– Для бороды?! – поразилась Айлин, бросив косой взгляд на спутников.

Алонсо самодовольно улыбнулся и огладил недлинную, но густую бороду, холеную и, как только теперь заметила Айлин, слегка завитую! Больше того, по бокам его борода была заплетена в пару тонких косичек, украшенных на концах костяными резными бусинами – точно такими, какие продавались здесь. А торговец – почтенного возраста седовласый маурит, собственная борода которого блистала чистым серебром волос и множеством золотых украшений, кивнул ее спутникам как добрым знакомым! Кармель – она не поверила глазам! – ответил ему кивком, потом посмотрел на Айлин и смутился, прямо как Саймон, выбирающий самую нарядную мантию для свидания и при этом уверяющий, что вовсе не стремится понравиться девице, просто надо же хотя бы иногда выглядеть достойно!

Скрыв улыбку, она отошла от прилавка, заметив, что Алонсо там задержался, и пошла к следующему. Женщины порой хотят купить что-то подальше от мужских взглядов, как верно заметил Кармель, но то же самое, пожалуй, относится и к мужчинам? Зато уж этот прилавок точно был предназначен для женщин, так что не получится никакой неловкости!

– Ай, красавица, подходи ближе! – заливалась торговка – крепкая рослая девица в мауритской одежде. Кажется, галантными товарами здесь занимался именно этот народ, и Айлин, уже хорошо знакомая с Аминой, вполне понимала, почему. – У Асият все для красота лица, для радость тела! Розовый масло! Жасминовый масло! Сандаловый масло! Лучший на базаре!

Говорила она, бойко мешая итлийский, фраганский и арлезийский, так что Айлин, которая неплохо понимала по-итлийски и немного хуже по-фрагански, вполне все разбирала. Ну а к непривычному произношению и упрощенной речи она привыкла у Амины. Кажется, на арлезийском базаре у нее и вправду не возникнет трудностей! Хотя зачем ей средства для красоты? У Амины их и так полно, а если что-то нужно купить, то мауритке виднее…

Уже изрядно устав от суматохи базара, Айлин посмотрела на прилавок почти равнодушно, скользнула взглядом по торговке. Что-то в ее облике казалось странным, но что? Одежда яркая, броская, но в этом ряду у всех торговцев такая, голос громкий, но приятный, так и хочется подойти и купить…

Айлин нахмурилась и подошла ближе к прилавку, но вгляделась не в многочисленные флаконы с лучшими маслами на базаре, а в лицо торговки. Вроде бы самое обычное… или нет? Что-то же привлекло ее внимание? Лицо как лицо, приятное, брови, правда, странные – слишком уж темные, еще и сросшиеся на переносице, но, может быть, у мауритов так принято? Глаза…

Глаза! Зрачки торговки оказались крохотными, как острие иголки! Такими крохотными, что даже на ярком свету это было бы странно, а ведь девица стоит в тени, да еще и под плотной занавесью!

От изумления еще не поверив себе, Айлин быстро глянула на руку торговки, которой та опиралась о прилавок. Ногти крепкие… очень крепкие и толстые! А лунки ногтей хоть и ухожены, как у благородной дамы, но их кожа даже на вид прочная и эластичная, привыкшая к изменениям особого рода. Так выглядят руки псевдонежити, меняющей облик! Сейчас – ногти, а в полнолуние или просто в приливе злости – когти!

Но ведь вокруг базар! Огромный город со множеством людей! И что, никто ничего не замечает?! Здесь что, некромантов нет?!

Она встретилась взглядом с торговкой. Та, вместо того чтобы обрадоваться состоятельной покупательнице, плотно сомкнула губы и отступила поглубже в тень.

– Здесь есть штатный некромант? Это нежить!

На последнем слове Айлин сообразила, что смешанная речь базара сыграла с ней дурную шутку, следовало говорить на дорвенантском, чтобы ее поняли только спутники, а она ненароком выпалила это по-итлийски. И хорошо, что не очень громко, а то ведь на базаре может вспыхнуть паника! Однако непредставимо наглая нежить ее, разумеется, услышала. И поняла…

Она ожидала, что торговка испугается, бросится бежать или даже оскалится, но та возмущенно уставилась в ответ, подбоченилась и заголосила – тоже на итлийском! – так, что у Айлин в ушах зазвенело.

– Иди отсюда, шумная женщина! Асият – честная гуль! Асият входную пошлину заплатила, базарную пошлину заплатила, стражникам долю заплатила, колдователю заплатила, воровской народ заплатила, что кричать?! Ну, мало-мало нежить, нет такого закона, чтобы нежить на базар не ходила, не торговала! Не хочешь масло брать, не бери! Хочешь – лучший масло даром бери, только уходи, покупатель не распугивай!

Глава 3
Гостеприимство по-карлонски

О том, что перед вечерним пиром гостю предстоит вместе с хозяевами посетить местную баню, Грегора, разумеется, предупредил Майсенеш.

Грегор в ответ только тяжело вздохнул, смиряясь с этой причудой карлонского этикета: в бане он побывал однажды, в самом начале войны с Фраганой, когда вместе с Диланом добирался в Озерный Край. Помнится, тогда они остановились в небольшом, но довольно приличном с виду трактире с возмутительно бессмысленным названием… Как же он назывался? «Дружелюбный призрак»? «Счастливый стригой»? Дилан пришел в полный восторг, он любил подобную чушь… В этом-то трактире и была баня, куда Грегор отправился, проявив вопиющую неосторожность! В памяти накрепко засело темное тесное помещение, заполненное раскаленным белесым паром, удушливая жара, пот, выступивший на уже чистом теле, отчего оно снова начало казаться грязным, резкий запах мокрого дерева… Не выдержав мокрой духоты и жара, Грегор тогда поставил охлаждающий щит и в результате прибыл в расположение армии, страдая от жестокой простуды.

Впрочем, Дилану ночлег в том трактире тоже обошелся неприятностями, хотя никаких щитов Эддерли-младший не ставил – наутро он то и дело потирал шею и жаловался на легкую слабость. Видимо, неудобно спал.

«Ну что ж, баня так баня…» Притом князь Ставор, с которым Грегор успел познакомиться и даже перемолвиться несколькими словами, произвел на него очень приятное впечатление. Если боярин Войцехович был все же простоват, хотя приятно радушен и заботлив, то в сдержанно-изысканных манерах и всем облике влашского князя буквально сквозила порода в сочетании с отменным воспитанием. Такой человек не примет участия в чем-то недостойном, и потому составить компанию ему и гостеприимному хозяину Грегор согласился охотно. Он рассчитывал как можно лучше присмотреться к обоим основателям Карлонской академии, тем более что контраст между карлонским стихийником и влашским некромантом, был заметен с первого взгляда и весьма любопытен.

В отличие от пестро разряженных карлонцев, князь Ставор, высокий и худощавый, черноволосый и смуглый, с тонким орлиным носом и острым взглядом темных глаз, был, как и сам Грегор, одет в черное, однако его длинный приталенный камзол, покроем напоминающий одеяния Аранвенов, блистал шитьем из драгоценных камней – ярким, но выполненным с большим вкусом. Вычурное богатство отделки Грегор воспринял с пониманием – если в Карлонии и Влахии репутация вельможи так сильно зависит от роскоши его одежды, неудивительно, что облик Ставора соответствует требованиям местного этикета. Грегор даже решил после бани, переодеваясь к пиру, надеть более нарядный камзол, чем тот, в котором приехал. Черный, разумеется, но с парадным серебряным шитьем, украшенным густо-фиалковыми аметистами. Нужно ведь показать хозяевам, что он с уважением относится к их традициям!

Местная баня немногим отличалась от той, которую он помнил, разве что размерами. Там, в трактире, в комнатке для мытья без особенных удобств разместились только сам Грегор и Дилан, прочим спутникам пришлось ждать своей очереди. В этой же свободно расположились хозяин дома, князь Ставор, сам Грегор и старший из сыновей Войцеховича, да еще осталось бы место для пары-тройки человек, но это, как понял Грегор, был уже вопрос должного статуса.

Раздевшись, и оба карлонца, и князь, что его немало удивило и даже заставило внутренне поморщиться, пренебрегли полотенцами, принесенными служанкой, и остались совершенно нагими. Грегор же тщательно обернул бедра тонкой светлой тканью. В конце концов полностью принимать местные обычаи ему не обязательно!

Вскоре выяснилось и еще одно отличие местной бани от той, трактирной. В этой, оказывается, были «веники» – огромные пучки прутьев, связанных между собой и похожих на розги, только с листьями. Сходство с розгами усугублял здоровенный котел, в котором эти самые веники замачивались, и от которого, снова заставив Грегора незаметно передернуться, шел запах сырости и мокрой листвы, густой и потому не слишком приятный. И вообще, в бане, на вкус Грегора, чувствовалось слишком много непривычных сильных запахов – от котла, от печи, в которой пылали дрова, от деревянных, ничем не обработанных, лишь гладко оструганных досок, которыми здесь было отделано решительно все! И, словно этого мало, наследник боярина плеснул на раскаленные камни какой-то жидкостью из нарочно принесенного с собой ковшика, так что все прошлые запахи перебил новый – густой, почему-то напоминающий о хлебе. Грегор затаил дыхание, торопливо поливая себя водой, но остальным этот запах, кажется, нравился. Боярин даже закряхтел от удовольствия, жадно втягивая кислый острый аромат раздувающимися ноздрями и став еще сильнее похож на медведя.

– А что, князь Григорий! – поинтересовался он на вполне приличном дорвенантском. – Правда ли, что у вас в Дорвенанте бани не строят? Как же можно жить без бани, а?

– У нас купальни, милорд Вой-це-хо-вич, – тщательно скрыв улыбку от такой наивности, отозвался Грегор и одновременно испытал чувство гордости за то, что смог выговорить эту проклятую фамилию, и снисходительности к боярину, который упорно звал его по имени. – Они совсем иначе устроены.

– Дров, наверное, не хватает… – с пониманием, как ему казалось, протянул боярин. – Или строить разучились? Раньше точно умели! Ваша-то знать род ведет из Вольфгарда, а северяне толк в банях понимают не хуже нашего. Эх, бедняги, как же без бани жить-то, а?

И он вылил на себя огромный ковш горячей воды, поведя мощными плечами и грудью, заросшей черным волосом так густо, что Грегор вдруг вспомнил чучело медведя в давно сгоревшей лавке Гельсингфорца.

– В каждой стране свои традиции, – очень любезно и уместно заметил Ставор, избавив Грегора от необходимости подыскивать достойный ответ. – Купальни тоже весьма неплохи. Арлезийские, например… В жару лучше не найдешь. Но и в бане имеется своя прелесть. Если вы, князь, изволите у нас побыть подольше, мы вас на охоту повезем. Поднимем для вас медведя, потешимся на славу, а вот потом вы на баню совсем иначе взглянете!

– И то дело! – радостно оживился боярин, растираясь грубой вязаной мочалкой. – Что за гостевание без охоты?! Вон какие молодцы с вами приехали, им небось тоже себя показать не терпится! Леса у нас богатые, коли медведя мало окажется, так можно кабанов стадо загнать. Или вот волки еще! Я-то уже старый, а сыновья мои волков прямо с седла бьют!

– Из арбалета или заклятьями? – осведомился Грегор, обдумывая, как бы поучтивее отказаться от охоты.

– Зачем?! – поразился боярин. – Плетью со свинцом! – И добавил с чудовищной наивной гордостью: – С одного удара череп серому раскроить могут!

Грегора замутило. Представился хруст кости, брызги крови и мозга… Ладно, демоны или нежить! Да и фраганцев на войне он нисколько не жалел, спокойно используя любые, даже самые беспощадные арканы. Но какое удовольствие можно находить в подобном занятии?!

– Я, признаться, не любитель охоты, – сказал он сдержанно. – Если мои спутники пожелают развлечься, против не буду, но сам я приехал ради создания Академии.

– И это успеем! – беззаботно пообещал боярин, укладываясь на длинную полку возле стены, среднюю из трех, расположенных одна над другой. – Ну, пора бы и попариться. Мирчо, сынок, займись делом!