– Ай, госпожа уже проснуться! – обрадовалась она. – Такой сон большая польза приносить! Лицо красивый делать, характер – добрый. Господин час назад приходить, на госпожа смотреть. Сказать, госпожа хорошо работать, госпожа не будить! Амина ждать!

Айлин от смущения только фыркнула. Ну что ж, ведь документы она все равно изучила, пусть и немного позже, чем рассчитывала. И теперь полна вопросов и научного рвения!

– А здесь легко добраться до моря? – спросила она, выходя с Аминой из особняка и подзывая Пушка, который развалился в тенечке под деревом. – Оно правда теплое? И соленое? А как же в нем живут рыбы? И почему…

Она осеклась, понимая, что на самом деле ее сейчас интересует лишь одно – сможет ли она купаться рядом с Кармелем? И если да, то в чем?

В Академии всех адептов Красного факультета учили плаванию, остальные могли посещать эти занятия по желанию, но боевики – непременно! Однако девушек тренировали отдельно от юношей, а формой для занятий служило белье из полотна – штаны и плотно подпоясанная, чтобы не задиралась, рубашка. В воде они облепляли тело и мало что скрывали, но это было хоть какой-то уступкой приличиям, к тому же наставник объяснял, что боевик должен быть готов к любой неожиданности, а плавать в одежде гораздо труднее, чем без нее, и к этому нужно иметь привычку. Айлин тогда только радовалась втихомолку, что им хотя бы можно плавать в мужской одежде, ведь обычные женщины купаются в длинных рубашках или платьях. Вот им в воде даже шевелиться трудно!

– Госпожа все увидеть сама, – улыбнулась Амина, уверенно направляясь к дальнему концу сада. – В Арлеза море как женщина, у который хороший муж. Один, два, десять дней ласковый! Много-много дней! Потом один день разозлиться, поплакать, все побросать – и опять добрый! Когда море злой, рыбаки в него не ходить, только большой корабли не бояться. Ждать, когда добрый, тогда люди рыбу ловить, купаться, ракушки собирать. Господин очень море любить, в Дорвенна тосковать о море как о женщина! Теперь у господина госпожа есть и море есть – он совсем счастливый быть.

Она распахнула садовую калитку, ажурную, кованую из тонких медных прутьев, изображающих плети вьюнка, и первой ступила на мраморную лестницу, уходящую вниз плавным поворотом. Айлин, все сильнее разгораясь нетерпеливым ожиданием, последовала за ней, а замыкал их маленькую процессию Пушок. Лестница оказалась широкой и некрутой, рассчитанной на пышные дамские платья. Белые ступени с нарядными розоватыми прожилками были хорошо отшлифованы, однако время оставило на них след, кое-где мрамор потрескался или разбился, эти сколы зернисто блестели, будто кусочки твердого сахара. Айлин захотелось украдкой лизнуть такой скол, но она, конечно, не стала этого делать. Зато, немного подумав, сняла домашние туфельки, взяла их в руку и зашлепала босыми ступнями по чистому и восхитительно теплому, нагретому солнцем камню.

Ощущение чуда стало еще сильнее, когда она посмотрела наверх. По обе стороны от лестницы высились могучие деревья с пышными тугими кронами. Их подножья прятались в кустах, по стволам и веткам вились лианы, не позволяя разглядеть ничего вдалеке, зато наверху, в просветах между деревьями, виднелось небо, бесконечно далекое и такое ярко-синее, словно его сделали из драгоценного алхимического стекла.

Очарованная непривычной красотой, она шла будто во сне, и когда лестница снова повернула, теперь в другую сторону, Айлин, едва шагнув за поворот, остановилась, онемев от восхищения, распахнув глаза и затаив дыхание.

Море! Оно расстилалось внизу бесконечным полотном лазурно-голубого атласа, сияло серебряными бликами, а вдалеке, у самого горизонта, где лазурь встречалась с густой синевой неба, виднелось несколько парусов – Айлин видела их только на картинах, но сразу поняла, что эти белоснежные мазки, словно нанесенные опытной рукой художника, могут быть только парусами. И что без них море было бы таким же прекрасным, но одиноким, лишенным чего-то очень важного и нужного.

А еще, чего она поначалу не заметила, завороженная немыслимым лазурным простором, истинную свободу море получало не сразу, потому что слева и справа суша окаймляла его парой темно-зеленых полос, выдающихся далеко в воду. И получалось, что огромное пространство морской глади частично заключено в оправу берега, очертаниями подобного круглой вазе со слегка зауженным горлышком. А там, за пределами этих береговых стражей, море обретало сапфировые переливы…

Мгновение спустя Айлин все-таки вдохнула воздух и едва не закашлялась – ветерок плеснул ей в лицо смесью ароматов – соль и хвоя, свежая рыба и что-то резкое, алхимическое! Получившийся запах должен был отталкивать, но вместо этого показался невероятно притягательным!

Она с трудом отвела взгляд от моря и посмотрела перед собой – лестница уходила вниз прямая, как стрела, заканчиваясь у самой поверхности воды… нет, она уходила в воду! Прямо в зеленовато-голубую аквамариновую волну с кружевной серебряной оторочкой! Сбоку, немного выше воды, к лестнице примыкала маленькая терраса с резной мраморной ротондой, тоже сахарно блестящей на солнце, и Айлин смутно вспомнила, что вроде бы в определенные часы море должно подниматься – как же оно не заливает эту ротонду? Или вода остается ниже? Впрочем, неважно!

Ничего неважно, кроме возможности сбежать вниз по этой лестнице! Полной грудью набрать горько-соленое дыхание моря, разлитое в воздухе, наклониться и зачерпнуть воды, плеснуть ее в горящее лицо…

– Госпожа нравиться? – вопросила Амина так гордо, словно сама создала и море, и берег, и даже эту лестницу.

– Оно прекрасно… – прошептала Айлин, удивляясь, как не разучилась разговаривать. – Так прекрасно, что плакать хочется… И смеяться… И смотреть на него вечно…

– Госпожа понимать, – торжественно подтвердила Амина. – У госпожа большое сердце, только в такое сердце можно поместить великий красота! Всеблагая Мать протянуть людям две руки. В одна ладонь давать людям пустыня, в другая ладонь – море!

Она протянула перед собой руки со сложенными лодочками ладонями, показывая, как Всеблагая это сделала. И на миг Айлин показалось, что Всеблагая Мать должна быть не рыжеволосой белокожей дамой, как ее всегда изображают в храмах, а вот такой – смуглой, с огромными черными глазами и пухлыми губами на точеном остроскулом лице. Статной, величественной, но не мягкой, а хищно-опасной, дарующей не только плодородие, но и шторма с бурями, палящий зной и мертвенный холод… С чего люди вообще решили, что мир создан для них?! Он сам по себе, его чудеса рождены чем-то немыслимым, непостижимым, и если завтра весь род людской исчезнет, море даже не заметит потери, да и потерей это не посчитает…

– У море есть берег, у пустыня есть край, – напевно продолжила Амина. – У всего есть конец. Только у человеческий разум и сердце нет берег и край. Человек может пересечь пустыня и переплыть море! Человек может победить бог! И даже смерть победить! Но труднее всего для человек победить сам себя. Если смочь себя, то все победить. И пустыня, и море, и боги. Если не смочь, то малый, как песчинка, слабый, как водяной капля. Ветер повеять – и нет человек. Так у нас в пустыня мудрецы говорить.

И добавила, вздохнув и улыбнувшись, будто стирая всю серьезность сказанного:

– Госпожа не думать про великое, госпожа идти купаться. Есть время думать, а есть время любить и радоваться. Господин заждаться свой любимый женщина! Амина сказать, чтобы никто сюда не ходить, госпожа не беспокоить. Платье снять, можно рубашка купаться. Рубашка снять – можно совсем голый купаться. Никто не увидеть, море не рассказать.

«То есть как никто? – в сладком смятенном ужасе подумала Айлин. – А как же Кармель?! Я была с ним в постели обнаженной, но вот так, посреди белого дня и в огромном море… Как это вообще можно вынести?! Такой стыд… и такой соблазн…»

– Пока госпожа купаться, Амина полотенце принести, – безмятежно сообщила мауритка. – Еда и вино тоже принести, море совсем голодный делать.

И ушла по лестнице, оставив Айлин совсем одну, ошеломленную и растерянную, полную ожидания, предвкушения и только что родившегося азарта – ведь если море точно никому не расскажет, получается, что она боится поверить Кармелю? А это уж точно не так!

– Есть время думать, а есть время любить и радоваться, – медленно повторила Айлин, снова полной грудью вдохнула ветер, несущий запах моря, и сделала шаг, спускаясь еще на одну ступеньку показавшейся вдруг бесконечной лестницы.

Запустила пальцы в шерсть подвернувшегося под руку Пушка и сделала следующий шаг. Потом еще, еще и еще… А потом лестница вдруг закончилась, и навстречу Айлин, обнаженный, мокрый, с прилипшими ко лбу волосами, блестя каплями воды на бронзовой коже, из моря вышел Кармель.

– Ты пришла, моя донна, – сказал он, улыбаясь, глядя на нее восхищенно и жарко. – Смотри, эта лестница уходит под воду. Ты можешь зайти так далеко, как захочешь.

«Могу, – согласилась про себя Айлин. – И не только по лестнице!»

* * *

Амина оказалась права, купание в море пробуждало просто зверский голод! Пока она плескалась, плавала и ныряла в детском восторге от ласковых теплых волн, мауритка накрыла в той самой ротонде стол – свежайшие булочки, масло и сыр, легкие мясные закуски и вино. Еще она принесла стопку огромных толстых полотенец, больше напоминавших одеяло. Едва Айлин вылезла из воды, искренне сожалея, что нельзя отрастить хвост и поселиться в море надолго, а то и навсегда, Амина тут же одним полотенцем ее вытерла, а другое, сухое, набросила на плечи, обмотала вокруг шеи, ловко подвернула, и Айлин оказалась в мягком уютном коконе. Подобрав край этого кокона, она с ногами залезла на широкую скамью, накрытую ковром, обложилась подушками, соорудив из них подобие гнезда, и почувствовала себя невероятно удобно и уютно.

Кармель, надев только штаны, пренебрег рубашкой и даже вытираться не стал, капли воды блестели на его могучем торсе и плечах, медленно высыхая от легкого ветерка.

– Госпожа кушать, – с притворной строгостью велела Амина, но посмотрела на Айлин ласково, словно тетушка Элоиза. – Господин большой, он в море не замерзнуть и сильно не проголодаться. Госпожа еще маленький, после море надо мясо есть, хороший вино пить, тогда тело и душа быть здоровый и крепкий.

– М-м-м… – отозвалась Айлин, жадно глядя на еду и сглатывая слюну. – Кармель, море всегда такое теплое?!

– Если нет шторма, то всегда, – отозвался магистр, открывая бутыль с вином. – Зимой, конечно, холоднее, но все-таки не так, как реки в Дорвенанте. Снег здесь выпадает редко, не везде и быстро тает, ну а лето – сама видишь. Скоро станет еще жарче.

– Жарче? – ужаснулась Айлин. – Это разве возможно?!

– Госпожа не бывать в пустыня, – покровительственно улыбнулась Амина, тоже присаживаясь к столу. – Арлеза тепло, есть вода и много деревья, боги благословить эта земля. В пустыня вода нет, деревья нет. Только в оазис есть, но пустыня большой, оазис мало совсем. Каждый оазис племя живет. Если вода уходить, оазис умирать, тогда племя либо воевать и чужой оазис брать, либо тоже умирать. Пустыня жарко так, что кровь кипеть! Солнце и песок, больше ничего! Караван идти много дней, везде песок, вода нет! Река нет, родник нет, колодец мало. Вода на верблюд везти. Вода кончиться, до колодец терпеть. Если колодец живой, караван тоже живой, дальше идти. Если колодец умирать, люди и верблюд умирать. В Арлеза хорошо, везде есть вода!

– Какой ужас, – искренне содрогнулась Айлин. – Зачем же люди там живут?!

– Люди везде жить, – пожала плечами Амина. – Где жара – жить, где холод – жить. Змея из пустыня возьми, в Дорвенант привези, змея сдохнуть. Медведь из Дорвенант возьми, медведь в пустыня сдохнуть. Люди крепче медведь и змея. В Дорвенант теплый шуба носить, в пустыня бурнус надевать. Между холод и пустыня лучше всего жить!

– Амина права, – подтвердил Кармель, разливая вино по бокалам. – В Арлезе, Итлии и Фрагане самый благодатный климат, но человек приспосабливается к чему угодно. А вот гули, которые тебя так заинтересовали, в холоде жить не могут, потому в Дорвенанте их не встретить.