Я извлекла из пакетов банку растворимого кофе и упаковку маффинов. Руки, непривычные к тяжелому физическому труду ныли, мне требовался перерыв. Я – хозяйка этого дома на пятьдесят долбанных процентов, сказала себя я, шагая на пригорок. Имею не меньшее право, чем он, находиться здесь. И все равно чувствовала себя испуганной восьмилетней девочкой, и это меня бесило. Я в двадцать один год уехала в другой город, выжила, построила с нуля карьеру, я состоялась. Пусть и накрылась медным тазом моя жизнь, я знаю, что не должна его бояться. Взрослая женщина, не ребёнок. Руслан сидел на веранде в плетеном кресле качалке, вытянув вперёд длинные ноги в потертых джинсах. Через ноги мне пришлось бы перешагнуть. Он специально это? На мгновение я впала в панику, но взяла себя в руки и перешагнула. Это было до смешного просто. Бросила взгляд на банку в его руках – нулевка. Ну вот, он ещё и не алкоголик. Впрочем, какой нормальный мужик сидит утром в компании своей собаки и пьёт безалкогольное пиво? Слабак.

Я готова была выдумать миллион различных причин, по которым Руслан был хуже меня, хуже Антона, хуже всех остальных людей. Чайник закипал так медленно, что я успела съесть три маффина, умыться и известись в ожидании. А когда налила кофе, пришёл он. Я не смотрела на него, мне было стыдно за вчерашнюю пьяную вспышку агрессии, и одновременно я понимала – если скажет хоть слово в мой адрес, снова взорвусь. Поэтому пила кофе и молчала. Кофе был горьким и невкусным, зато горячим.

– Камышка разлилась.

Я так привыкла к нашему молчанию, что от звука его голоса вздрогнула и едва не поперхнулась кофе. Подняла на него взгляд. Стоит в дверях, руки в карманах джинс, щетина двухдневная на лице. Глаза привычно чёрные, как сама ночь.

– И что? – с вызовом спросила я.

– Мост затопило. Пока не сильно, но к вечеру будет ещё больше воды.

– Я с тобой здесь сидеть не буду! – вспылила я.

– Удачи, – Руслан пожал плечами и ушел.

Допив кофе, я сполоснула чашку, поставила её в шкафчик. Помялась мгновение, вышла. Сидит все также. Точно специально. Я перешагнула через его ноги и свистнула собаку.

– Пойдём, Барбос.

Бублик послушно побежал за мной следом, мне показалось, что я слышу, как скрипят зубы его хозяина. Так-то.

Я ускорилась. Уже через час сугроб, в котором завязла моя машина, сдался и выпустил её на волю. Я подумала о том, что теперь придётся ехать к маме, с тоской посмотрела на серый дом. Такой план провалился! Подумала о том, что будь Руслан нормальным мужиком,  он мог бы предложить свою помощь, вместо того, чтобы пить пиво, любуясь моими страданиями.

– Светка, – решила  спросить сама у себя. – А ты бы приняла его помощь?

Постучала пальцами по рулю в раздумии. Машина ехала медленно, с пробуксовками, Бублик обгонял её и ждал впереди, на дороге, которая представляла собою две колеи с островком безопасности и сухости между ними. Решила быть честной сама с собой.

– Нет, не приняла бы. Но предложить-то он был обязан.

Речка, ещё вчера мирно лежащая в своих берегах, сегодня взбунтовалась. Я никогда ещё не была тут ранней весной и поэтому то, что мирная Камышка может быть такой широкой, меня поразило. Я подошла к самой воде. Она бурлила, перекатываясь через низкий мост. Навскидку, мост ушёл под воду сантиметров на пятнадцать, не больше. Просто очень широкая лужа. Я смогу, ничего сложного. Однако руки тряслись. Я нашла в сумке сигареты, в пачке последняя, прикурила, сидя на корточках на берегу. Прибежал Бублик, сел рядом.

– Беги обратно к своему хозяину. Тебя-то он не обижает. Везёт тебе, псинка.

Сухой сигаретный дым резал горло. Я прислушалась к себе – курить не хотелось. Пусть я и возвращалась в свою старую жизнь, но старые привычки уже переросла. Бросила недокуренную сигарету в речку, она закрутилась волчком в мутной воде, в которой плыли ветки, обломки льда и исчезла.

Бублик дёрнул было за ней, но у кромки воды остановился и попятился назад.

– Иди домой, – сказала я. – Если укусишь своего хозяина за задницу, я тебе ещё шоколадку принесу, имей ввиду. И ещё, пожелай мне удачи.

На всякий случай я подхватила гладкое, тяжёлое тельце собаки на руки и отнесла подальше от воды. Где Руслан? Надо смотреть за своим питомцем, как бы в воду за мной не полез. Песик остался послушно сидеть там, где я его оставила и смотреть мне вслед круглыми глазами, склонив голову.

 Я села за руль. Посмотрела на воду. Мутная, страшная. Но такая неширокая – всего-то несколько метров. Посмотрела на свои пальцы – чуть дрожат. С тоской оглянулась  назад, на пригорок, который прятал дом. Страшно. Сдаться бы и обратно. Но с пригорка широким шагом спускался Руслан, перед ним я бы точно не спасовала. Он и так считает меня трусихой. Автомобиль взревел двигателем и тихонько покатился к воде. Зашелестели, борясь с течением шины. Я чувствовала, как перекатываются под колесами крепкие бревна и это внушало уверенность. Я видела настил моста в перекатах воды. Все хорошо, половину уже почти проехала.

– Я смогу, это совсем не страшно, – прошептала я и крепче сжала руль, борясь с желанием зажмурить глаза.

Я хотела повернуться, посмотреть на оставшийся позади берег, пришёл ли Руслан, не полез ли Бублик в воду, когда увидела её. Огромная льдина, даже несколько сцепившихся льдин, неторопливо плыла прямо на меня, повинуясь течению. Первой мыслью было повернуть в сторону, избегая столкновения. Но куда повернуть, если я на мосту? Прибавила скорости, машинка дёрнулась вперёд, и я поняла – нет, не успею.

Скорость у льдины была невысокая, она ударила в бок машины вроде бы даже не сильно, глухо. На мгновение я обрадовалась – сейчас просто по газам и выеду, ничего же страшного, почти половину моста проехала. Но льдина была тяжёлая и упрямая. Даже упрямее меня. Я пыталась ехать вперёд, а она со всей своей глупой, бессмысленной силой толкала меня вбок, вниз с моста. Ладони вспотели, сердце заколотилось как сумасшедшее. Внутри машины обманчиво безопасно: тепло, сухо, едва слышно играет музыка. Но там, куда тащит меня эта глыба – ледяная, мутная вода. Боже, что делать-то? Я не успела ничего предпринять. Автомобиль, вздрогнув, завалился в сторону. Его понесло, вывернув вперед мордой, льдина освободилась и поплыла дальше, а я падала. Спокойно, – крикнула я сама себе. Вспомнила как строили этот мост. Это самое мелкое место в речушке. Местами вода доходила до колен, резвыми, холодными волнами перекатываясь по камням, именно поэтому его и выбрали. Я не утону ни в коем случае. Капот ухнул вниз, на лобовое стекло бросилась мутная вода, а я завизжала. Громко, что было сил. Отстегнулась, полезла на заднее сиденье, так как капот машины полностью ушёл под воду. Открыла окно. Боже, Боже, что же делать дальше? Как, блин, вылезти?

– Руку давай.

Я вытащила голову в окно. Прямо перед моим лицом неслась мутная вода, а моя машина нелепо торчала, уткнувшись капотом в дно, задние колёса ещё были на мосту. У вздернутого багажника стоял Руслан. Прямо ногами в этой отвратительной, холодной воде. Стоял и тянул мне руку.

– Руку давай, – нетерпеливо повторил он. – Быстрее. Или я уйду и выплывай сама.

Я вывалилась по пояс в окно, зажмурила глаза, пытаясь не смотреть на воду, брызги которой долетали до моего лица. Потянулась вперёд, Руслан схватил меня за руки и потянул на себя. Машина дернулась, стремясь проплыть дальше, вперёд, за той льдиной, с которой видимо уже успела сдружиться. Меня обожгло ледяной водой, в которую я внезапно провалилась по пояс. Но думала я только об одном – какого хрена его ладони так жгутся?

ОН.

В какой-то момент она ушла под воду с головой. Я даже испугался, что она возьмёт и поплывет следом за машиной. Ноги в ледяной воде мерзли, сразу заныло проклятое колено, я поднапрягся и вытащил её наконец на белый свет целиком. Сначала на мост, потом на берег. И нес её на руках. Охренеть. Я несу её на руках. Она тряслась, обычно бледное лицо казалось белым, как снег. Широко распахнутые глаза смотрели на меня из-под мокрых, слипшихся в стрелки ресниц. Я никогда ещё не видел её глаза так близко.

На берегу она очнулась и начала биться в моих руках.

– Руки! – истерично завизжала она. – Убери от меня свои руки!

Я послушно разжал руки, и она плюхнулась задницей на мокрую гальку берега. Подтянула коленки, уткнулась в них лицом и тонко заскулила.

– Машина, – вдруг сказала она. – Эта идиотская машина – все, что у меня осталось! А теперь нет, нет ничего!

И засмеялась. Подобрала с земли камень покрупнее и бросила его вслед уплывающей машине, от которой виднелась одна лишь крыша. Камень с всплеском плюхнулся в воду, до машины не долетев. Я пожал плечами. Её трясло, рыдания рвались вперемешку со смехом. Истерика, подумал я. Только бабской истерики мне сегодня не хватало. Подбежал Бублик и с громким лаем закружился вокруг неё. Пожалуй, истеричку надо вести домой.

– Пошли домой, – сказал я.

Она посмотрела на меня так, словно первый раз в жизни увидела. Поднялась на ноги, колени подогнулись, и она вновь повалилась на землю.

– Проклятье, – снова выругался я. Подхватил её на руки, мокрую, холодную, трясущуюся. – Если снова будешь визжать и брыкаться, я тебя снова уроню.

Она ничего не ответила, только крепче зажмурила глаза. А я снова нёс её на руках. Коленка болела просто отчаянно, так остро, что хотелось как в детстве, бежать к маме, чтобы она подула. Бублик решил, что мы играем, и выражал своё одобрение громким лаем. А я шёл и думал,  что сейчас мог бы ласкать податливое Анькино тело, а вместо этого несу на руках мокрую дуру. Сам виноват. Однако, несмотря на чёткое осознание своей виновности, раздражение не унималось. Снова посмотрел на неё – глаза так крепко зажмурены, что даже нос сморщился. Можно подумать, что если она не будет меня видеть, то от этого что-то изменится. Захотелось снова разжать руки и позволить упасть ей вниз, в грязный снег дороги, но я вспомнил, как неловко она пыталась встать на берегу, и понял, что поднимать ее мне придётся опять самому. Бублик забежал на веранду первым, я толкнул ногой дверь и вошёл в дом. Прошёл на кухню и усадил её на стул.

– Раздевайся.

Она посмотрела на свои руки, затем растерянно на меня.

– Моя машина, – сказала она. – Уплыла.

И снова рассмеялась. Я не выдержал и легонько шлепнул её по щеке. Не больно, просто рассчитывая на то, что обида и унижение вернут её наконец на грешную землю. Так и произошло. Глаза полыхнули огнём, рот поджался.

– Не. Трогай. Меня. Никогда.

Так и сказала, чётко, раздельно. Я повернулся поставить чайник, горячий чай ей пригодится, и постарался не думать с тоской о тех днях, которые придётся провести с ней под одной крышей. Огонь под чайником горел синим и чуть потрескивал, я тянул время, не желая поворачиваться к ней, не желая ей помогать. Прошло несколько минут. Тихо было так, что слышалось посвистывание начинающей закипать воды и сопение Бублика, улегшегося спать пол столом. Я обернулся. Она сидела и пыталась непослушным пальцами расстегнуть молнию на сапоге. Пять минут. Одна молния. Я мысленно застонал. Придётся ей помогать. Придётся её трогать.

Сел перед ней на корточки, одним движением расстегнул мокрый сапог, снял и отбросил его в сторону.

– Не трогай меня, – вновь сказала она, так тихо, что я едва слышал её голос из-за клацанья зубов.

– Пожалуйста, заткнись, – вполне миролюбиво попросил я и стянул второй сапог. Бросил его в сторону, к товарищу.

С неё уже натекла порядочная лужица воды, и она сидела в самом её центре на своей табуретке. Я чиркнул молнией куртки, извлёк из неё неподатливое промерзшее тело и на секунду притормозил, задумался. Она сидела и смотрела в одну точку, не отводя взгляда и не пытаясь даже попытаться мне помочь. А мне-то раздевать её дальше. Ладно, что я в самом деле голых баб не видел? Решился, потянул наверх её свитер.

– Руки подними, – попросил помощи я.