильно ей отвечать.

– Конечно. Ты отлично все организовала.